тихо, задумчиво сказала Инна, положив подбородок на колени. Сумерки давно скрыли цветущую вишню у забора, но ветер заносил на деревянный настил розовые лепестки, и те собирались у ног мягкими волнами. – Всегда завидовала. У вас в семье так много… – она покрутила пальцами в воздухе, подыскивая слово, – огня. Я не про страсть сейчас говорю, или не только про страсть.
– Какая страсть, – махнула рукой Света. – Я, кажется, уже забыла, когда он до меня дотрагивался.
– Огонь, Свет, – повторила Инна, усмехаясь. – Даже сейчас вы ругаетесь, потому что любите друг друга. Когда не любят, не пытаются сделать больно, просто молча уходят. Когда всё равно, тебе просто всё равно.
– Ты так говоришь, будто Руслан тебя не любит.
– Не знаю. У нас дома всегда… тихо.
– Прости, но я плохо представляю ругающегося Руслана. – Света невольно улыбнулась. – Он такой спокойный.
– Спокойный. Слишком спокойный. Иногда мне кажется, что я вышла замуж за робота.
Света уставилась на неё, распахнув глаза: впервые слышала, чтобы Инна говорила что-нибудь подобное. Уж у неё-то точно всё было в порядке. Или всё-таки нет?..
– Знаешь, я ведь надеялась, что смогу его изменить, – горечь так и сочилась из неё, терпкая, застоявшаяся. – Думала: ничего страшного, что я, расшевелить его не смогу? Но это предел, Свет. Понимаешь, его эмоции, всё, что он показывает на людях – это действительно его предел. Можешь себе представить, каково это – жить с человеком, который толком не умеет выражать свои чувства? И даже не стремится это делать.
Глухо застонав, Инна уронила лицо в ладони и с силой сжала виски. Неразборчиво пробормотала:
– Как же мне хочется стереть с его лица эту улыбочку, ты бы только знала! Пусть бы хоть раз голос повысил, хоть раз приревновал… – Резко выпрямившись, она воскликнула: – Такое ощущение, что ему вообще на всё плевать!
– Инна…
– Что? Что Инна? Ты сидишь сейчас, плачешь, какой Никита плохой, а он так всегда на тебя смотрит, что дыхание перехватывает! Ты вообще можешь понять, какого мужика теряешь? – она засверкала глазами, переводя дыхание. Продолжила тихо: – Ты представляешь, как он тебя любит?
Поражённая Света не знала, что ответить. Незнакомка перед ней так мало походила на Инну, что стало страшно.
– Тогда после выпуска из института, – снова заговорила она быстро, боясь остановиться, стремясь выговориться, – все как с ума посходили. Ты со своим Никита – помню, как долго я пыталась принять, что вы вместе. Потом Серый с Тамарой – она так быстро его окрутила, наверное, он и опомниться не успел! Даже Настя наконец получила своего Лёлика. И Руслан… он был рядом, ходил за мной, улыбался. И я подумала: почему нет? Красивый, загадочный, не глупый. Почему нет, почему именно я должна остаться одна? Мои друзья, мои близкие – все вокруг были счастливы, и я попыталась…
Света молчала, от услышанного ей стало плохо. Где-то в животе заворочалось предчувствие чего-то неотвратимого.
– Он хороший. Он очень хороший, и, наверное, любит меня как может. И Игоря любит, но знаешь… Это всё ровно, так ровно, что хочется выть. У вас жизнь, а у меня – тишина и существование. Но может, я сама виновата. – Инна пожевала губу, глядя на сад, но на самом деле – куда-то глубоко в себя. – Может, это я не умею любить.
В тишине громко хлопнула дверь, заговорили дети. Света виновато улыбнулась и вышла на кухню, всё ещё слишком растерянная, чтобы сказать хоть что-то. Невозможно было поверить, что Инна, яркая, светлая, всегда цветущая, на самом деле всё это время жила… так. Что не говорила ничего и никому, медленно вяла, золотой цветок без солнца. Собственные проблемы на время потускнели, заслоняясь обидой за подругу. Когда Света вернулась, накормив детей и пригрозив Лёве, что просто усыпит его, если он сам не отправится в кровать, Инна как раз разлила очередную бутылку.
– Не бери в голову, – криво улыбнулась она. – Перепила, вот и несу всякий бред. Лучше скажи, что думаешь делать с Никитой.
– Не знаю. Но ты…
– Давай не будем, я серьёзно, Лобастая. У меня такое бывает, наверное, просто дошла до точки. Выговорилась, стало легче. Так что с твоим браком?
Инна всем своим видом давала понять, что не хочет больше говорить о себе. Прятала глаза, злясь, что вообще завела этот разговор. Образ успешной и счастливой пошёл трещинами, и Инна с удовольствием взяла бы все свои слова обратно. Отец учил быть сильной, никогда не сдаваться, искать себя. Что бы он сказал, глядя на неё сейчас?
– Да что с ним, – Света вяло махнула рукой и снова завернулась в плед. Подтянула колени к подбородку, поёжилась, набрасывая на плечи успевшую остыть ткань. – Наверное, он подошёл к концу.
– Если ты это допустишь, ты будешь самой большой идиоткой. Я сейчас говорю совершенно серьёзно.
– Не знаю, возможно.
После вчерашнего вечера у Лёши, оставившего после себя новую порцию прожорливой пустоты, думать вообще не хотелось. Ни о прошлом, ни о будущем. Надо попробовать жить сегодняшним днём, а там… что-то разрешится. Пока Света даже представить не могла, как всё поправить, и совершенно не знала, хочет ли что-то исправлять.
– Как думаешь, Лёша устроит праздник в честь вступления в должность?
– Шутишь? – Света усмехнулась. – Не удивлюсь, если он уже снял ресторан ради него.
– Хорошо бы собраться всем вместе, – мечтательно протянула Инна. – Так давно не встречались…
– Да. Очень давно.
Инна вдруг фыркнула и подмигнула Свете:
– Вспомнила, Лобастая, как застукала вас с Никитой в туалете.
– Ничего ты не застукала, просто услышала. – Света покраснела.
– Мне было достаточно услышать, остальное в голове дорисовалось, – поиграла бровями Инна.
Друзья всё ещё не могут поверить, что они вместе. И Света всё ещё смущается тому, что Никиту, кажется, совершенно не смущает. Он свободно держит её за руку на виду у всех, поглаживая костяшки её пальцев. Склоняется к её уху, делая вид, что что-то говорит, на самом деле просто дышит, медленно обводит тёплым дыханием раковину и щекочет мочку, выпрямляясь, как только по коже начинают бежать мурашки. Да, Света смущается, но вместе с тем постепенно шалеет, начинает плыть, нетерпеливо поводя ногами, сжимая их крепче.
– Лучик, ты покраснела, – шепчет наконец он, почти касаясь губами кожи. – Надо уметь держать себя в руках.
Она бросает в него возмущённый взгляд, но тут же замечает пятна зрачков, затопивших тёмно-серый. Медленно поводит большим пальцем по его запястью, прижимает вену, и в подушечку моментально врывается чужой пульс, стремительный, гулкий. Хитро улыбаясь, она выдыхает
