Его взгляд скользит по моему лицу. Мы ведем себя словно два шпиона, которые хотят подловить соперника на ошибке. Кусаю губы в кровь, глядя на то, как пляшут желваки на мужских скулах.
— Там курьерская служба привезла цветы для Каролины Алексеевны, — в дверях столовой появляется домработница, — просят адресата лично расписаться о получении спецзаказа.
От услышанного плечи моего мужа расслабляются, а на лице расползается кривая улыбка. Он возвращается к своему завтраку, силится вести себя так, словно это не его секунду назад напугал обычный дверной звонок.
Напряжение, повисшее в воздухе, и недосказанность, которая невидимой паутиной расползлась по комнате, смазывают радость от прекрасного начала этого дня.
Иду к калитке и мысленно стараюсь сформировать упорядоченный список из давно волнующих меня вопросов. Что будет с Баженовой? Как долго игра в «поддавки» с ней будет длиться? А вдруг заказчик так и останется инкогнито? А ребенок?
Ставлю размашистую подпись на экране планшета, который протянул курьер, и забираю огромный букет тигровых лилий вместе с коробкой-сюрпризом с логотипом известного парфюмерного бренда.
Яркая охапка любимых цветов немного скрашивает поникшее настроение. Ныряю лицом в оранжевые лепестки, наполняю растревоженную грудь сладким ароматом.
К сожалению, эффект от данной ароматерапии слишком быстротечен. Как только подхожу к порогу дома, тревога тут же охватывает разум и тело с новой силой.
Уже не получается просто закрыть глаза на происходящее, не выходит быть слепым котенком, который безоговорочно верит каждому слову любимого человека.
Когда возвращаюсь в столовую, мой нос полностью перепачкан в цветочной пыльце. Следом за мной входит домработница, в ее руках большая стеклянная ваза с водой. Помогаю Марии извлечь цветы из плена бумажной обертки и прошу поставить ароматный букет в нашей с мужем спальне.
Поправляю скатерть, перекладываю фрукты с места на место. Совершаю бессмысленные движения, лишь бы не стоять как статуя у стола. Облизываю пересохшие губы, никак не могу собраться с духом и взглянуть на супруга.
— Что ты думаешь по поводу посещения кинотеатра?
Начинаю громко смеяться, цепляясь за край столешницы.
— И тебе не стыдно, Гор? — Соленая влага проступает в уголках глаз. Вчерашняя вера в лучшее тает как кубики льда в полуденный зной. Смотрю в потолок, дышу с трудом. — Как долго будет длиться этот фарс? — Голосовые связки скачут вверх к высоким нотам. Я вот-вот перейду на истеричный крик. — Сколько ещё ты будешь делать вид, что ничего не происходит? Сколько еще мы будем вести себя как глухонемые и играть в счастливую пару, закрывав глаза на насущные проблемы?
Тяжко вздохнув, Горский откладывает столовые приборы. Молчит. Опять молчит.
Чувствую на себе его взгляд. Ощущаю как щеку жалит его пристальное внимание. Молчание любимого человека ранит похлеще любых слов.
Дрожащими пальцами тяну за край ярко-красной ленты, снимаю картонную крышку с врученной курьером коробки. Стараюсь сфокусировать разум на том, что вижу перед собой. Чтобы не сойти с ума от ужаса, который надвигается.
Бокс доверху заполнен золотой мишурой и прозрачным конфетти. Среди всей этой шушеры покоится прямоугольная коробочка темно-синего цвета в запаянной целлофановой слюде. На небольшой открытке черными чернилами указано, что это новый парфюм бренда под названием «Сильная и смелая». Компания дарит мне полноразмерный флакон новинки для ознакомления и приглашает на предстоящую презентацию, которая состоится в конце ноября в арт-галерее.
Еще вчера я бы прыгала от счастья, что меня пригласили туда. Еще вчера… Теперь я просто кидаю открытку обратно в бокс и закрываю крышку. Не вызывает никаких эмоций этот презент. Больше не вызывает.
Молчание мужа душит. Тишина терзает похлеще любого дикого зверя.
— Я не уверен, что сейчас подходящее время для откровений.
— Подходящего времени не будет никогда, Назар. И ты это знаешь. — Возвращаюсь к своей тарелке и наконец осмеливаюсь посмотреть на мужа. — Давай уже, Горский. Не томи. Выкладывай карты на стол, — слишком наигранным и фальшивым выходит мой голос.
