После многочисленных курсов реабилитации и санаториев ему удалось восстановить речь, функции основных органов, но ноги так и остались словно чужими. Особенно правая, которую он вообще не чувствовал и которая усыхала на глазах. Не помогали ни массажи, ни процедуры. Что только не перепробовали! А ведь всего шестьдесят с небольшим: еще жить бы да жить, бегать да бегать! И работать. Пенсионный возраст увеличили, и уж он-то точно что-нибудь придумал бы, чтобы продлили контракт. Эх, вернуться бы хоть на недельку на прежнюю должность и вышвырнуть с работы всех неблагодарных, всех, кому помогал, кого продвигал и кто с легкостью его забыл!..
Предатели! Все оказались предателями! Бог с ним, со сменившимся накануне его инсульта руководством, к которому он не успел найти подход. Но те, кто заискивал, лебезил, носил коньяк по праздникам, пытался подружиться?! Да как они могли?! Он и припомнить-то всех не мог! Благодаря его стараниям, теперь руководят отделениями, больницами, поликлиниками! И при этом никто палец о палец не ударил, чтобы отправить его за государственный счет на реабилитацию в зарубежную клинику. А ведь там ему наверняка могли помочь! Все, что он заслужил, — отечественная инвалидная коляска! Как насмешка. Максим ее даже не распаковывал: в квартире уже была коляска — настоящее чудо техники!
Вспомнив об этом, Юрий Анисимович разволновался, на что тут же отреагировала сердечно-сосудистая система: в висках запульсировало, в ушах зашумело. Нажав кнопочку на подлокотнике, он подкатил к холодильнику, ткнул еще одну кнопочку на пульте: дверца распахнулась, и из нее выехала емкость с аккуратно рассортированными лекарствами. Дрожащими пальцами он выдавил из пластин несколько таблеток, забросил в рот, запил водой из прикрепленной к коляске чашки с крышкой и замер, прислушиваясь к организму.
Вроде легчает. Переехав в комнату, с помощью хитрых колясочных приспособлений Обухов перебрался на диван.
«И где эту Татьяну черти носят? Сто раз можно было вернуться… Так и помрешь один-одинешенек…»
И вдруг ему стало так себя жалко, что в уголках глаз снова показались слезы. В прихожей послышался звон ключей, хлопнула дверь.
«Татьяна вернулась… А вот не дождетесь! — мигом воодушевился он. — Я еще поживу, назло вам всем поживу! Дождусь, когда вы все, кто так подло меня бросил, начнете терять свои посты, здоровье и один за другим уйдете в мир иной. А я буду наслаждаться, читая про ваши отставки, радоваться некрологам. Хотя бы для этого стоит жить! Пусть и в инвалидной коляске…»
Максим вышел из подъезда, сел в поджидавший БМВ и скомандовал:
— В клуб.
Набрал номер в телефоне:
— Ну, что там?.. Как? Они ее вообще не выгружали?! — лицо его помрачнело. — Плохо, что нет информации… Сегодня. Другого шанса не будет… Не знаю, как! Думай! Всё, позвоню… Ночью снова в Колядичи, — закончив разговор, хмуро кинул он водителю.
— Максим Юрьевич, а на чем? «Фиат» батя с утра в работу взял, на подъемнике он. Отец и так ввалил за то, что машиной клиента без спроса пользовался. Рано утром приехал, заметил, что движок еще теплый, отобрал ключи от мастерской. Не на этой же ехать!
— Если других вариантов не будет, то придется на этой, — ответил Обухов-младший. — Номер прикроем. Подумай, Артем, как это быстро сделать.
— Понял, Максим Юрьевич, — кивнул тот…
— …Итак, подведем итоги, — Ладышев окинул усталым взглядом собравшийся в кабинете руководящий состав компании. — Владимир Иванович, доложите, — обратился он к Красильникову.
— Значит, так. Сегодня представители концерна проверили еще две установки из возврата. Обе работали штатно. При разборке никаких нарушений технологии не выявлено, — по голосу чувствовалось, что он рад этому факту. — Как мне показалось, японцы в недоумении.
