Я прикрываю глаза и разочарованно стону. Фигня какая-то. Я этого парня в жизни не видел и понятия не имею, откуда тот мог узнать обо мне столько информации, а главное, зачем отправил сюда Иру?
Когда я забираюсь под одеяло, на улице уже светает. С надеждой проверяю мессенджер, но Ире так никто и не написал. Ладно, нужно просто отпустить эту ситуацию. Представить, что она родила до того, как я здесь появился, и я понятия не имею о состоянии ее здоровья и о том, что где-то в больничных белых стенах остался ее сын.
Просыпаюсь под утро и сразу же ухожу из дома. Не знаю, чем себя занять, но и сидеть в четырёх стенах тоже не хочется. Решаю, что нужно бы проведать мать с отцом, после приезда еще не виделся с ними, и жалею о своём решении сразу же, как открываю входную дверь родительской квартиры.
Из кухни доносятся божественные запахи фирменного пирога нашей семьи, а также женские голоса. И оба я могу узнать из миллиона. Немного севший и хриплый — моей матери; и тягучий, с нотками приторности — моей бывшей жены.
— Сын, рад тебя видеть. — На звук закрывшейся за моей спиной двери из комнаты выходит отец, и давать заднюю уже поздно.
Кажется, словно за те полгода, что я не видел его, он ни капельки не изменился, и меня это радует, потому что в последнее время у отца начались проблемы со здоровьем.
Все ещё непривычно видеть его седым и сутулым, ведь в молодости он всегда был спортивным, подкачанным, с густой шевелюрой и аккуратной бородкой. Именно такой он до сих пор в моей голове.
— И тебе привет. Прости, что не заехал раньше, нужно было порешать некоторые дела. Вот, привез вам с мамой подарки, — указываю на пакеты в руках, — и продуктов купил, а то я знаю вас, небось все еще экономите, считая, что ваши дети нуждаются в финансовой поддержке, — по-доброму поддеваю его, а сам всеми чувствами и клеточками тела сейчас сосредоточен на разговоре, который доносится из кухни. И быстрых шагах, что приближаются ко мне.
— Максим, ну наконец-то, — радостно восклицает мать, и я заключаю ее в объятиях. — А я прямо как чувствовала, что ты заглянешь сегодня, со Светочкой пироги затеяли, твои любимые.
Она заглядывает мне в глаза, ища одобрения, а я из последних сил сдерживаю себя, чтобы не скривиться при упоминании о моей бывшей жене. Я не стал разглашать родным истинное положение дел и причину нашего развода, потому что Свету они знают с детства — мы выросли на одной лестничной площадке — и любят ее словно родную дочь. И ее, и мои родители нарадоваться не могли, когда узнали о том, что между нами вспыхнула любовь, а потом долго пытались выяснить, что же произошло на самом деле, и помирить нас.
После предательства жены я сказал родным, что мы не ужились, и попросил больше никогда не возвращаться к этой теме. Мне не нужны были их жалостливые взгляды, их и так в тот период моей жизни было предостаточно.
У меня сложный и упертый характер, поэтому мать решила, что дело было во мне, и до сих пор относится к Свете как к горячо любимой невестке. Несколько раз даже намекала на то, что та не прочь попробовать вновь, и я с трудом сдерживал себя, чтобы не сказать чего лишнего о Свете.
— Спасибо, мам, я как раз очень голоден, — на моем лице растягивается улыбка.
Представляю, как удивится моему появлению бывшая жена, а потом наверняка решит, что это ее шанс заполучить меня обратно. Вот только никаких «нас» уже не может быть. Не после того, как она прожила полгода с каким-то мужиком, пока я ходил с тростью и перенес несколько операций. А все из-за проклятого швейцарского курорта, куда меня потащила Света. Отлично покатались на лыжах: перелом бедра, а потом мой организм отторгал «штырь» и кость никак не срасталась. Мне казалось, этот ад никогда не прекратится. Клиники, капельницы, операции, трость, хромота. А несколько первых месяцев вообще был практически прикован к постели. В какой-то момент я начал отчаиваться, особенно когда у нас закончились деньги, а в таком состоянии работать я бы не смог.
