- У тебя есть оружие! Почему же ты не использовала его против Рамиреза? Боже, ты ударила его сумкой, как девчонка. Почему, черт возьми, ты не воспользовалась своим дерьмовым пистолетом?
Я ощутила, как на щеках выступила краска. Что я могла ответить? Правда была еще неприглядней, чем стыд. Из этого ничего хорошего бы не вышло. Признайся я Морелли, что свой пистолет боюсь больше, чем Рамиреза, положила бы конец своему возможному существованию в качестве агента по ловле сбежавших из-под залога.
Морелли долго не раздумывал. Он издал возглас отвращения, оттолкнул ствол и забрал у меня пистолет.
- Если не готова пустить его в дело, нечего таскать с собой. У тебя есть разрешение на ношение оружия?
- Да.
И я была почти на десять процентов уверена, что оно законное.
- Откуда ты достала разрешение?
- Его достал Рейнжер.
- Рейнжер Манозо? Боже, он его сделал, наверно, в своем подвале. - Он вытряс пули из пистолета и вернул его мне. - Найди новую работу. И держись подальше от Рамиреза. Он чокнутый. Его раза три привлекали за изнасилование, и каждый раз оправдывали, поскольку жертвы всегда исчезали.
- Я не знала…
- Ты много чего не знаешь.
Его отношение начало доставать меня. Парень просто издевался. Я и без него прекрасно знала, что мне многое еще стоит узнать об арестах.
- Уйди с дороги. Хочешь сделать карьеру в сфере закона? Прекрасно. Дерзай. Только не учись на мне. У меня и без тебя проблем хватает, чтобы еще спасать твою задницу.
- Никто тебя не просил спасать мою задницу. Я сама бы спасла свою задницу, если бы ты не вмешался.
- Милая, да ты не найдешь свою задницу двумя руками в темноте.
Ободранные ладони дьявольски горели. Скальп болел. Колени мои тряслись. Мне хотелось вернуться домой и стоять под горячим душем пять или шесть часов, пока не почувствую себя чистой и не верну силы. Хотелось уйти подальше от Морелли и перегруппироваться.
- Я иду домой.
- Здравая мысль. Где твоя машина?
- На углу Старк Стрит и Тайлер.
Он распластался рядом с дверью и выглянул наружу.
- Все тихо.
Колени приняли устойчивое положение, а кровь высохла и коркой застыла на колготках. Хромота выглядела бы уступкой слабости, которую не хотелось демонстрировать к удовольствию Морелли, поэтому я медленно двинулась вперед, охая про себя многократно, но, не произнося ни слова. Когда мы достигли угла, я осознала, что он прошел со мной весь путь до Старк Стрит.
- Мне не нужен эскорт, - заявила я. - Я в порядке.
Он взял меня за локоть, таща вперед.
- Не льсти себе. Я не в такой степени забочусь о твоем благополучии, как о том, чтобы убрать тебя, черт побери, с моего пути. Хочу убедиться, что ты испарилась. Хочу увидеть твою выхлопную трубу, исчезающую в лучах заката.
Удачи тебе, подумала я. Моя выхлопная труба где-то на Шоссе 1, так же как и глушитель.
Мы достигли Старк Стрит, и я неровной походкой устремилась к своей машине. И часа не прошло, как ее оставила, а за это время ее разукрасили баллончиками с краской сверху донизу. Большей частью в кричаще розовый и зеленый, а доминирующим словом по обеим сторонам было «киска». Я проверила номера и посмотрела на заднее сиденье. Коробка с «Фиг Ньютонс» все еще валялась там. Да, это была моя машина.
Еще одно унижение в целой куче, накопившейся за этот день. Заботило ли это меня? Не очень. Сил у меня не было. Я приобрела иммунитет к оскорблениям. Поискав ключи в сумке, нашла их и вставила в дверь.
Морелли изумленно смотрел, сунув руки в карманы, усмешка начала проступать на его губах.
- Многие находят удовольствие в раскрашенных машинах и заказных буквенных номерных знаках.
- Прикуси язык и заткнись.
Морелли откинул голову назад и захохотал. Он смеялся от души и столь заразительно, что если бы я не была столь выбита из колеи, посмеялась бы вместе с ним. Как бы то ни было, я распахнула дверь и втиснулась за руль. Повернула ключ, выпустила струю вонючего дыма и оставила его в выхлопном облаке, оглушив шумом, который, я надеялась, превратил его внутренности в желе.
* * * * *
Официально я жила на восточной городской окраине Трентона, но на деле мой район был больше округ Гамильтон, чем просто Трентон. Мои апартаменты располагались в уродливой коробке из красного кирпича, построенной до эпохи центрального кондиционирования и утепленных окон. Всего было восемнадцать квартир, распределенных по трем этажам. По современным стандартам огромной моя квартира не была. Бассейнов и теннисных кортов не прилагалось. Лифт все время ломался. Ванна была старомодной «Патридж фэмили» неописуемой красоты цвета горчицы и с туалетной мебелью, отделанной в стиле «французская провинция». Кухонные принадлежности так себе.
Лучшее в моем жилье было то, что построили его из прочного материала. Звуки не проникали в соседние квартиры. Комнаты были просторные и солнечные. Потолки высокие. Я жила на втором этаже, и окна выходили на небольшую частную парковку. Дом был построен до балконного бума, поэтому я была счастливой обладательницей старомодной пожарной лестницы, спускающейся мимо окна в спальне. Идеальное место для сушки колготок, карантина для комнатных растений от тли и достаточно просторное, чтобы посидеть снаружи душной летней ночью.
А самое важное, это уродливое кирпичное здание не было частью комплекса из таких же уродливых кирпичных строений. Оно стояло само по себе на улице с магазинчиками и в окружении современных домов. Очень похоже на жизнь в Бурге… но лучше. Моя матушка с трудом дотягивалась сюда своим заботливым крылом, а булочная была всего лишь в квартале от меня.
Я припарковалась и прокралась к черному входу. Поскольку Морелли поблизости не наблюдалось, мне не нужно было храбриться, поэтому я стонала и хромала всю дорогу до двери квартиры. Оказав себе первую медицинскую помощь, я приняла душ, потом переоделась в футболку и шорты. Коленки мои были содраны, а синяки на них уже приобрели все цвета фуксии и полуночного неба. Локти были в не лучшем состоянии. Чувствовала себя подростком, сверзившимся с мотоцикла. Воображаю, как распеваю «Получилось, получилось», а в следующее мгновение уже валяюсь на земле, как дурочка, с ободранными коленями.
Я прыгнула на кровать, распластавшись на спине. Это была моя любимая поза, в которой я обычно размышляла о тщетности бытия. В ней были явные преимущества: можно было вздремнуть, пока какая-нибудь гениальная мысль не осветит разум. Похоже, я долго так провалялась. Ничего выдающегося не пришло мне в голову, но я слишком была возбуждена, чтобы спать.
