Джек снова замолчал. Он поднял голову, пытаясь поймать мой взгляд. Но я отвернулась.
В их аргументах была железная логика. Кто-то выдал меня. Я мог доказать свою невиновность, только назвав кого-то еще. Те, в свою очередь, должны были доказывать свою невиновность, называя имена других. Получалось, что все предавали друг друга. Но у этого предательства было оправдание — ни у кого из нас не было выбора.
А вот тут ты ошибаешься, — вдруг разозлилась я. — У «голливудской десятки» был выбор — и все они оказались в тюрьме. У Артура Миллера был выбор — и он отказался назвать имена. У моего брата был выбор… и он пожертвовал своей жизнью.
Джек снова опустил голову.
Я пытался ограничиться именами знакомых из Комитета.
«Этого недостаточно, — сказали они. — Мы уже знаем всех, кто был тогда с вами. Нам нужен кто-нибудь еще». Я сказал, что не знаю других коммунистов. Но они мне не поверили. «Каждый знает хотя бы одного бывшего коммуниста». Я объяснил, что не собираюсь никому вредить. «Вы никому и не навредите, — возразили они. — Если этот человек согласится сотрудничать с нами, ничего плохого с ним не случится». И снова я пытался убедить их в том, что среди моих знакомых коммунистами были только те, кто работал в том Комитете, но это было десять лет тому назад. Они продолжали настаивать. Я должен был назвать им хотя бы одно новое имя. Иначе… В общем, передо мной стояла проблема. Я должен был сдать им бывшего коммуниста. Но я не знал никого из бывших коммунистов.
Кроме моего брата.
Я был в отчаянии. Но я решил сказать федералам так: «Послушайте, единственный из моих знакомых, кто мог быть связан с партией, порвал с ней так давно, что это уже не актуально». На что они заявили: «Тогда ему будет нетрудно восстановить свою репутацию, точно так же, как это собираетесь сделать вы». И вот тогда я назвал имя Эрика… Сара, дорогая… учитывая высокое положение Эрика на телевидении, его бы рано или поздно все равно привлекли за политическое прошлое. Ты же сама это понимаешь.
О да, очень хорошо понимаю. И честно говоря, еще с самого начала этой кампании «черных списков» я знала, что короткий флирт Эрика с компартией обязательно аукнется. Но я никак не ожидала, что человек, которого я когда-то любила, окажется иудой, стукачом.
Повисла долгая пауза.
Когда-то любила? — спросил он.
Да. Когда-то. И больше не люблю.
Он посмотрел на меня — потерянный, убитый.
У меня и в мыслях не было навредить ему, — сказал он. — Я решил, что он, как и все, тоже включится в эту игру.
К счастью, Эрик обладал достоинством под названием совесть.
Ты считаешь, что у меня совести нет? — Он вскочил с дивана, и его голос едва не сорвался от отчаяния. — Ты думаешь, меня не преследует призрак того, что случилось с Эриком?
Ты так блестяще играл свою роль после его увольнения, не так ли? Тебе бы в актеры. Ты был так искренен в своем участии, так рвался помочь бедняге.
Это была вовсе не игра. Это было…
Я знаю. Вина, злость, стыд. Ты же настоящий католик. Готова спорить, ты и на исповедь сходил после того, как продал его.
Я никогда, никогда не думал, что он пойдет против течения…
И что, это давало тебе моральное право назвать его имя?
Пожалуйста, попытайся понять…
Нечего здесь понимать…
Я не хотел подставлять его.
Но подставил.
Я не знал…
Я уставилась на него.
Как ты сказал? — тихо спросила я. Он судорожно вздохнул:
Я не знал…
Ich habe nichts davon gewufit — произнесла я.
Что?
Ich habe nichts davon gewufit. Я не знал.
Не понимаю…
Нет, понимаешь. Дахау, сорок пятый год. Ты был с армейским батальоном, который освобождал лагерь. Айк приказал провести все население города маршем через бараки и крематорий, чтобы они видели тот ужас и террор, который творили якобы ради их блага. И там был один толстый, разодетый банкир, который не выдержал, рухнул на колени перед вами и все повторял… Ich habe nichts davon gewufit… Ich habe nichts davon gewufit… Вспомнил?
Он кивнул.
Это ведь было на самом деле? — спросила я. — Или это очередная твоя ложь?
Нет, это действительно было.
Ich habe nichts davon gewufit. Ты рассказал мне эту историю в тот первый наш вечер. Я уже была влюблена в тебя, когда ты ее рассказывал. А потом… — я с трудом сглотнула, — потом я подумала, что ты самый замечательный человек, которого я когда-либо ветречала. Ну не дура ли я была? Тем более что потом случился спектакль с твоим исчезновением. Мне тогда надо было все понять. Но ты украл мое сердце, ты, негодяй…
Сара, мое сердце по-прежнему принадлежит тебе…
Лжец.
Это правда
Если бы это было правдой, ты бы никогда не назвал Эрика. Но ты подумал, что проскочишь. Подумал, что я никогда не узнаю.
Он заплакал:
Прости.
Извинения не принимаются. Ты и Эрик — вы были моим миром. Теперь его нет.
Дорогая, я по-прежнему здесь, с тобой.
Нет, тебя не существует.
Сара, прошу тебя, умоляю…
Убирайся.
Не делай этого.
Убирайся.
Он сделал шаг, протянул ко мне руки.
Я люблю тебя, — сказал он.
Не смей произносить эти слова.
Я люблю тебя.
Вон, сейчас же!
Я…
Он попытался обнять меня. Я закричала, чтобы убирался. А потом принялась лупить его. Я била его по лицу, по голове. Он не оказывал ни малейшего сопротивления, даже не защищался. Совершенно неожиданно я тоже разревелась. У меня началась истерика. Мои удары ослабели. Я рухнула на пол, заливаясь слезами. Он снова попытался прикоснуться ко мне. На этот раз я размахнулась кулаком и заехала ему прямо в рот. Он отлетел назад, прямо на тумбочку. Тумбочка опрокинулась вместе с настольной лампой, и он упал рядом с нею. Моя истерика вдруг разом прекратилась. Мы изумленно уставились друг на друга. Он тронул свои губы. Они были в крови. Он встал и, пошатываясь, направился в ванную. Я не могла пошевелиться. Прошла минута. Он вышел, прикрывая рот носовым платком. Платок был испачкан кровью. Он не сказал ни слова Я начала подниматься с пола. Он протянул мне руку, предлагая помощь. Я отказалась. Я прошла на кухню. Взяла посудное полотенце. Из морозилки достала кусок льда, завернула его в полотенце и вернулась в гостиную.
Держи, — сказала я, протягивая ему лед. — Это снимет опухоль.
Он взял ледяной компресс и приложил его к губам.
Я хочу, чтобы ты ушел, Джек. Сейчас.
Хорошо, — пробормотал он.
Завтра я соберу твои вещи. Оставлю тебе в офисе сообщение, когда меня не будет дома, чтобы ты мог прийти и забрать их.