— А ну, проходи давай, чего же ты стоишь в дверях, — суетится мать, забирая у меня куртку и расспрашивая, как я добрался до дома и когда планирую снова уйти в море. — Эх, с этой работой ты так никогда не создашь нормальную семью. Завязывай давай. У тебя уже и квартира хорошая есть, и машина, найди что-то здесь, какая жена выдержит такое? По несколько месяцев в год находишься дома, а все остальное время отсутствуешь.
— Мам, ты ведь знаешь, что ничего другого я делать не умею, — целую ее в щеку и улыбаюсь. Она мечтала, чтобы я пошёл по ее с отцом стопам, но преподаватель из меня вышел бы никудышний. Да и сколько бы я получал за это?
Я прохожу в кухню и на мгновенье застываю. Света стоит ко мне спиной, возится у плиты. Ее тело словно натянутая струна, она напряжена, наверняка услышала мои тяжёлые шаги и знает, что я здесь.
Она ничуть не изменилась. Все такая же стройная, с длинными русыми волосами. Тонкие пальчики с идеальным маникюром, модный спортивный костюм, в котором скорее нужно покорять мужчин в зале, а не кухню. Она поворачивается ко мне, и на ее лице появляется натянутая улыбка.
— Макс? Вот уж кого не ожидала увидеть. Давно вернулся? — Она вытирает руки о передник, ведёт себя непринужденно, словно нет между нами той пропасти, которую создала она сама. Медлит лишь мгновенье, а потом делает навстречу мне несколько шагов и тянется за поцелуем.
Я поворачиваю голову в сторону, и ее губы лишь слегка задевают мою щеку. Но и этого достаточно, чтобы все внутри меня заполнилось желанием стереть с кожи ее прикосновения. Я не могу удержаться, подношу ладонь к лицу и, не отрывая от нее взгляда, демонстративно стираю мерзкий поцелуй. Словно меня поцеловала не красивая и некогда желанная девушка, а уродливая лягушка.
Света поджимает губы и хмурится. Пытается скрыть своё недовольство, но у неё всегда были проблемы с этим. Можно читать её как раскрытую книгу и с ходу понять, приятен ей человек или нет.
— Раиса Анатольевна, я, наверное, пойду к себе. Не буду мешать вам наслаждаться семейным ужином.
Мать не замечает издевки в ее словах. Девушка не отрывает взгляда от моих глаз. Потом внимательно осматривает меня с ног до головы — точно так же, как и я ее минуту назад.
— Эта борода тебе по-прежнему не идёт, — хмыкает она и резкими движениями стягивает с себя фартук.
Мне хочется чувствовать абсолютное безразличие к ее словам, хочется наконец-то окончательно избавиться от ее чар, но не получается. Стоит увидеть Свету, и меня отбрасывает назад, туда, где я безумно любил ее, и это фантомное чувство до сих пор сидит внутри моей груди, время от времени выползая наружу.
— Светочка, ну куда ты собралась? — Следом за мной в кухню входит мать и бросает в мою сторону осуждающий взгляд. — Мы ведь полдня готовим, давай с нами посиди, с Максом вон сколько времени не виделись.
— Я провожу Свету, — предотвращаю все эти уговоры матери и наигранные отнекивания бывшей, которые обязательно закончатся тем, что мне придётся сидеть за столом рядом с ней и напрягаться каждый раз, когда части наших тел будут прикасаться друг с другом.
— Максим, — понижая голос, произносит мать и качает головой, явно осуждая меня за такую резкость и отсутствие гостеприимности.
Я подталкиваю Свету к выходу, а когда мы исчезаем из поля зрения родителей, и вовсе хватаю за локоть, ускоряя шаг. Потому что уходить она явно не спешит.
— Ты можешь наконец-то прекратить кружить вокруг моей семьи? — с раздражением спрашиваю я.
— Мы живем на одной лестничной площадке, и с твоими родителями у меня прекрасные отношения, я не могу постоянно прятаться от них и искать глупые отговорки, чтобы не приходить в гости, — шипит она разъяренной кошкой.