— Хочу, чтобы ты знала: я не планировал такого. Никогда. Даже в бреду не представлял, что так может произойти. Для меня это тоже шок.
Соленая влага наполняет слёзные каналы. Отрываю кусочек ржаного хлеба и бросаю в рот, чтобы заесть горечь, расползающуюся по гортани. С трудом получается дышать. Каждый вдох глубже предыдущего, но кислорода мне все равно мало.
Горский покидает столовую на какое-то время. Гнетущая тишина давит на барабанные перепонки. Из-за тремора в руках не получается поднести стакан воды к пересохшему рту. Сглатываю каплю слюны, чтобы хоть как-то помочь разболевшемуся горлу. Кусаю потрескавшиеся губы. Вздрагиваю, когда настенные часы извещают о прошествии очередных шестидесяти минут.
Вернувшись, Назар не спешит садиться на свой стул. Он подходит ко мне, хочет взять за руку. Отшатываюсь и прячу ладони под стол.
Тяжко выдохнув, супруг оставляет рядом с моей тарелкой продолговатый белый конверт. Логотип медицинского учреждения, подсвеченный яркой голограммой в правом верхнем углу, говорит сам за себя.
— Это…? — поднимаю вопросительно бровь.
Назар кивает и залпом осушает чашку с оставшимся кофе.
Боюсь прикоснуться к этому конверту. Он словно раскаленный уголек, взявши в руки который я навсегда обожгу не только пальцы, но и целую жизнь.
Холодный пот бежит вдоль позвоночника. Как только я открою этот прямоугольник, когда пробегусь глазами по заверенным мокрой печатью строкам медицинского заключения, то все те ужасы, которые снились мне в жутких кошмарах, обретут физическую форму. Страх станет реальностью, которую с восходом солнца никуда уже не спрячешь.
— Как долго ты знаешь? — охрипшим голосом спрашиваю я.
Не могу оторвать глаз от стерильно белого конверта. Не могу поднять головы. Слишком больно. Слишком по живому.
— Результаты пришли неделю назад, — так же тихо признается Горский
— Почему сразу не сказал?
Поддеваю ногтем уголок конверта и переворачиваю его.
Я должна увидеть все сама. Должна лично убедиться, что это не блеф и не дурацкий розыгрыш Баженовой.
Но медлю.
— Это не то, о чем хочется сообщать по телефону.
Досадный смешок вырывается из моей груди.
— Стоило держать своего дружка в штанах, чтобы не пришлось даже заикаться о таком. — Язвительный характер стервы берет верх над трясущейся раненой девочкой, которая льет слезы над скатертью. — У тебя презерватива что ли под рукой не было?
— Каро! — рычит недовольно Назар. – Прекрати молоть ерунду. Если бы я был без контрацепции, то какого черта тебя убеждал столько временив обратном?
— Что Каро? Что Каро? Говори уже все, Назар. Вчерашний вечер, сегодняшнее утро, твой выходной — это же четко спланированный ход? Да? Я как чувствовала, что все слишком сладко, чтобы быть правдой. Ты прощаешься со мной? Отвечай!
— Чего?
— Бросаешь меня, чтобы быть с ними?
— С кем?
— С Баженовой и вашим ребенком. Она же дала тебе то, чего я не могу.
— Глупости.
— Какие уж тут глупости? Аннет мама, ты папа, вы уже семья. Навсегда.
Назар подскакивает с места и в два шага оказывается возле меня. Разворачивает мой стул на себя и опускается передо мной на корточки. Хватает мои ладони и переплетает наши пальцы.
— Я просто хотел побыть вместе с тобой, Веснушка. Хотя бы один день провести вдвоем, оставив проблемы и тревоги на завтра. Устал от всего.
— Ты подсластил горькую пилюлю, Гор, сюрпризами. Да вот только теперь от этого еще больнее.
— Да ничего я не сластил, Каро. Ничего не меняется. Мы вместе, как и прежде. Мы с тобой — семья. Просто теперь у меня есть еще и сын.
Глава 14
Каролина.
Оставшаяся часть дня проходит как в тумане. Я бесцельно ковыряю тарелку с давно остывшим овсяным блином, не в силах подняться со стула.
