— Куда вы столько игрушек толкаете? — Сам-то он был уверен, что хватило бы и трех погремушек, ведь не месяц же Петька у него прогостит.
— Вот еще только барабан, Петькин любимый, развивающая игрушка.
Семен Алексеевич ударил в барабанчик, по пластиковой поверхности побежали огоньки и заиграла примитивная музыка, вроде чижика-пыжика.
— И что оно развивает?
— Леший его знает, — ответил дедушка и затолкал барабан в переполненный пакет.
— Вообще-то я приехал за кроватью.
— Разбирай ее, там крепления на болтах, а я манежик упакую. И это… извини, но Петькина одежонка вся грязная. Не успевал я стирать, когда бабушка заболела.
Машина Андрея оказалась забита — и багажник, и заднее сиденье. Грязное детское белье везет — чудно! Жизнь удалась, то есть летит в черт-тарары. Андрей ощущал себя человеком, попавшим в ловушку, который безошибочно знает, что совершает ошибку, но не способен изменить обстоятельства. Раздражения добавлял периодически включавшийся барабан. Во время торможения на сумку с игрушками что-то падало, и барабан отзывался идиотской музыкой.
Мария Ивановна и Ольга ушли в девять вечера, после купания и кормления Петьки. Еще раньше они перестирали детское белье. Стиснув зубы, Андрей собрал кровать и манеж. Квартирант, маленькое неразумное существо, легко оккупировал всю площадь. Коридор загромождала его коляска, манеж не поместился в спальне, пришлось устанавливать его в гостиной, ванная была завешана пеленками, распашонками и ползунками, на кухне микроволновую печь и кофеварку отправили на подоконник, чтобы освободить на столе место для бутылочек, коробочек, баночек и прочей ерунды. В собственном доме Андрей перестал быть хозяином. Здесь распоряжались тетки, добровольно давшие обет поклонения маленькому божеству. Ольга требовала от Андрея то одного, то другого — мебель передвинь, в холодильнике полку освободи, окна заклей — Петеньке дует. Андрею все это настолько надоело, что он перестал огрызаться. Чего вам еще надо? На пузе сплясать не требуется? Нет, ехидно отвечала сестра, плясать не надо, подержи ребенка, пока я сделаю влажную уборку, а Мария Ивановна отутюжит пеленки…
Но вторая бессонная ночь убедила Андрея, что сестра была права — няня должна находиться здесь круглосуточно. Несколько раз Андрей вскакивал и мчался к ребенку, и только один раз был не ложным — Петька поел, с закрытыми глазами, шельмец, вылакал молочную смесь и продолжил спать. А в полшестого утра снова потребовал еды и уже ни в какую не хотел засыпать. Гукал, мукал, ползал в кроватке, бился головой о прутья и вопил. Пришлось отнести его в манеж. Тактической ошибкой было высыпать перед Петькой все игрушки — он быстро потерял к ним интерес, рвался на волю, хныкал и блажил. Андрей выгреб все обратно и оставил лишь «развивающий» барабан. Петька узнал любимую забаву и колотил минут десять, пока Андрей дремал в кресле рядом под тренькающего чижика-пыжика. Последующие выданные по одной игрушки — фиолетовый резиновый заяц, гроздь непонятных пластмассовых фигур на кольце, тряпочные как бы жираф и вроде крокодил — занимали Петьку не более чем по минуте каждая.
— Чего ты хочешь? — с трудом разлепляя глаза, спросил Андрей. — На ручки? Ну, иди на ручки. Замолк? И дальше? Давай гулять, что ли. Куда ты тянешься? Это нельзя! Нельзя тащить в рот пульт от телевизора. Он невкусный и с микробами. Будет швах, или по-твоему бо-бо. Черт, я уже заговорил как придурочный. Не вертись! Крутится и крутится, будто… живой. Петька, нам еще два часа продержаться, а потом няня приедет.
«А вдруг не приедет?» — похолодел Андрей. Передумала, обстоятельства изменились, про оплату я с ней забыл поговорить, условия не понравились, конкурирующий младенец объявился…
Он посадил Петьку в манеж, дал телевизионный пульт, мысленно послав к черту микробов, и бросился звонить Ольге.
