– Что вы несёте? – прищуриваюсь, кипя от злости. – Совсем с головой не дружите на старости лет, – проговариваю и вижу, как раздуваются его ноздри.
– Хочешь обратно в клетку, м? – наклоняется ко мне.
От возмущения, да чего врать, от страха, что я окажусь опять запертой, пусть и в роскошной квартире, отрицательно мотаю головой, как ребёнок, который нашкодил.
– Вот и хорошо, – кивает и убирает руку со стены.
– Но вы не имеете права лезть в мою личную жизнь! – почти кричу, гордо вздёрнув подбородок.
Самойлов смотрит на меня безэмоционально, только хруст сжатых кулаков выдаёт его эмоции. Он делает шаг, опять заставляя меня вжаться в стену, и наклоняется к моему лицу настолько близко, что наши губы почти соприкасаются.
– Пока за твою голову отвечаю я, у меня есть все права на тебя, – зловеще шепчет, разворачивается и уходит.
Едва держусь, чтобы не сползти по стене вниз и не разрыдаться. Он решил отобрать у меня не только дом и свободу, но и личную жизнь. Ладно, дело не в Максиме, он мне не настолько нравится, чтобы бороться за право быть с ним. Вопрос в моем личном пространстве и праве выбора.
Глубоко вдыхаю, поправляю на себе одежду и, нацепив дежурную улыбку, иду к своему рабочему месту. Захожу за стойку регистрации и вижу, как Юля разговаривает с каким-то мужчиной: высоким, с русыми волосами и в чёрном пальто. Узнаю в нём собеседника Самойлова, они вместе за тем столом сидели.
– Подавитесь своими деньгами, дяденька, а на конфеты я сама себе заработаю, – тоном полным злости выплёвывает подруга этому мужчине в лицо, на что тот только усмехается.
– Не понимаешь, от чего отказываешься, – наигранно вздыхает и, отвернувшись, уходит.
Проследив за ним, я замечаю поодаль Марата, разговаривающего с нашим главным. Не администратором гостиницы, не директором, а самим владельцем – Агафоновым Леонидом Алексеевичем. Он часто в гостинице бывает, наверное, даже чаще, чем дома. Всегда здоровается со всеми работниками, улыбается даже уборщицам, но не больше. Кроме как «всё хорошо?» ничего не говорит и не спрашивает у нас – тех, кто не в администрации. А сейчас он слушает Самойлова и поглядывает на меня, а мне страшно и подумать, что Марат ему говорит.
– Интересно, – вырывает из мыслей Юля. – Что бы Самойлов сказал, узнав, что год назад забрал у тебя девственность?! – задумчиво спрашивает подруга, осматривая моего опекуна.
– С ума сошла такое вслух говорить?! – шиплю на неё я. – И думать об этом забудь! – требую от неё. – Надеюсь, это никогда не произойдёт, – добавляю шёпотом, смотря на Марата Самойлова – человека, объявившего себя моим опекуном и забравшего мою девственность.
Когда закончилась смена, мы с Юлей вышли на улицу. Если честно, я ожидала встретить Максима, но после нашего кофепития его нигде не было видно. Я не виню его, по Самойлову видно, что лучше не переходить ему дорогу, так что я парня прекрасно понимаю.
– Может посидим где-нибудь? – спрашивает Юлька, поправляя шарф.
Погода разбушевалась: ветер к вечеру усилился, и мелкий дождь моросил, обжигая лицо. Накинув на голову капюшон пуховика, я достаю из кармана телефон и смотрю на время. Ещё и шести нет, но домой мне не хочется, потому что это не мой дом, и мне там неуютно.
– Пошли, хочу профитроли, – отвечаю и беру подругу под локоть.
– Каролина Павловна, – вырастает перед нами мужчина в чёрном. – Мне приказано отвезти вас после работы домой, – говорит он и указывает на чёрную иномарку.
– У меня дела, я потом сама доберусь, – холодным и ровным тоном проговариваю.
– Приказ, Каролина Павловна, – настаивает мужчина.
– Как вас зовут? – спрашиваю, подавшись вперёд.
– Миша, – отвечает, на миг даже растерявшись.
Сложно определить его возраст, но судя по лицу, ему даже тридцати нет, правда, выглядит он как боец ММА. Здоровенный, как шкаф, короткая стрижка, почти лысина, и нахмуренные брови, будто он всё время злой.
