— Неженка, ты доиграешься! — рычит Матвей.
С горем пополам мы всё же выходим, садимся в машину. Матвей галантно открывает мне дверь, и совсем не галантно лапает за зад, когда подсаживает.
Я взвизгнула, и обернулась, наткнулась на самодовольный взгляд.
— Нахал, — ворчу я.
— Это всё, на что ты способна, — усмехается Матвей, садится рядом, и заводит мотор.
Я пристёгиваюсь, и стягиваю шапку. Жарко.
— А ещё пошляк, — дополняю список.
— Ох, Неженка, займусь я твоим грязным ротиком, — грозит Матвей, выворачивая из двора. — Есть у меня, чем его занять!
Я вжимаюсь в кресло, понимая, к чему он клонит.
— На правду не обижаются, — бурчу я, и отворачиваюсь.
Мы мчим по свободной дороге.
Вечереет, и новогодний город, начинает мерцать разноцветными гирляндами, и огнями.
— А кто сказал, что я обижаюсь, — продолжает Матвей, — я в воспитательных целях!
— Тоже мне воспитатель, — фыркаю я, и рассматриваю его профиль, сбегаю взглядом на губы, которые сейчас кривятся в усмешке, видимо представляет, как будет меня наказывать. На сильные руки, на кисти, на немного сбитые костяшки, и длинные пальцы, что сжимают руль. Поднимаю взгляд, и понимаю, что он смотрит на меня, вздрагиваю, и оборачиваюсь. Даже не заметила, как мы остановились на светофоре. Прикусываю губу от досады, и чувствую, как к щекам прилил жар.
— Ох, Неженка, надо было сперва тебя пару раз трахнуть прежде чем везти куда-то, — Матвей давит на педаль и машина срывается, мчится вперёд.
— Матвей! — его замечание, как всегда мне режет слух.
— Люба, так это ты меня голодным взглядом обсматриваешь, — выдаёт он.
— Что? — задыхаюсь я. — Ничего не голодным! Просто посмотрела!
И я отворачиваюсь к окну.
— Чуть позже, Неженка ты сознаешься мне во всех своих грехах, — грозит он, — всё расскажешь, как на духу!
И я точно знаю, что так и будет! Он сделает так, что их выкрикивать буду.
Низ живота стрельнул, и по телу побежали мурашки.
Какая я же развратная!
— У тебя есть музыка? — спросила, чтобы отвлечься, от грязных мыслей, с Матвеем в главной роли.
Салон тут же наполняется низкими басами, и ритмичной мелодией.
— Пойдёт? — спрашивает он, и его рука замирает на дисплее.
— Пойдёт, — киваю.
— Да я заметил, что ты любишь поритмичнее. Помню, как вы с Алкой отплясывали в новый год!
Я показала ему язык, и стала подпевать солистке, немного подергивая плечами.
— Кстати они с Егором, на Бали улетели, — вспоминаю я, — Алка мне звонила.
Не знаю, почему, но мне показалось, что он напрягся. С чего бы это?
— А ты не хочешь никуда улететь? — вдруг спрашивает Матвей.
— В смысле в отпуск? — не поняла я. — К морю?
— Да, — кивает он.
— Я думала об этом, если честно, еще перед новым годом, но потом решила остаться, не знаю, как-то хочется зиму прочувствовать, — пожимаю плечами.
— А то махнули бы вдвоём!
— Ты серьезно? — удивилась я.
— Ну а что, тебя смущает?
— Ну, хотя бы то, что мы почти не знакомы, — фыркаю я.
— Мы знакомы, — возражает он.
— Ну да, — хмыкаю я, — и знакомство наше очень тесное.
Матвей не отвечает на это замечание. Заворачивает к какому-то огромному светящемуся зданию. Проезжает немного, и я понимаю, что это каток. В огромной коробке, под открытым небом, и фонарями скользят сотни людей.
— Я не умею, — удручённо говорю ему, когда мы паркуемся.
Он глушит мотор, и поворачивается ко мне.
— Где-то я это уже слышал! — усмехается он.
Я заливаюсь краской, прекрасно помня, когда и где я это ему говорила.
— Я научу тебя, — он неуклюже натягивает мне шапку на голову, и я поправляю ее, прячу волосы.
— Я даже не стояла ни разу на коньках! — смотрю на него умоляюще.
— Ну, вот считай сегодня постоишь! Пошли! Наше свидание начинается! — и он выходит из машины, потом помогает выйти мне.
Я семеню за ним, когда он размашистым шагом ведёт меня, к прокату коньков. Оставляет меня на низкой лавке, и скоро возвращается с коньками в руках.