— Ты точно знаешь, что Мариванна приедет? Она поклялась?
Ответом было протяжное зевание сестры, сквозь которое можно было услышать положительное — угу!
— Продиктуй мне телефон Мариванны.
— Андрей, такая рань! Взбрело тебе…
— Это у тебя рань, а у меня беспросветный мрак!
Петя умудрился надавить на нужную кнопку, и экран телевизора ожил, громко бухнула музыка.
— Что за звуки? — спросила Ольга.
— Не обращай внимания, Петька телевизор включил.
— Сам?
— Оля! Телефон!
— Сейчас найду. — И опять сладко зевнула.
Мария Ивановна ответила быстро, сказала, что уже собирается, как и договаривались, в восемь будет у него, у Андрея.
— Мы с вами не обговорили зарплату.
— Это не к спеху, Андрей.
— Видите ли, я бы хотел вас попросить с ночевкой. В смысле — ночевать рядом с Петькой, потому что… (Еще одна такая ночка — и я его придушу.) — Потому что мне на работу и вообще.
Мария Ивановна молчала, Андрей напрягся и предложил:
— За ночную смену двойной тариф.
— Дело не в деньгах, мне бы не хотелось вас стеснять.
— Более, чем стеснил меня этот… (ревун, оглоед, монстр, зараза) — этот мальчик, стеснить невозможно.
— Хорошо, если вы просите…
— Убедительно прошу! Не забудьте взять личные вещи. До встречи! Ждем вас! Вы на метро поедете? Лучше на такси, я оплачу.
— Извините, Андрей, но я не умею пользоваться такси.
А чего тут уметь? Ладно, на метро, только не задерживайтесь. Я без вас… в смысле — Петя без вас скучает.
Мария Ивановна приехала раньше оговоренных восьми часов. Андрей вручил ей ребенка и рванул в ванную принимать душ и бриться. Скорее из дома — вон.
На работе он выпил пять чашек кофе, но все равно зевал каждые пять минут. После сытного обеда, который им в офис привозили из ресторана, в сон потянуло совершенно безудержно. Заявился в кабинет Гены Панина, друга и начальника, попросился вздремнуть часок на диване.
— Перебрал вчера? — понятливо ухмыльнулся Гена.
«Если бы!» — хотел ответить Андрей. Но посвящать друзей в свои идиотские проблемы, способные обернуться многолетними подтруниваниями, было бы неразумно.
— Вроде того, — кивнул Андрей. — Дай поспать!
— Я тоже отрываюсь, когда жена уедет.
— Нет у меня жены! — излишне резко воспротивился Андрей.
— Пусть девушка, я Марину имел в виду.
Андрей ослабил узел галстука, снял пиджак, завалился на диван и пробормотал что-то вроде: жены, девушки, мамы, няни — пусть провалятся, отдыхают, то есть отдыхать буду я, заслужил.
***
Ощущение негаданной благодати, почти счастья, не покидало Марию Ивановну. Хотя примешивалось и чувство неловкости — чужая трагедия обернулось для нее удачей. А трагедия, судя по всему, случилась нешуточная. Как могла мать бросить своего ребенка? Да еще такого необыкновенного, умного, веселого, энергичного? Развод плохо повлиял на Андрея, отрицательное отношение к жене он, похоже, переносит и на сына. Никак не демонстрирует свою любовь к Петеньке, а подчас смотрит на него с нескрываемым раздражением. Но, не исключено, все мужчины так ведут себя по отношению к детям? И выражение досады на лице — норма? Мария Ивановна никогда не наблюдала представителей сильного пола в быту, не знала их повадок. Мужчины для нее — совершенно загадочные и непредсказуемые существа, способные на самые удивительные реакции и поступки. Например, тяжелая стальная дверь со множеством замков — не свидетельствует ли она о подозрительности Андрея и паническом страхе быть ограбленным? И юмор у Петенькиного папы настолько своеобразный, что находится за гранью ее понимания. Разве остроумно назвать малыша желудочно-кишечным деспотом?