— Не только они, — усмехнулся Ладышев. — Я продолжу… После обеда я, Владимир Иванович и Дмитрий Александрович были приглашены представителями концерна на совещание. Были и инженеры, которые выезжали к заказчикам, где подписывали акты о нештатной работе именно тех установок, к работе которых сейчас нет претензий. Акты подписывал и лично Хисао Комодо: как вы знаете, инженер по гарантии нам не подчиняется, отчитывается напрямую руководству. Сейчас Комодо в больнице в предынфарктном состоянии… — Шеф опустил голову. — Качество сборки в итоге мы доказали, но, пока не найдем причину отказов, никто не снимает с нас ответственности. Учитывая происходящее, с сегодняшнего дня и до выяснения обстоятельств я останавливаю работу предприятия, — подчеркнул он голосом. — Приказ уже подписан. Все сотрудники, кроме руководящего звена, с завтрашнего дня отправляются в отпуск за свой счет, доступ в здание им будет закрыт: сегодня при выходе все обязаны сдать пропуска. Уведомите подчиненных…
Повисла абсолютная тишина, словно присутствующие в кабинете перестали даже дышать.
— Продолжим… Дмитрий Александрович, — обратился Ладышев к главному инженеру Пучкову, — напомните присутствующим технологический цикл сборки: поэтапно, до мелочей. Владимир Иванович, запишите все мнения и версии: на каком этапе сборки, хранения или транспортировки могла возникнуть проблема. Работайте. Я скоро вернусь…
— Начнем… — главный инженер нажал на пульте проектора кнопку: на окнах поползли вниз роллеты, за столом шефа опустился экран, на котором появилось подробное изображение производственных площадей. — Значит, так…
— …Ну, привет, родной мой человечище! — влетевший в кафе Потюня сразу высмотрел сидевшую за столиком Катю, мигом оказался рядом, сгреб ее в охапку и крепко прижал к себе.
— Веня, а где твой живот? — не без труда освободившись от жарких объятий, изумилась Евсеева. — Ты разродился?
— Ага! Удачно! — подхватил шутку друг.
— Невероятно! Ты сколько сбросил?
— Почти пятнадцать килограммов! — Потюня гордо втянул и без того опавший живот и выпятил грудь. — И это всего за полгода. Прикинь, каким я стал целеустремленным!
— Глазам не верю! Ты писал, что решил заняться собой, но чтобы такими темпами!.. Молодец! Даже завидно! — не удержалась она и тут же поделилась своим «горем»: — Зато у меня плюс десять кэгэ за четыре года. Тот же вес, что и до беременности после гормонов. Хнык!
— А ты мне такая даже больше нравишься, — Веня внимательно посмотрел на Катю. — Щечки, румянец… Как вспомню тебя во время токсикоза — кожа да кости! Хотелось обнять и плакать! Тебе эти килограммы определенно к лицу! Никого не слушай: женщина должна быть женщиной, а не вешалкой. Это я тебе как мужчина говорю.
— Ага, а сам как же? Я тебя таким стройным и не припомню.
— Да я сам себя таким не помню! Еще пятнадцать килограммов сброшу — стану почти таким, как в студенческие годы. Хотя и тогда тонким и звонким меня можно было назвать с натяжкой.
— Признавайся, что тебя сподвигло? Или… кто? — посмотрела она на друга игриво. — Женщина? Новая любовь?
— Почему обязательно новая?
— Подожди… Так-так… Попробую сама догадаться… Неужели Галина?!
Веня смущенно опустил голову затем поднял довольный взгляд.
— Ничего от тебя не скроешь, Проску… Ой, прости, Евсеева. Как была рентгеном человеческих душ, так им и осталась.
— Ты мне льстишь. Не забывай, что я кое-что знаю о твоей жизни. Но мне не терпится узнать, как ей удалось уговорить тебя похудеть!
— А что рассказывать? Началось с того, что около года назад я загремел в больницу: сердце, гипертония…
— Да, помню. Ты тогда пропал на неделю…
— Если бы на неделю! Почитай, месяц отлеживался. Не хотел тебя волновать… На лестнице в арендованную студию стало плохо, упал, потерял сознание. Скорая, больница… Можно сказать, меня Денис спас: обещал со светом помочь, немного опоздал, шел следом, наткнулся на мое бесчувственное тело, вызвал скорую, позвонил матери. Галка тут же в больницу примчалась: ухаживала, поесть-попить привозила, с докторами общалась. Прикинь: я едва повторно сознание не потерял, когда пришел в себя и ее лицо увидел. Подумал: все, кранты, уже на небесах. Она ведь все эти годы даже разговаривать отказывалась! А тут…
