Мика давным-давно усвоил, что для ковбоев, а значит, и для него, Бэннер недосягаема, и смиренно принял это как данность. На свете полно девчонок, может, и не таких хорошеньких, но ни одна женщина не стоит ни мужской дружбы, ни тем более жизни.
– Я ценю вашу попытку утешить меня, – мягко сказала Бэннер. – Может, не Грейди отец ребенка. Но все равно он виноват, потому что спал с ней, да он и сам признался. Как бы то ни было, он изменил мне.
– Согласен, пусть так, – уступил Мика.
Одно он знал точно: если бы Бэннер Коулмэн досталась ему – у него хватило бы ума не рисковать, он бы уж не упустил ее, потерпел бы, авось не лопнула бы ширинка. Он встречал в жизни немало дурней, но с таким идиотом, как Грейди Шелдон, сталкиваться не доводилось.
Ли ковырял землю носком ботинка.
– Неловко, что парень вроде как отвечает за нас за всех… Ну, за многих из нас. Но морду я бы ему набил с удовольствием.
Бэннер взяла его за руку.
– Спасибо. Не стоит.
Ли поднял голову и улыбнулся сводной сестре.
– В Тайлере открылась новая галантерейная лавка. Говорят, это что-то! Мы с Микой собираемся скатать туда как-нибудь в субботу, вот только ожеребятся кобылы – сразу поедем. Не хочешь присоединиться?
Теперь Бэннер знала – они любят ее. Ведь раньше она бегала за ними, как нитка за иголкой, упрашивая взять ее с собой, а они безжалостно оставляли ее на дороге глотать пыль.
– Спасибо, я не против, – улыбнулась она друзьям.
Ли с Микой скрылись в темноте, но до Бэннер долго еще доносилось их негромкое бормотание. Потом все смолкло, сумерки поглотили пареньков. Легкими шагами она вернулась во двор, прислонилась к орешнику, постояла немного, созерцая открывшуюся перед ней мирную картину.
Контуры дома были едва различимы в темноте, но он казался теплым и приветливым; окна светились золотистым светом: внутри уже зажгли керосиновые лампы. Вьюнок только начал виться по колоннам – по три с каждой стороны крыльца. Летом он разрастется по-настоящему. Первые ростки циннии и дельфиниума зеленели на клумбах. Над кухней еще вился дымок. Обманчивая картина. Ничто не напоминало о случившейся драме.
Первое время после переезда Росс с Лидией перебивались кое-как в крытой повозке Мозеса. Для начала Росс соорудил на скорую руку домишко с кухней и жилым помещением, отделенным от спальни коридорчиком. Это было тесное и нелепое сооружение, но Лидия не возражала. Она понимала, что самое главное – наладить дело.
Бэннер родилась в том домишке, и только когда ей исполнилось десять лет, они перебрались в новый дом. Даже по городским стандартам он получился грандиозным. Наверху четыре спальни, хотя Ли часто ночевал с ковбоями. Внизу – парадная гостиная, маленькая гостиная, столовая, которой редко пользовались, предпочитая есть в просторной кухне. В задней части дома – кабинет Росса, из него через короткий коридор выход на заднее крыльцо.
Бэннер впитывала, втягивала в себя окружавшую тишину, это спокойствие застилало ей глаза, как и слезы. Без тени сомнения готовилась она покинуть родной дом, выйти замуж, потому что была уверена, что в их с Грейди доме будет еще больше любви. Но мечтам этим не сбыться никогда, и сердце Бэннер обливалось кровью.
Росс и Лидия сидели вместе на плетеном диванчике-качалке. Джейк стоял рядом, опираясь о колонну. В темноте светился красный кончик его сигары. До Бэннер доносился приятный запах дыма. Рядом с парой на диване Джейк казался неприкаянным.
Насколько Бэннер могла разглядеть, Росс погладил Лидию по щеке и положил ее руку себе на плечо. Другая ее рука спокойно лежала на бедре мужа. Он нагнулся, нежно поцеловал пробор в ее волосах.
Две слезинки выкатились из глаз Бэннер. Она страстно желала такой любви, мечтала о ней. О мирной и надежной любви. Прикосновения… Говорящие взгляды, понятные только двоим… Ей хотелось почувствовать такое единение с мужчиной. Именно поэтому разочарование было столь глубоким.
Отчаяние окутало ее как саван. Бэннер поспешно вышла из скрывавшей ее тени дерева, взбежала на крыльцо, не останавливаясь, пожелала всем спокойной ночи и поднялась к себе в комнату.
Она подошла к сундуку, в который уложили часть ее приданого, и достала ночную сорочку, специально сшитую для брачной ночи.
Она мучила себя, но чувствовала, что должна сделать это. Сорочка была из тонкого белого батиста с вырезом и длинными рукавами. Вырез украшен вышитыми розочками и узкой полоской кружев. Рукава стянуты на запястьях ленточками. Просто, элегантно и соблазнительно. Она натянула сорочку. Очертания тела просвечивали сквозь складки полупрозрачной ткани.
Бэннер легла в постель. Одна. И с головой погрузилась в печальные размышления о своей потере, о том, чем эта ночь должна была стать. Такой чужой всем, ненужной она не чувствовала себя никогда прежде. Только она одинока этой ночью. Ма Лэнгстон окружена собравшимися под ее кровом детьми и внуками. У Росса, конечно, есть Лидия, а у Лидии – Росс, у Ли и Мики – их дружба, даже Мэринелл не одинока – наслаждается своими книгами.
Одинока только невеста.
Бэннер услыхала шаги: родители поднялись к себе, дверь за ними закрылась. У нее сильнее забилось сердце, опять накатила боль. Это нечестно! Ее обманули. Почему Грейди не любит ее так, как папа любит маму? Кто исключение из правил – Грейди или Росс с Лидией?
Тело тоскливо ныло. Всем своим существом она жаждала почувствовать рядом тепло другого тела. Мужского тела. Почувствовать мужские руки, обнимающие, нежно касающиеся ее. Руки мужчины, который любит. Сердце жаждало слиться с другим сердцем.
Бэннер беспокойно ворочалась некоторое время, потом откинула простыню и подошла к окну. Ветерок освежил щеки, но не мог задуть пылавший внутри огонь. Прекрасная ночь купалась в серебряном свете месяца. Мерцали звезды. Благоухал клевер на лугах. Каждой клеточкой Бэннер ощущала себя частью природы.
Во дворе она заметила какое-то движение. Красная точка, как светлячок, слетела с крыльца и пропала. Сигара Джейка. Секундой позже спустился и он сам. Его шпоры тихонько позвякивали. Джейк пересек двор и направился к самой старой конюшне на ранчо, где стояла его лошадь, повредившая ногу.
Джейк…
Не только она одинока. Джейк тоже. И тут ей пришло в голову – он ведь всегда одинок. Среди дружных Коулмэнов и Лэнгстонов он был сам по себе, отдельно. Он разговаривал, смеялся, но он был одинок.
Бэннер догадывалась почему. Безграничная жалость переполнила ее.
Джейк проскользнул в конюшню, и почти сразу Бэннер увидела тусклый свет фонаря в одном из пыльных окон.
Эта ночь должна была стать ее брачной ночью. Ее отвергли. Нельзя нанести женщине оскорбление более тяжкое. Невеста, стоявшая на пороге сияющего будущего, погрузилась в бездну отчаяния. Ее публично унизили.
