— Вы считаете, что я пригласил бы вас снимать цикл о моей стране, не познакомившись с вашими работами?
— Ну… У вас же есть всякие эксперты и советники.
— И даже одна советница. Так вот, она просто без ума от ваших зеленых нарядов.
— От нарядов или программ?
— Между прочим, это именно она открыла для меня вашу программу «Шатер кочевника». Французский канал «Культюр». Каждый четверг ровно в три. Ужасно неудобное время!
— По-моему, лучшее для детей.
— Для меня — неудобное. Но зато потом, когда появились все ваши ролики, мы несколько вечеров смотрели их все подряд.
— Мы — это вы и советница?
— Да. И она каждый раз восхищалась вашими зелеными платьями. Кстати, этот палантин подбирала для вас именно она. И я очень надеюсь, что вы с ней подружитесь.
— Это обязательное условие моей будущей работы? Деловых отношений недостаточно, нужна именно дружба? — добавила я, потому что он не торопился с ответом.
— Дружба всегда лучшая спутница любого дела. Не так ли? — наконец, улыбаясь, заявил он.
— Конечно. Хотя обычно дружба не только является условием, но и диктует свои правила, в определенном смысле связывая человека.
— А вы предпочитаете независимость?
— Между прочим, мои зеленые наряды — не моя прихоть, а условие спонсора программы, фирмы «Зеленый лионский шелк». Вы, наверное, знаете, что реклама на канале «Культюр» запрещена. Но как иначе заполучить инвестора? А это очень маленькая старинная мануфактура, где по сей день практически вручную изготовляют ткани, причем только зеленые. Они стоят страшно дорого! Вот я и наряжаюсь в их продукцию, а в конце в титрах малюсенькими буковками стоит благодарность «Зеленому лионскому шелку» за дружески предоставленные ткани для одежды ведущей. И, как ни странно, работает! С момента выхода моей программы у них заметно повысились продажи. Оказывается, все их новые клиенты раньше даже не подозревали о существовании такой фирмы! Но это конечно же коммерческая тайна… Ох, а к чему я это все рассказываю?..
Он смотрел на меня, пристально и почти не моргая. В повисшей тишине слаженно пели цикады, журчала вода в фонтане, загадочно потрескивали фитильками расставленные вокруг нашего ковра светильники — совершенно нереальные во внутреннем дворике здания, напичканного электроникой.
Все остальное тоже было нереальным: этот толстенный ковер на террасе с наваленными на нем кучами разноцветными подушками всевозможных размеров и форм, в неровном свете масляных фонариков переливавшимися шелком, бархатом или золотом кистей; низенький столик под парчовой сияющей скатертью с невероятными угощениями в невероятной же по красоте золотой и серебряной утвари; пузатые тонкогорлые и тонконосые кувшины, тоже сияющие и мерцающие золотом и серебром, будто перемигивающиеся с небывалой россыпью звезд на темном небе, среди которых молодой месяц плыл самой настоящей золотой лодочкой из «Тысячи и одной ночи». И мужчина в средневековой одежде, который напротив меня возлежит на подушках, отделенный лишь этим столиком с царской трапезой и утварью, тоже оттуда, тоже из сказок таинственной Шахерезады. Да и я сама, закутанная в бархат и меха, пожалуй, тоже больше не принадлежу двадцать первому столетию. Вереница светильников, кольцом сомкнувшаяся вокруг ковра, превратила его в ковер-самолет, и он перенес нас в иное, сказочное измерение, не подвластное времени вообще.
Я видела все это и одновременно — глаза моего принца и его лицо, по которому пробегали отблески и тени. А он все так же неподвижно смотрел на меня. Вдруг сонно курлыкнул павлин, белым изваянием дремавший у фонтана.
Мой принц мотнул головой, руками откинул назад концы своей куфьи, улыбнулся.
— Вот как? Безусловно. Ловкий рекламный ход очень важен. Знаю. Я тоже когда-то изучал маркетинг.
— Маркетинг?
Слово резануло слух, оно совсем не подходило сказке.
— Да, маркетинг, теорию управления, даже немного — банковское дело. Но, в основном, экономику, право, политологию, ораторское искусство. Кстати, риторику я изучал именно во Франции.
— Вот как?
Он неожиданно рассмеялся.
— Передразниваете? Изучал риторику, а сам без конца повторяю «вот как?».
— Повторите еще раз.
— Что? — Он изумленно приподнялся на локте.
— Скажите еще раз: «Вот как?», — пьянея от собственной смелости, попросила я.
— Зачем?
— Мне очень нравится…
Он приоткрыл рот, видимо собираясь произнести свое: «Вот как?», но усмехнулся и лукаво переспросил:
— Так что же вам очень нравится?
— Арабская кухня, — безмятежно заявила я и в качестве подтверждения положила себе на тарелочку первое, что попалось под руку, — какой-то запеченный фрукт.
— Многие гости с Запада ее не любят, — многозначительно произнес он.
— Просто я люблю пробовать все новое.
— Значит, вы любите приключения, не так ли? — Его глаза призывно блеснули.
— Ну я бы так категорично не сказала… — Я опустила голову и пыталась очистить взятый фрукт.
Взгляд моего принца больше сомнений не вызывал. Только бы он не увидел, как у меня трясутся руки, думала я, мучаясь с неподатливой шкуркой загадочного фрукта.
— Вы позволите вам помочь?
Я вздрогнула, как от удара электричеством, когда он забрал у меня фрукт. Он тоже вздрогнул — короткое прикосновение его пальцев вызвало разряд.
— Ого! Статическое электричество!
— Физику вы тоже изучали?
— А еще — ботанику: Это называется айва. — Он улыбнулся и стал чистить желтый фрукт.
— Айва, — послушной ученицей повторила я, наблюдая, как ловко он управляется с этой айвой. И тут же представила себе слишком отчетливо, как его пальцы касались бы меня, как стянули бы платье и гладили бы мои плечи, спину, а его губы…
— Вот. — Он уже протягивал мне очищенную айву.
— Спасибо. — Не поднимая глаз, я потянулась рукой к айве.
Но он отрицательно покачал головой, отрезал от айвы кусочек, нагнулся ко мне и прошептал:
— Нет, откройте рот.
Я изумленно посмотрела на него. Он откровенно ласкал меня взглядом!
— Спасибо, но я вполне справлюсь сама…
Он опять покачал головой:
— Открывайте рот.
Но я не могла решиться. Я не решалась даже сглотнуть комок, предательски подступивший к горлу!
— Что такое? Вы больше не хотите айвы?
Я кашлянула и комок все-таки сглотнула.
— Конечно же хочу.
— Ну так берите!
Он улыбался и держал кусочек айвы прямо перед моим ртом. И смотрел с надеждой. Меня же опять начинало знобить.
— Я правда могу сама, спасибо.
