Глаза Эрла предупреждающе заострились.
— Покажи шлюхе ее законное место.
Марселла напряглась, но когда я начал тащить ее к конуре, борьба вернулась в ее тело. В конце концов, с меня было достаточно, и я перебросил ее через плечо, как и обещал. Она была легкой, но то, чего ей не хватало в весе, она компенсировала гибкостью и ударами. Она попыталась разодрать мою шею и руки, каждый сантиметр кожи, который не был прикрыт одеждой.
— Ты пожалеешь об этом! Мой отец убьет тебя.
Стойко перенося царапанье ее ногтей, я пробормотал:
— Уверен, что он с удовольствием расчленил бы меня, но я не дам ему этого шанса.
Лай поприветствовал нас, когда мы добрались до собак. Они являлись одним из новых дополнений к собственности. Эрл никогда никуда не ходил без нескольких своих бойцовых собак.
— О Боже, — прошептала Марселла.
Возможно, она думала, что я ее не расслышал. Это, конечно, не предназначалось для моих ушей, но впервые я почувствовал ее страх и ощутил его в дрожи ее тела.
Это было странно, но я не испытывал никакого удовлетворения от ее горя.
Я отнес ее в единственную свободную конуру, несмотря на ее сопротивления. Ротвейлеры заполнили другие клетки, звери, которых мой дядя превратил в злобные боевые машины, которые подчинялись только ему, а иногда и мне. Их лай и рычание усилились при виде незнакомки.
Я бесцеремонно поставил ее на ноги, затем повернулся и захлопнул дверцу клетки. Собаки, окружившие ее конуру, прыгнули на решетку, рыча и брызгая слюной, когда их злобные глаза уставились на Марселлу, желая вцепиться в нее. Эрл зарабатывал хорошие деньги на собачьих боях, но ходили слухи, что он и в прошлом вот так расправлялся с предателями, но это было еще до меня.
Марселла вздрогнула и попятилась к стене собачьей конуры, сжимая одну из своих дорогих на вид черных туфель на высоких каблуках. Эрл наблюдал за всем с довольной улыбкой, прежде чем подошел ко мне. По какой-то причине, увидев ее в клетке, я испытал то же самое неприятное ощущение, которое испытывал всякий раз, когда видел тигра в зоопарке. Ей там не место, но дело не в моих неразумных чувствах, а в мести. Ее дискомфорт будет недолгим и ничем по сравнению с тем адом, в котором я жил после того, как ее отец убил моего.
— Лежать! — прошипел он, и собаки во всех конурах послушно легли. Он остановился рядом со мной, но смотрел только на девушку в клетке.
— Марселла Витиелло, наконец-то мы встретились.
— Я должна знать тебя? — надменно спросила она.
У меня было такое чувство, что она очень хорошо знала, кто мы такие. Ее реакция на куртку была слишком сильной. Она не могла быть настолько не обращающей внимания. Хотя я был уверен, что Витиелло сделал все возможное, чтобы превратить ее жизнь в гребаную сказку. Но даже ее зацикленный на покупках мозг принцессы должен был знать истории о нашем клубе и Фамильи.
— Быть может, ты и не знаешь, — сказал Эрл, пожимая плечами. Он повернулся, показывая ей символику «адской гончей» с нашим шрифтом. — Я президент клуба Тартар, и мы должны свести счеты с твоим отцом. К несчастью для тебя, мы намерены уладить это с твоей помощью.
Марселла скрестила руки на груди.
— Я не стану помогать тебе ни в чем. Твой план обречен. Мой отец убьет всех вас, как он должен был сделать давным-давно.
Очевидно, она не была слепа к, произошедшему. Внезапно, увидев ее в клетке, я перестал так сильно беспокоиться. Может, ей пойдет на пользу немного поспать с собаками.
— Давай посмотрим, как долго ты сможешь сохранять такое высокомерие. Наслаждайся нашим гостеприимством, — сказал он с хриплым смешком.
Кивнув мне, он повернулся и направился обратно к дому.
Марселла не шевелилась. Она все еще размахивала той единственной туфлей в руке. Ее ноги были босыми, так что, должно быть, она потеряла одну туфлю по дороге.