– Так вот, Миша, скажи своему боссу, что я приду домой тогда, когда захочу, а если ему что-то не нравится, то он может оставить меня в покое, – быстро проговариваю, и под хихиканье подруги мы обходим его и идём в сторону любимого кафе.
«Il cornetto» – итальянское кафе, где подают только сладости, находится через дорогу от нашей гостиницы. Я люблю это место, потому что здесь самые вкусные профитроли, которые я когда-либо пробовала, а это мой любимый десерт.
Переходим дорогу на светофоре и подходим к стеклянному зданию увешанному жёлтыми гирляндами. У дверей стоит дед мороз, и пусть он пластмассовый, всё равно ощущается дух праздника. Киваем в знак приветствия итальянцу Луиджи за витриной и проходим к нашему любимому столику – в самый угол панорамного окна. Через пять минут официантка Таня приносит заказ, даже на спросив, чего мы хотим. Нас с Юлькой, постоянных клиентов, здесь все хорошо знают.
– А если серьёзно, – начинает Юля, помешивая капучино. – Ты думала, как Самойлов отреагирует, когда узнает, что между вами было?
– Не думала, и думать не хочу, – бурчу недовольно. – И давай закроем тему.
– Нет уж, подруга, ты должна подумать и быть готовой, когда это произойдёт, – не унимается она.
– Почему «когда»? С чего ты вообще взяла, что это случится? – прищуриваюсь, глядя на неё. – Год он не вспоминал меня, встретив не узнал, почему вдруг должен понять, что год назад это именно я была?
– Мало ли что может случиться? Ты сама говорила, что по дому камеры на каждом углу и армия охраны, а ты как бы не через окно в маске в его квартиру пробралась, – вслух размышляет, заставляя меня ещё больше нервничать.
– У него наверняка таких, как я, сотни, как одноразовые салфетки – воспользовался и выбросил. Вероятность понять, что год назад именно меня Самойлов… пользовал в своей квартире – одна на миллион, – уверенно говорю, пытаясь убедить больше себя, чем подругу.
– Если вдруг он что-то заподозрит, поверь мне, вычислит тебя в два счёта, – продолжает подкидывать дров в огонь.
– Юлечка, ты настоящий друг, знаешь, – саркастично обращаюсь к ней я.
– Конечно, знаю, – ресницами хлопает, изображая ангелочка. – Я для тебя как лучше хочу, чтобы ты в обморок не упала, когда он скажет, что знает, что ты сделала прошлой осенью, – посмеивается, зачерпнув ложкой свой фисташковый десерт.
– Этого не будет, – заявляю уверенно, но сама в это с трудом верю. – Если ты, конечно, не проболтаешься, – поднимаю глаза на неё.
– Да сейчас же побегу и всё ему расскажу, – фыркает подруга. – Судя по твоим рассказам, он тиран и деспот, я лучше ему крысиного яду в кофе подсыплю, – заговорщицки проговаривает, подавшись вперёд.
– Я знаю, ты можешь, – тихо смеюсь я. – Но не надо, – мотаю головой и отправляю в рот шарик, покрытый шоколадом, с заварным кремом внутри и чуть ли не мычу от удовольствия. – Кстати, что от тебя хотел тот мужчина? – вспоминаю её диалог с собеседником Марата.
Юля бросает на меня растерянный взгляд, а через секунду берёт себя в руки. Но поздно, я уже уловила изменения, и так как я знаю эту девчонку ещё со времён, когда мы были соседи по горшку в детском саду, с точностью могу сказать – тот мужчина чем-то её задел. И не в плохом смысле этого слова. Юлька у меня кремень, она не верит в любовь и в эти, как она сама говорит, «розовые сопли». Но что-то всё же изменилось в её взгляде, когда я упомянула этого мужчину.
– Ничего, – сухо бросает, чем подтверждает мои мысли.
Если бы было «ничего» она бы полчаса об этом говорила, но здесь не всё так просто, по глазам, которые она прячет, вижу.
– Якушева Юля Михайловна, мне не врите, – серьёзным тоном проговариваю.
– Да господи! – вздыхает, закатив глаза. – С тех пор, как тебя забрал этот твой Самойлов…
– Он не мой, – перебиваю её с раздражением в голосе.
– Ну-ну, – усмехается эта зараза. – Так вот, с тех пор, как тебя забрали, эти двое регулярные гости в нашем ресторане, и этот Арсений, не помню, как там его по батюшке, вечно на меня пялится, чем сильно раздражает.