— Ладно, ты прав, я совершенно не читаю книг, спросила просто для поддержания разговора. На самом деле, я лишь смотрю сериалы. Знаешь, есть такой сериал, очень интересный, про любовь, я тебе сейчас расскажу в чем там дело.
— Побереги мои нервы.
— Ооочень интересный. Там девушка случайно стала свидетелем убийства. А главный герой вместо того, чтобы ее убить влюбился и заставил ее выйти за него замуж. А еще у героя был дядя, который на самом деле его отец, но тот об этом не знал и поэтому…
И я принялась рассказывать со всеми подробностями содержание первых десяти серий турецкой мелодрамы, которую сама не смотрела, но знала наизусть благодаря Алене, на днях подруга все уши прожужжала, только об этом и могла говорить. Я слушала вполуха, а вот надо же, все запомнила, что пришлось теперь очень кстати.
Я кривлялась как могла: растягивала слова, специально закатывала глаза в самых романтичных местах, размахивала руками, так что руль приходилось перехватывать то одной рукой, то другой, и каждую секунду норовила схватить Третьякова за плечо.
Я думала, он взбесится, но он неожиданно улыбнулся, а потом расхохотался.
— Ладно, Антонова, я все понял. Но пожалуйста, теперь помолчи немного.
Я припарковалась около торгового центра.
— На выход, мы приехали.
Мы вылезли из машины и направились в сторону крутящихся дверей. Я нагло подхватила Третьякова под руку, делая вид, что так и надо.
Мы поднялись на третий этаж и вошли в зону кинотеатра.
— Так, давай выбирать фильм, — скомандовала я и потащила его к табло.
На ближайшее время обнаружилось только два сеанса: какая-то криминальная драма и фильм ужасов.
Ужастик — это то, что нужно, лучше не придумаешь. Во время страшных моментов я смогу схватить его за руку или непроизвольно прижаться. Посмотрим, как ты запоешь тогда.
— Мы идем на ужастик, — объявила я, — надеюсь ты ничего не имеешь против ужастиков?
— Я их обожаю, — сказал он с кислым видом, из чего я заключила, что фильмы ужасов не его жанр.
— Так, билеты берем вот на эти места, — я указала пальцем на серединку последнего ряда, — и еще я хочу попкорн.
Третьяков купил билеты, взял, как специально, самое большое ведро попкорна и мы прошли в зал.
— Последний ряд? — хмыкнул Третьяков.
— Да, я всегда сюда сажусь.
— Ничуть не сомневался.
Я прикинула, стоит ли мне и теперь обидеться, решила, что не стоит, иначе мы разругаемся еще до начала сеанса. Если уж упоминание о Зимине и о моей тупости пропустила мимо ушей, то и тут как-нибудь прорвемся. Так что просто сделала вид, что не поняла его намека.
— В том смысле, что отсюда лучше всего видно, глаза не болят. Если ты что-то имеешь против… — произнесла я как ни в чем не бывало.
— Нет, все отлично.
Мы плюхнулись в уютные мягкие кресла и уставились на экран. Попкорн я расположила посередке между нами, а сама разместилась поближе к парню. Начались рекламные блоки.
Я жевала попкорн и поглядывала на Третьякова, тот пил свою воду и тупо смотрел на экран. Если так пойдет и дальше, за весь фильм наши отношения, которых в сущности и нет, не продвинутся ни на шаг.
— Мне вот этот фильм понравился, а как тебе? — наклонилась и шепнула ему на ухо, во время показа очередного трейлера. Это был первый раз, когда я оказалась так близко к его лицу, не считая быстрого поцелуя на сцене. Отметила, что от одежды и кожи пахнет свежестью и чем-то еще непонятным, но притягательным.
— Нормально.
Реклама закончилась и замелькали вступительные кадры фильма. Первые пятнадцать минут я смотрела спокойно, но вскоре начала понимать, что фильм полный п..ц. Отложила попкорн, нашла в темноте руку Третьякова и вцепилась в нее совершенно непроизвольно, забыв о том, что это было как-бы мной запланировано. А потом уткнулась ему куда-то в район плеча, чтобы не смотреть на экран.
— Извини, кажется я переоценила свои силы, — шепнула я.
— Может, уйдем? — шепнул он в ответ.
— Нет, все нормально. не знаю, зачем я выбрала этот фильм.