— Тебе здесь не понадобятся модные туфли, поверь мне, — сказал я, прислоняясь к решетке.
Она взглянула на свой высокий каблук, потом снова на меня.
— Я не доверяю ни тебе, ни другим деревенщинам.
— Деревенщинам? — я ухмыльнулся и спокойно достал сигарету из пачки в джинсах. — Не очень умно оскорблять людей, ответственных за твою безопасность. — я закурил сигарету, не сводя глаз с девушки.
Даже ее ноги были безупречны. Пальцы ее ног были выкрашены в красный цвет, вероятно, в каком-нибудь модном салоне красоты на Манхэттене. Такие девушки, как она, не делали себе маникюр, прическу или что-то еще. Они привыкли, что люди все делают за них. Избалованные до глубины души.
Я наконец оторвал взгляд от ее ног, не желая выглядеть каким-то извращенцем, любящий сосать пальцы. Марселла наблюдала за мной так же, как я наблюдал за ней. Ее лицо было маской самообладания, но глаза не могли скрыть страха. Это не принесло мне того удовлетворения, на которое я надеялся. Ее отца я хотел видеть в своих руках.
— Я даже не знаю твоего имени, — сказала Марселла, словно можно было ожидать официального представления.
— Мэддокс —Бешеный Пёс — Уайт.
Я внимательно наблюдал за ее реакцией на мое имя, особенно на прозвище. Если она и узнала, то не подала виду, но мое второе имя определенно привлекло ее внимание.
— Бешеный Пёс, — сказала она, качая головой с горькой улыбкой. Она щелкнула наманикюренными пальцами в направлении собак. — Значит, они твои?
Я усмехнулся.
— Думаешь, они называют меня Бешеным Псом, потому что я без ума от собак?
— Откуда мне знать о байкерском этикете, если среди вас вообще существует какой-либо этикет.
Я стиснул зубы.
— Бешеный Пёс, потому что мне неизвестен страх, как бешеному псу.
— Тогда ты никогда не встречался с моим отцом.
Я тихо рассмеялся, покачав головой, и ткнул носком своих черных ботинок в грязь. Если бы она только знала. Она с любопытством наклонила голову, но я не собирался рассказывать ей больше прямо сейчас.
— Почему я здесь? — спросила она почти надменно.
Я должен был признать, что она удивила меня. Я бы подумал, что сейчас она начнёт умолять и плакать, но до сих пор она сохраняла холодную маску, которой была печально известна. Может, в Марселле было больше от отца, чем мы с дядей думали.
— Как сказал мой дядя, из-за твоего отца и счетов, которые мы хотим свести.
Она покачала головой.
— Чего бы вы от него ни хотели, вы этого не получите.
— Мы хотим его жизни, и уверен, что мы ее получим, учитывая, что у нас в руках его драгоценная дочь.
Марселла взглянула на клетку слева от нее, где Сатана, любимая собака Эрла, сидела за решеткой и наблюдала за ней, как за следующим лакомством. Я никогда не понимал, почему он назвал самку Сатаной, но понимание рассуждений Эрла в любом случае было потрачено впустую.
Она сглотнула и вновь перевела взгляд на меня.
— Мой отец самый жестокий человек, которого вы когда-либо имели несчастье встретить. Единственное, что его волнует, это Фамилья.
Я усмехнулся.
— Ты действительно думаешь, что я в это поверю? Твой отец хорошо умеет сохранять свое холодное выражение лица ублюдка на публике, но ты и твоя мать смотрите на него с любовью. Если бы он вел себя с вами, как мудак за закрытыми дверями, вы бы так на него не смотрели.
За последние несколько недель я часами рассматривал фотографии Луки с его семьей. Интернет был переполнен официальными снимками, немногие из которых выражали какие-либо искренние эмоции, но несколько нежелательных фото папарацци показали чувства Марселлы и Арии к человеку, которого я ненавидел больше всего на свете. Каким-то чудом они, казалось, обожали его, и хотя он всегда держал свой холодное ублюдочное выражение на публике, у меня было чувство, что он, по крайней мере, защищал и был собственником по отношению к дочери и жене. Он начнёт действовать, когда она у нас в руках.
