жила.
— Мы не можем ее отпустить, она все разболтает, — задумчиво и тихо выдал. — Пристрелите ее.
— Но… — глаза ребят заметно округлились.
— Сделайте так, что бы никто об этом не узнал. Нам не нужны свидетели, — отвернувшись, устремился взглядом в панорамное окно в котором виднелся кровавый закат.
— Жалко, такая молодая… — ответил один из прислужников и тут же добавил. — Будет сделано.
Оставить в живых или убрать лишний рот пока не поздно. А если и правда, она не в курсе о своём отце. Стал бы кто-нибудь терпеть эти издевательства так долго.
Эмили
Камера пыток уже стала родной. Боли не было. Все смешалось. Мой организм заменял меня другими, что притупляло все и я мало что понимала и помнила.
Грязные стены, жёсткий пол, все такое привычное. Единственное, скучаю по душу, по тёплой воде, по всем моим гелям и кактусу Бенедикту на моем столе. И как хорошо, что у меня нет животных, ведь сейчас я бы не смогла быть такой спокойной.
Мертва, хотя ещё дышу. Я не ела нормально все это время, что здесь. В последние дни решительно отказывалась даже сама. Эти их подачки. Но теперь я без сил и не могу сопротивляться. Не могу применить все те приёмы, что изучала в школе. Ну и главный вопрос. Зачем все это было изучать?
— Ну все красотка, теперь ты наша, иди сюда, — мерзкие руки снова связывали и без того мое безжизненное тело. Все ломило. На мне уже не оставалось живого место. Ссадины от побоев не успевали даже немного пройти..
— Знаешь, мне тебя жаль, — продолжал говорить голос мучителя. — Такая молодая, невинная, а придётся убить. Вот какая несправедливая жизнь.
Сердце забилось сильнее обычного. Неужели это конец. Вот такой. Это и есть жизнь? Это то, что было мне предназначено судьбой?
— Но я не отпущу тебя так просто…
Я ощущала похотливые руки этого мерзавца сначала на талии, потом они спускалась ниже. Чувствовать его руки на бёдрах, было самым мерзким в моей жизни. Слёзы стекали по щекам, но я не издала, ни звука. Почему люди такие злые и что такого я сделал им.
Сил не оставалась на сопротивление. Тело обмякло и, кажется, я уже не ощущала пульс. Что-то снова внутри меня сломалось. Паника. Много воздуха. Головокружение. Темнота.
Дэн
— Ладно. Сам поговорю с этой пленной, — врываясь в комнату с заключённой, прошипел я. — Что ты делаешь?
Перед глазами виднелась ужасная картина. Неприятный парень наваливался сверху на измученную, побитую и уже полуживую девушку. Яро раздирал её вещи, как дикий зверь над своей добычей. Сердце защемило от такой картины.
— Я сказал допрашивать, пытать! Но не насиловать! Чертов придурок! — откинул это животное в другой конец, подальше от девушки.
— Вы приказали убить… — прошептал он в ответ.
Он был чертовски прав, ведь то, что эта девушка сейчас в таком состоянии, только моя заслуга.
— Это что, убийство? Ты решил ее сначала морально убить? — кричал, что есть силы.
Наклонившись, я убрал волосы с ее лица, чтобы понять. Жива ли девушка.
— Что? Что это значит?
Мне не хватало воздуха. Мне было нечем дышать. Тело кидало то в жар то в холод. Ладони первый раз в жизни вспотели. Мне было страшно. Сильно больно где-то в груди.
— Эмми? Малышка Эмми? Что я наделал… как же ты теперь сможешь меня простить за это? Как же я прощу себя? — дрожащими руками, держал ее тело. — Врача! Позови врача, срочно! — неистовый крик раздался из моей груди. Я взял ее на руки. По щекам скатывались слёзы.
Этот момент перевернул мою жизнь. Он открыл что-то во мне. Как ключ открыл замок и выпустил то, что было спрятано. Мне страшно потерять.
Ее лицо было покрыто ссадинами. Видимо ее пытали долго и много. Что ещё она вытерпела за это время.
— Эмми, открой глаза! Давай, открой же свои глаза! — голос раздирал связки. Я пытался привести ее в чувства хотя бы на минуту. — Пульс, где твой Чертов пульс, ты же такая бунтарка. Ты не можешь вот так сдаться, когда я пришёл! Слышишь?! Я пришёл, открой свои глаза.
Я держал два пальца в месте, где должен был биться пульс. Тишина звоном послышалась в голове. Неужели это все? Неужели это конец.
Я сам убил того, кого так яро пытался защищать.
105, 106, 107…
Ее безжизненное тело лежало у меня на коленях. Я не знал как это, терять тех, кого ты любишь. Теперь узнал…
Дэн
107 дней я провёл рядом с ней в больнице и каждый день молился, что бы настал 108, 109…
Я не могу потерять тебя, Эмми. Я не могу тебя потерять.
Эти ужасные картины приходили ко мне вечерами перед сном, и я каждый чертовый раз снимал с неё это безобразное тело, а потом смотрел на лицо Эмили в ссадинах и сходил с ума. Каждый раз, когда мои глаза смыкались, видел эту картину снова и снова. Меня тошнило от самого себя.
Зима никого не щадила. Ожидание было утомительно длинным. Проверяя телефон по сто раз на дню, ждал вестей, что Эмили наконец-то пришла в себя, но сообщений не было. Я бесился как ненормальный от своей беспомощности. Антон желал меня прикончить, и он был прав на все сто процентов в своей ненависти ко мне. Я и сам себя ненавидел. Собственноручно разрушил всё самое светлое, что было у меня в жизни. Единственный лучик и тот погас. В этом мраке я бездыханно плутал каждый день.
В комнате было темно. Все дни без Эмили не поднимались чёрные жалюзи, будто пытались скрыть моё существование, но, как известно каждому из нас, от себя не убежать.
«Ааа! Чёрт, Дэн, как ты мог?» — орал на всю квартиру раздирая свои связки. Швырял вещи в стороны пытаясь уничтожить и без того пустую комнату. «Чёртов придурок!» — падая на колени, кричал что есть силы, а после обессиленный валился на пол. Я был жалок как никогда.
Первый раз за несколько дней телефон издал противный звук. «Кто посмел?» — грозно рыкнув на телефон, отлепив себя от ламината, карабкался на диван, что бы узнать, кто этот смельчак, что нарушает мой траур.
— Чувак, ты там живой? — быстро звучал друг Стас, который любил навести суету.
— Я попросил меня не тревожить, — с нотками раздражения доносились мои слова.
— Забыл, значит, — он разочарованно вздыхал на том конце провода. — Еще и другом
