До места Лешкиного интервью ехать минут пять. Железнодорожные пути, какие-то павильоны…
– Это и есть студии, – вслух догадывается Лешка, и в его голосе слышится напряжение. Мое сердце тоже тук-тук. Стучит, застукивая Лешкино напутствие:
– Бельчонок, стой тут. Не знаю, сколько это займет времени, но по-другому не получится. Или стой тут, или едь снова в кафе… Нет, лучше тут.
– Лешенька, дорогой, не волнуйся. Мы делаем все, что в наших силах. Остальное – как Бог даст. Как будет, так будет. Иди. Я тебя очень люблю.
Мы прижимаемся друг к другу лбами. Он выхлопывается из машины, идет к проходной и исчезает за дверью. Еще минуту смотрю на место, где только что было Мишкино тело – вдруг оно материализуется снова? – потом отвожу взгляд и оглядываюсь вокруг. Надо осваиваться.
«Виба» припаркована у большой круглой клумбы. Выйдя из машины, изучаю всевозможные знаки на предмет разрешения здесь стоять. Штраф за неправильную парковку – одно из самых неприятных сюрпризов американского образа бытия. Не успеешь оглянуться – зеленый конвертик с билетиком внутри уже под твоим дворником. Потом хочешь не хочешь, а плати. Иначе будет хуже – вольница не пройдет. Внимательно осмотревшись, успокаиваюсь: мин нет. Зато есть жара. На дворе апрель, всего десять утра, а солнце припекает.
Открывают двери. Достаю лэптоп. Впервые с момента отъезда из Болдера. Учеба отсюда кажется чем-то нереально далеким, но я борюсь с соблазном расплавиться в калифорнийской неге. Надо работать. Через неделю comprehensive exam – финальный экзамен перед допуском к защите. Открываю файлы по любимой теме – постмодернизм. Забавные ребята. «Объявим войну тотальности!» Жан-Франсуа Лиотар. Так… И чего это он ее объявлял? Читаю. «Философия постмодернизма возникает как реакция на духовный кризис западной современности, нашедшей свое выражение в фашизме и прочих тоталитарных явлениях». Да уж. Нужно было приехать учиться в США, чтобы окончательно убедиться в том, что истоки тоталитаризма не замурованы в кремлевских стенах. Итак, постмодернизм – бунт против тоталитаризма западных просветительских идеологем. Против всех порабощающих «измов»: и марксизма, и либерализма. Против любой обобщающей тотальности, уничтожающей разность. Против традиции. «Но разве общество возможно без традиции?» – размышляю я, поднимаю глаза от книги, и вздрагиваю, видя крупный план Лешки, нависшего надо мной.
Медведь смотрит на меня и как будто не видит.
– Что? – пугаюсь.
– Я остаюсь до вечера, – произносит он куда-то мимо. Я молчу. В голове Лешке прорабатываются программы, и нужно подождать пока они не выдадут на-гора результат.
– Ты доедешь сама до гостиницы?
– Конечно, доеду…
Снова пауза.
– Ну, что там? – не дождавшись продолжения, решительно требую я. – Как собеседование? Как??
– Да… – тянет Лешка, и я окончательно понимаю, что он не со мной. – Нормально вроде все… поговорили… Но им важно увидеть, что я могу… Вот надо поработать… Вечером, наверное, что-то станет понятно…
– А когда вечер-то? Когда за тобой приезжать?
– Приезжай к шести. И будь на телефоне. Если что, я позвоню.
– Давай, удачи.
Я смотрю уходящему Лешке вслед, и мне становится грустно. Вот так, без всяких сантиментов: «Если что, позвоню». И без поцелуя… Стараюсь не поддаться обиде. Лешку можно понять. Он так долго к этому шел… Победить или умереть… Не до нежностей. А все равно грустно. И страшно. «Доеду, не волнуйся», – это я, конечно, героическая женщина. Только доеду ли? Нужно еще раз просмотреть маршрут.