— Зато я знаю. Чтобы появился повод вцепиться в мою руку.
— Вот еще. Помечтай. Просто мне страшно.
И я еще теснее прижалась к нему, до такой степени, что вторая рука скользнула на грудь, а лицо переместилось ближе к шее.
Я прикрыла глаза. Даже если бы захотела, то ни за какие коврижки не отпустила бы его сейчас. Но что самое странное, мне и не хотелось.
«Почему я не испытываю такие ощущения ни с Панкратовым, ни с Зиминым?» — хотелось закричать мне. Почему черт возьми он??? Я уже не слышала ни зверских криков, ни пробирающей до костей музыки, основной функцией которой было подготовить зрителей к чему-то ужасному. Хотелось, чтобы мгновения тянулись и тянулись. Перед глазами возникло видение: вот я перебираюсь к нему на колени, обвиваю шею, зарываюсь пальцами в волосы, а его сильные руки скользят по моей талии, обнимают сзади и прижимают к себе. Крепко, жестко. Его глаза смотрят цепко, тяжело, как может смотреть только он, но на это раз вместо обычной снисходительности в них читается неприкрытое, срывающее крышу желание.
О боже, никогда еще меня не посещали сексуальные фантазии такого плана, если я обнимаюсь с парнем, к тому же на подобном фильме. Видение предстало таким реальным, что я непроизвольно прикоснулась губами к его плечу и поцеловала, с опозданием сообразив, что делаю. Слава богам, через одежду он не мог ощутить этого прикосновения, вот бы, наверное, повеселился. Или решил, что я сошла с ума.
Я отпрянула от него и вернулась на свое место.
Он повернул голову и взглянул на меня, даже в темноте я ощущала взгляд.
— Уже не страшно, — шепнула я, — спасибо за поддержку.
Теперь я откинулась назад и снова прикрыла глаза. Он сидит здесь, совсем рядом, я чувствую исходящее от него тепло, и, если чуть подвинуть ногу, касаюсь своим коленом его ноги, невесомо, но этого достаточно, чтобы появилась слабость в ногах и во всем теле. Моему телу комфортно, приятно и спокойно сидеть с ним вот так рядом, что больше никого вокруг не нужно, и не нужно слов. И….
— Дамы и господа, сеанс окончен.
Свет ударил по векам, заставив сощуриться, и я поняла, что в первый раз в жизни пропустила весь фильм.
— Хорошо спалось? — осведомился Третьяков, подавая мне куртку.
— Не очень.
— Что так?
— Сон дурацкий приснился. Я теперь точно знаю, что терпеть не могу ужастики.
— А мне понравилось.
— Неужели?
Ну вот, пока я как последняя идиотка представляла невесть что, Третьяков и ухом не повел. Сидел и преспокойно смотрел фильм, и тот ему даже понравился, при том, что я не запомнила ни слова.
Вместе с другими зрителями мы покинули зал, и направились к выходу. Я шла молча, косилась на Третьякова и пыталась списать свои чувства на временное помутнение. В конце концов, это я должна была его соблазнять, а не он меня, а что в итоге? Я, как дура, мечтала о том, что окажусь в его объятиях? Нет, я не должна и мысли допускать, что он может мне нравиться. Это только пари, ничего больше. Глупое, безответственное поведение, которое привело к вот таким вот последствиям. Нельзя допустить, чтобы я хоть на секунду больше, чем это нужно для дела, думала о нем.
— Отвезу тебя домой, — предложила я, когда мы подошли к моей Ауди и Третьяков забрал свой рюкзак.
— Не стоит, остановка рядом.
— Ладно, как скажешь, — весь задор пропал, осталась только слабость и дурацкое ощущение, что я вновь в своем детстве, расшибая лоб в кровь бьюсь в закрытую дверь, пытаюсь получить одобрение от того, кому до меня нет никакого дела.
— Пока, Антонова, увидимся на лекциях.
— Давай.
Он повернулся чтобы уйти, я же развернулась к машине с намерением заползти в салон, чтобы остаться одной. Тогда я смогу дать волю обуревавшим меня чувствам.
Но вдруг сделал шаг назад и притянул меня к себе.
— Когда я сказал, что мне понравилось, я имел в виду не фильм, Антонова, а ужастики терпеть не могу.
