её собирался, как девственницу?
— Ну а что, у меня кругом долги Бес, ты меня тоже пойми. Что бы ты делал на моём месте?
— Ну ты и сука. Это же родная сестра твоя. Ты что же её специально в город позвал?
— Да я бы и рад не звать, но сам знаешь, сколько бабла я должен. Где ещё вот так на ровном месте возьмёшь. А за целку платят.
Долбануть, бы его о приборку. Вот тварь. И где таких делают. Я держался из последних сил. Хотел доиграть кинушку до конца.
Она там и она слышит. Пусть знает.
— Так ты оставляешь её за долг?
— Если так можно?
Я потянулся, открыл бардачок, достал блокнот и ручку. Открыл на пустой странице и сунул Русому.
— Пиши расписку.
Он даже не засомневался, не остановился, не задумался. Просто взял ручку и быстро без подсказок написал. Сосредоточенно с энтузиазмом. Видно не в первый раз.
Я взял блокнот, перечитал.
Весь мой опыт, все люди и чувства какие я видел раньше, не могут сравниться с этим человеком, который просто сел и написал, что отдаёт свою младшую сестру в счёт погашения долга. Я видел разных людей жестоких, хитрых, циничных, спокойно убивающих, но никогда не видел вот такого человека.
Хлопнул, закрывая блокнот.
— Ну что ж, вот и договорились.
Протянул руку, дружески похлопал Русого по плечу и улыбнулся. Он улыбнулся в ответ. И тогда я просто взял его за шею, сдавил и резким движением стукнул башкой о панель.
— Бес, какого хрена, за что?!
Кровь показалась из носа и он схватился за него обеими руками.
— За торговлю родственниками.
— Нахрена ты сделал это?! Как я теперь пойду?
— Твоя сестра, урод, сейчас в моём багажнике и она слышала, как ты сука её продавал.
— Блять! Бес! Почему ты не сказал! — он рыпнулся на меня, пытаясь схватить блокнот, но я наставил ствол.
— Дёрнешься, мозги пойдёшь собирать.
— Ты меня обманул, сука! Малая! Малая! Это неправда, не слушай его малая! У меня будут бабки, я за тобой приду!
Кроткий размах, я стукнул его по челюсти.
— Пошел отсюда.
Он схватился за ручку двери, быстро открыл её и выскочил из машины. Остановился, держась за нос и окровавленными руками растирал щёки.
— Считай мы в расчёте. Сеструху свою больше не увидишь, не мечтай. А если будешь её искать, прикончу как бешенную собаку. Усёк?
— Пошел ты, — он обиженно хлопнул дверью и пошел в сторону, в темноту. Видно желание сыграть никуда не делось. А даже увеличилось от расстройства. Говорю же игрока только одно исправит — могила.
Я спокойно повернул ключ зажигания.
Всё, дело сделано, едем обратно.
Всю дорогу обратно я думал о том, что произошло. Мысли давно оттолкнулись от урода Русого и были в том багажнике, где лежит сейчас Ева.
Я не открывал его, не хотел развязывать её прямо сейчас. Пусть обдумает, пока есть время. За этот час она переварит всё что услышала и надеюсь, что-то поймёт в этой жизни.
Может быть, успокоится и не наговорит чего-то, что могла наговорить, если бы прямо сейчас я остановился и развязал её. Мне-то по барабану, я умею успокаивать.
Пусть подумает. Ей полезно. Пора уже перестать летать в облаках. Пора повзрослеть и понять, что жизнь сука, такая иногда непредсказуемая. Одна секунда и всё — тебя нет.
Приехали домой часа в три ночи.
Я вышел из машины осмотрелся, чтобы никого не было. Прошел, открыл багажник. Ева лежит, глаза закрыты. Я достал её, поставил на ноги. Чиркнул ножом по скотчу, освободил, ноги, руки. Но не стал расклеивать рот.
Стукнул багажником и придерживая Еву за талию повел в подъезд. Она пошла. Какими-то неровными шагами, словно пьяная. Глаза закрыты. Просто следует туда, куда я её тяну. Почти висит на мне.
Вошли в квартиру. Хлопнула дверь и тут Ева стала падать на пол. Я подхватил, потянул на диван. Положил осторожно. Смотрю в лицо. Пытаюсь понять, что она сейчас чувствует. Вижу только покой в чертах и слипшиеся от слёз ресницы.
— Эй, — тихонько хлопнул по щеке.
Ничего. Взялся за кончик скотча и медленно потянул.
На щеке красный прямоугольный след. Тяну медленно, чтобы не было больно. И когда последний кусочек скотча отклеился, Ева открыла глаза.
Нависая над ней, я смотрел, хотел понять её состояние. А она, не моргая, смотрит мне в глаза.
— Как ты? — говорю тихо.
Взгляд мой ощупал шею, подбородок, покусанные губы. Я тормозил, не мог встать, выпрямится.
Опомнился, хотел отстраниться, но Ева вцепилась в рубашку. Схватила, и с силой, какой я совсем не ожидал, потянула на себя.
— Трахни меня Бес, — проговорила.
— С ума сошла, — я сдвинул брови.
— Ты же заплатил, можешь делать что хочешь. Дорого заплатил. Давай, трахай. Ты же этого хотел?
Она была в состоянии тихой истерики. Отчаянной, иступлённой. В глазах безумие. Явно не понимает что творит.
— Нет, — сказал я и попробовал встать.
Но Ева крепко держит меня за ворот, а я признаться не сильно и вырываюсь.
— Трахни ты же хочешь, я вижу.
— Я тебя — не хочу, — говорю твёрдо, но вкладываю в слова не тот смысл.
— Ты врёшь! Хочешь!
Вру, конечно вру.
Я трахал бы её днём и ночью. Утром и вечером всегда. Но я не стану делать это сейчас. Не стану утолять жажду её гнева. Я так не хочу. Не хочу, чтобы потом, после, она ещё сильнее возненавидела меня. А так и будет.
Она понимает, что это я открыл ей глаза, показал дно её положения. Поняла, что именно это хотел показать. И она меня ненавидит. Злится и борется с собой, запоминает, чтобы потом, в удобный момент воткнуть вилку мне в спину.
Да, это гнев. Такой момент.
Перекипит, успокоится, поймёт. Вот тогда и поговорим. Кто кого трахать хочет. Но не теперь.
Оттолкнул. Сейчас не буду.
— Ты сраный ублюдок! Зачем тебе это?
— Уймись, — сказал.
Сдавил её пальцы.
Но она не унимались.
— Ты подонок и все вы вокруг подонки.
Я понимаю, сегодня у нее разочарование.
— Слушай ты, — я схватил ее за ворот пижамы, — ясли не заткнешься, пристегну тебя к батарее.
— Да мне плевать, делай что хочешь. Давай, заплатил ведь.
Вот дура.
Она попыталась задрать свою кофту, оголяя тело, но я резко положил ладонь на ее ладонь, надавил сильнее и она открыла рот от боли. Скорчилась.
— Уймись сказал.
Секунду Ева смотрела мне в глаза, потом дернула другой рукой, хотела ударить по лицу,