Подпись: Джейд Джонсон.
Куда деваться?
Безусловно, платили ей щедро. Контракт с «Клауд» обеспечил ее до конца жизни. Теперь она может позволить себе сниматься в кино на своих условиях – или не сниматься вообще.
Зеппо Уайт по телефону сообщил ей, что Хауэрд Соломен приобрел права на экранизацию «Брачной могилы» и над сценарием – специально для нее – работает один из лучших сценаристов.
– Я тебе устроил не контракт, а конфетку, – ликующе доложил он. – Все, что ты хотела, и даже больше. Посылаю тебе бумаги прямо сегодня. Подписывай, детка, и сразу шли мне назад.
– Как в Лос-Анджелесе? – спросила она, поеживаясь в квартире подруги.
– Жарко. На носу Рождество. Моя рождественская индейка разгуливает у бассейна. А у тебя что?
– Рождество встречу с родителями, сразу после праздников прилечу.
– Жду с нетерпением. Айда горит желанием созвать вечеринку в твою честь.
По вечеринкам ее просто затаскали. «Клауд» закатила грандиозный прием, куда собрались все воротилы и сливки нью-йоркского общества плюс пресса и самые безудержные новаторы и первопроходцы.
Мужчины обрушивались на нее мощным шквалом. Пухлый политик с не поддающимся расшифровке акцентом. Известный бродвейский актер, домогавшийся ее тела. Бывший супружник Силвер Андерсон. И высокий худощавый модельер, расположенный не только к женскому полу, но и к мужскому.
Она отвергла всех до одного, твердо решив: мужчинам – нет, карьере – да.
До Рождества оставалось несколько дней, и сразу после праздников она собиралась вернуться в Лос-Анджелес и сниматься в последней серии фото– и коммерческой рекламы «Клауд». Собственно, она уже не могла этого дождаться. За девять месяцев жизни на западном побережье она привыкла к ритму Лос-Анджелеса, прекрасной погоде, дружелюбным людям. Она даже скучала по своей квартире и подумывала о том, как бы ее оживить, например, завести пару кошек. А если выгорит с кино, можно подумать и о доме – снять жилье где-нибудь на побережье.
Весь Нью-Йорк активно готовился к Рождеству. В магазинах было не протолкаться. Джейд с удовольствием выбирала подарки, но стоило позвать продавца или продавщицу – начинался кошмар. Ее везде узнавали. Такая потеря свободы была неприятной неожиданностью.
Наконец, покупки были сделаны, предстояла встреча Рождества в кругу семьи. Из Калифорнии должен был прилететь Кори, а после праздников они собирались возвращаться в Лос-Анджелес вместе.
За день до поездки в Коннектикут в ее жизнь на лихом скакуне снова ворвался Марк Рэнд.
Он развелся и был готов совершить принципиальный шаг.
– Нужно что-то решать, Джек, – сказала Арета своим самым деловым и убедительным голосом. – Иначе мы будем делать шоу, в которых перед камерами в гордом одиночестве будешь сидеть ты один.
– Я уже сказал, – упрямо повторил Джек. – Мне в шоу нужна Джейд Джонсон.
– И я тебе сказала, – терпеливо ответила Арета, – что она в Нью-Йорке и приедет после Рождества.
– Я хочу получить от ее людей твердое обещание: в первую неделю после приезда она появится у нас.
Вздохнув, Арета взбила волосы.
– Сделаю, что смогу. После того, как Норман Гусбергер ушел из «Брискинн энд Бауэр», они вообще перестали отвечать на звонки, не говоря обо всем остальном. У них там собралась похоронная команда. Наше шоу стоит выше шоу Карсона, а этим пентюхам трудно пальцем диск провернуть.
– Достань ее, – отрубил Джек.
– Да стараюсь я. Зато с Карлосом Брентом вроде бы верняк. А Захарию Клингера пока обрабатываем.
– Отлично.
Он вышел из кабинета, и Арета скорчила ему вслед гримасу. Последний месяц он совсем оборзел. Всегда такой лапочка, но если что вобьет себе в голову – берегись! Каким-то образом эта лисичка Джейд Джонсон растравила ему душу. Как, почему – этого Арета не знала, но что он решил дать ей бой – это факт. Если Джек хотел кого-то уничтожить, он делал это перед камерой, и, похоже, очередной жертвой должна стать именно мисс Джонсон.
Арета снова позвонила в «Брискинн энд Бауэр», спросив на сей раз самого Берни Брискинна. Опыт научил ее – если ничего не можешь добиться от подчиненных, бери за загривок босса. Способ проверенный.
Джек вылетел в своем «Феррари» на скоростную трассу, уже опаздывая на встречу с Хевен и ее менеджером. Его маленькая племянница, девочка-школьница, вдруг стала зарабатывать, впереди маячили большие деньги, и он был просто обязан проследить за тем, чтобы они были надежно защищены и разумно вкладывались.
В день приема по поводу выхода ее пластинки он испытал настоящее потрясение. Он думал, что речь идет о пустяковой тусовке, обычном мыльном пузыре, а попал на грандиозную премьеру.
Хевен была полностью готова к взлету, и, услышав ее запись, Джек понял – это настоящее. У нее был изумительный голос. Сомнений нет – в ней есть изюминка, которая вытолкнет ее на самый верх. Она будет звездой. Как ее мать.
Поначалу его захлестнули самые противоречивые чувства. Она еще совсем девочка – не рано ли ей в этот водоворот? А потом у него возникла почти отцовская гордость – она молодец, она в списке победителей. Джек сам принадлежал к этой когорте и знал, каких усилий стоит добиться чего-то серьезного.
Как к этому отнесется Силвер? Ведь ее – если девочка действительно пробьется – начнут донимать журналисты. Что она им скажет?
Когда Хевен под фонограмму сымитировала свою песню, он протолкался к ней через толпу поздравлявших.
– Слушай, я чувствую себя гордым дядей, – шепнул он, помня, что выдавать их родственные отношения она не хочет.
– Честно? – Она вся сияла от счастья, от восторга.
– Позвони завтра. Сейчас тебе некогда, так что исчезаю.
Она возбужденно закивала, в глазах блестел янтарь. Подошла Линди.
– Меня спрашивают, что здесь делает Джек Питон, – сказала она с улыбкой. – Здравствуйте. Я Линди Фоксуорт. На мне – связи с общественностью.
– Все – меня уже нет. – Он поцеловал Хевен в щеку и сунул ей небольшой сверток в подарочной упаковке. – С днем рождения, прелестные семнадцать.
С тех пор он ее не видел, хотя перезванивались они часто. Как только пластинка вышла в свет, он предложил ей организовать встречу со своим менеджером.
– У меня свой есть, – сказала она, чего он никак не ожидал.
– Кто?
– Рокки помнишь?
Еще бы. Он этого Рокки не скоро забудет. Но как она попала в его лапы? Ведь он специально велел ей: с этой швалью больше не встречаться.
Черт! Он ведь ей не отец. А всего лишь дядя. Через год ей восемнадцать – как он помешает ей делать то, что она захочет? По крайней мере, тогда можно будет о ней не беспокоиться.