В поисках Интернета снова возвращаюсь к «Хлое». Есть контакт. Итак, где я? Открываю карту, проезжаю маршрут от гостиницы до места, где сижу. Нечаянно не туда кликнув, увеличиваю масштаб карты до незапланированного размаха. Вижу океан. И вижу прямой путь к океану. Не по магистралям – по бульварам и авеню. Сердце замирает от открывающихся перспектив. Приглядываюсь повнимательнее – маршрут прост. Гранд-бульвар – Хаперион-авеню – Хувер-стрит – Санта-Моника бульвар. Через Западный Голливуд и Беверли-Хиллз – ах! – до самого океана. Проверяю время проезда – один час шестнадцать минут. Ну, понятно, что будет дольше, но успею же! Сейчас одиннадцать. Пусть в час дня я там. Пару часиков на океане. Два часа назад. Как раз!
Возбужденная, еще раз проверяю маршрут. Выписываю все повороты на бумажку. Их реально немного: раз, два, три. Оправдание готово: чем ехать по этим жутким магистралям в мотель и страдать там от переживаний за Лешку, уж лучше двигать на океан и не иметь времени ни на какие переживания! Пусть всегда будет солнце! Откладываю в сторону постмодернистов, решительно завожу мотор. Поехали!
По сравнению с магистралями дорога прекрасна. Больше стою, чем еду – светофор на светофоре. Успеваю рассматривать людей. В основном они сосредоточены на автобусных остановках. В большинстве своем черные и латино. Улыбаюсь задорным мыслям, проносящимся в голове. «Эх, жаль, что мой папа был только на четверть африканцем – я бы вписалась в эти дружные черные ряды. А так ни то ни се…» На очередном светофоре пытаюсь посмотреть на себя в зеркало. Мда… На латино тоже не похожа. Выгляжу как хорошо загоревшая европейка – не обманешь. Ну и ладно. «Не очень-то и хотелось, – гордо реагирую на воображаемое презрение местной братвы. И тут же переключаюсь на другую мысль: – Интересно, а как они здесь без машины?» И действительно – как здесь без машины? Этот простой вопрос не приходил мне в голову раньше. Что если Лешка все же останется здесь работать? Задумываюсь…
По мере приближения к океану картина меняется и меняются люди. Вот Западный Голливуд. Уже лучше. Ага, а вот и они – продуктовые магазинчики. «Светлана», «Ирина», «Одесский гастрономчик»… Ресторан «Трактир»… И, конечно же, наши лица, массово уехавшие из СССР при падении железной перегородки. С любопытством всматриваюсь. Нашли ли они то, что искали? «Наверное, здесь трудно быть несчастным», – думаю, гладя на пальмовые аллеи, надвигающиеся на меня справа. Невероятно! Я в Беверли-Хиллз.
Слева высотки, справа – гигантских размеров пальмы и таких же размеров дома. За дорогой следить трудно – голова тянется к цветочной роскоши, прячущейся за громадными зелеными изгородями. Царство роз, в котором Герда забыла о своей любви к Каю. Отгоняя мысль о свойстве женщин быстро забывать о любви, возвращаю взгляд на дорогу и упираюсь в очередную надпись. Родео-драйв. Это же та улочка, где не обслужили «Красотку» – героиню Джулии Робертс! Видит Бог – я не планировала эту остановку! Руль сам поворачивает вправо.
Я на Родео. Нужно развернуться. Мне на другую сторону – туда, где небоскребы. Развернусь на перекрестке… Нет, проеду еще чуть-чуть. Боже, какая красота! Дома в испанском колониальном стиле – черепичные крыши, кованые ворота, дворики с фонтанами, светлые стены, орнаментная плитка во дворах… И зелень. Огромное количество зелени. Лилии, маки, магнолии, пальмы… Ароматы дурманят, и «Вибуля» сбавляет ход.