— Давай я помогу, их нужно плотно зашнуровать, — Матвей снимает мои ботинки, потом одевает белые коньки.
— А размер? — удивляюсь я. — Как ты узнал мой размер?
Он усмехается и снисходительно смотрит на меня снизу вверх, продолжая шнуровать мои коньки.
— Что тут знать, Неженка, — и он поднимает один из моих ботинок, на язычке которого красуется размерная таблица, и выделена цифра 37.
— Шерлок Холмс, блин, — ворчу я.
Нервничаю. Не люблю когда что-то не умею. А кататься на коньках я не умею.
Сижу, жду, когда Матвей переобуется. Он ловко поднимается на коньках, и протягивает мне руку. Обречённо вздыхаю и подаюсь вперед встаю. И тут же валюсь в его руки.
— Ну, ну! — шепчет эта сволочь. — Чуть позже, Неженка!
Пытаюсь оттолкнуться от него, но тут, же теряю равновесие, и вцепляюсь в его руку. Он откровенно наслаждается тем, что я без него не могу и шагу ступить, а я злюсь. Снова делаю попытку отлипнуть от него.
— Просто иди, — командует он.
Я делаю шаг, второй и с его помощью мы выбираемся на лёд, на котором ещё страшнее.
Я осматриваюсь. Сколько народу. Кого только нет, и дети и взрослые. Кто просто скользит, кто выполняет фигуры, есть такие как я, стоящие в ужасе и боящиеся сделать шаг.
Матвей ловко прокатывается, и встаёт впереди, берёт меня за обе руки и тянет на себя.
— Просто сделай шаг, — говорит он.
— Я не могу!
— Можешь, — Матвей тянет меня, а себя, — просто двигай ногой!
Я злюсь на него, но рук не отнимаю, потому что тогда вообще никакой опоры не останется.
— Давай, Неженка! — как всегда в свое манере командует Матвей. — Сделай это для меня!
И я собираю всё свою храбрость и скольжу ногой вперед, потом другой, и у меня что-то начинает даже получатся, пока один из коньков, не скользит дальше, чем нужно, и я падаю назад. Ну, почти падаю. Матвей успевает меня подхватить, и ставит на место.
— Ещё раз! — прошу я, и его лицо расплетается в улыбке.
— Конечно, Неженка, наслаждайся!
И мы снова встаём в сцепку. Он тянет и поддерживает меня, и мы как улитки плетёмся среди снующих людей.
— А ты откуда так умеешь кататься на коньках? — я завистливо смотрю, как он ловко рисует ногами восьмёрки.
— Я профессионально занимался хоккеем, — отвечает Матвей, — до армии.
— А потом?
— А потом… — повторил он, видимо, подбирал слова, — свернула моя дорожка не туда!
— Ну да я помню «Бурная молодость»! — я неуклюже переставляю ноги, и даже качусь.
— Ага! — кивает он. — И мотала меня та дорога. Почти десять лет! Где мозги были?
Я удивлённая его тоном, подняла на него глаза. Но он не смотрел на меня.
— Матвей, а ты был женат? — зачем спросила, сама не знаю.
Он заломил бровь, рассматривает с интересом.
— Мне просто интересно, — поспешно добавила я, — не хочешь не отвечай. Просто ты сказал, что не женат…
— Нет, Неженка, я не был женат.
— Но почему?
— Ну, сказал же, тебя ждал! — на лице расцвела усмешка.
— Да иди ты! — обиделась я, и толкнула его, а в итоге сама оттолкнулась и медленно покатилась назад, ловя руками равновесие.
— Матвей! — завопила я.
— Ничего не слышу, Неженка! Ты меня послала! — он самодовольно наблюдал за тем, как я барахтаюсь и отъезжаю от него всё дальше.
— Матвей! — снова позвала я его, и двинула ногой, желая остановиться. Конёк скользнул в сторону, одна нога подбила другую, и я упала на коленки, а потом и на бок.
Больно!
Он тут же подкатил, опустился рядом и усадил к себе на колени.
— Ну что же ты такая неуклюжая! — посетовал он, стряхивая с меня снег.
— Ай, больно! — пискнула я.
Он снял перчатки и чувствительно прошелся по моим коленкам.
— Ай! — опять пожаловалась я.
— Всё нормально, переломов и вывихов нет! Вставай! — и потянул меня наверх.
— Конечно, нормально! — насупилась я. — Сперва стоял, наблюдал, как я падаю, а теперь забеспокоился! В следующий раз петь будем, и посмотрим, кому нормально будет! — фыркнула я.
