— Женя…
И вновь кольцо сильных рук и губы на пульсирующем виске. И мое третье по счету «да» за сегодняшний вечер. И подкосившиеся колени, когда его ладони наконец накрывают в долгожданной ласке грудь.
* * *
— Да… — шепчет она протяжно, и на ее шепот откликается каждый натянутый нерв моего тела, сводя с ума звенящей дрожью плещущегося в нем желания.
Птичка. В моих руках. По своей воле. Расслабленная и одновременно возбужденная. Обнаженная, теплая, близкая. Опьяненная одной со мной страстью. Искренняя в своем выборе. Настоящая.
Ее ладонь тянется к моему лицу, а я тянусь к раскрытым на вздохе губам. Ловлю их осторожно, сдерживая себя на остатках самообладания, помня о том, что сегодня напугало ее, но едва касаюсь обветренной кожи, едва чувствую сладкий вкус удовольствия, проникший в кровь… со стоном выпиваю девчонку до дна, теряя голову. Приникаю к ней, как к единственному источнику утоления снедающей меня жажды, готовый проклясть себя за несдержанность, когда внезапно понимаю, что птичка отвечает мне тем же.
С не меньшей страстью припадает к моему рту, с не меньшей силой обнимает руками спину, прижимая к себе. Отзываясь, увлекая, позволяя двигаться дальше.
Руки скользят по бедрам, и черные бикини воробышка уже на ее красивых щиколотках, а мои губы мнут мягкий живот. Она оказывается на узком комоде у стены прихожей раньше, чем я успеваю сообразить, что сделал. Откидывает голову, разводит колени, притягивая меня к себе, а я внезапно понимаю, что поступаю сейчас с ней ничем не лучше урода Ящера, готовый немедленно ворваться в ее податливое тело. Взять девчонку у гребаной стены в чужой прихожей гребаного отеля.
Черт! Как в дешевом рейтинговом кино для взрослых. С одной лишь разницей: все, что в эту ночь происходит между нами, — отнюдь не инсценировка чувств, не короткая схватка желаний, все куда серьезнее.
Я останавливаюсь, тяжело дыша, нависая над плечом птички. Не в силах отступить и вместе с тем боясь ранить. Испортить все к черту своей порывистостью!
— Нет! — неожиданно твердо говорит она. — Не смей! Только ты… Только ты сейчас, слышишь! Его для меня не существует! — и вновь эти сумасшедшие губы на моей коже и смелые пальцы, отыскавшие ремень джинсов. И голос моей нежной девочки, утонувший в глубоком поцелуе. — Я хочу тебя, Илья…
Хочу тебя…
Два ключевых слова, сорвавшие последние оковы с моего желания. Сулящие телу освобождение от боли, заставившие сердце в ответ на них удариться о ребра с двойной силой, пламенем сказанного напрочь лишив дыхания.
Да, только я. Только для тебя. Только с тобой.
Не сейчас — всегда.
Господи, воробышек, как же долго я ждал! Кажется, века. Слышал голоса многих, был со многими, а отозвался лишь на шепот залетевшей в душу сероглазой золотоволосой птички.
Я вхожу в нее медленно, на прерывистом вдохе, держа раскрытыми губами ее губы и закрыв глаза. Выпивая ее первый стон удовольствия до последней капли, новым толчком побуждая еще больше раскрыться для меня.
Да, моя девочка, вот так встречай меня. Неизменно горячей и отзывчивой. Стонущей. Оплавляющейся свечным воском в моих руках.
— О-ох! — выдыхает она, прочерчивая напряженными ноготками кожу на спине, сжимая вокруг моих бедер колени, и я тут же прячу в изгибе ее открытой шеи довольный рык. — Ты… большой, Люков.
— Птичка… — на миг замираю от такого признания, не зная, что сказать и что ожидать от девчонки, но она уже скользит пальчиками к затылку, зарываясь ими в мои волосы, шепчет, притягивая меня к себе, опаляя жарким дыханием ухо.
— Большой. Мне нравится…
Ах ты, хитрая плутовка! До самых кончиков мизинцев ног настоящая женщина, пусть и не ведающая о том. Я нахожу мягкие губы и вновь заставляю птичку ответить мне протяжным стоном. С трудом оторвавшись от нее, честно предупреждаю, осторожно прикусывая нежную кожу на запрокинутом подбородке, жадной рукой прогибая ее под талией к себе.
— Воробышек, осторожней. После таких признаний я не продержусь долго. Ты и так сводишь меня с ума. Ты невозможно…
— Я тоже… — тонкие ноготки ложатся на лопатки, соскальзывая вниз, сердце девчонки гулко бьется о мою грудь, — тоже не продержусь… Ох, Илья!
— Что? О Господи! — Я чувствую, как птичка сжимает меня, задерживает вздох… и отпускает себя, тихонько вскрикнув, нанизывая на бьющееся во мне желание волны своего удовольствия. И задыхаюсь сам, растворяясь в ней, встречая хриплым стоном раскроивший меня надвое цветной мир. Целую девчонку, крепко прижимая к себе, чувствуя переполняющую сердце радость от нашего общего с ней финиша встретившихся желаний.
Вот теперь она моя. До последней клеточки, вся и неделимо. Только бы подобрать слова. Только бы успокоить и уверить, что никогда больше Ящер не коснется ее даже взглядом и не встретится на пути. Только бы не испугать напором.
Черт! Как же много этих «только»! И как больно ранит сердце ее неверие!
Но как тепло ласкает душу блестящий взгляд.
«Помоги узнать, как это — быть с тем, кто хочет тебя, и кого хочешь ты. Кого очень хочешь!»
Птичка-птичка, невеличка, надеюсь, ты простишь мне мой голод. Потому что я едва насытился. И потому, что не могу отказать тебе в любой просьбе.
— Воробышек, — я отрываю от нее губы, спускаю руки по плечам и приподнимаю в осторожной ласке упругую грудь, наполнившую мою ладонь, — ты чудо! — Провожу большими пальцами по соскам, вновь прерываясь в дыхании от эмоций, так и не отпустивших меня, склоняю голову и играю с грудью губами, вызывая в птичке ответный трепет. Сжимаю гладкие ягодицы, оглаживаю разведенные для меня бедра, пока не чувствую, что готов войти в нее снова.
Однако же я оценил ее смелость, и продолжим мы уже не здесь.
— Илья, я не против, но мой копчик помнит, что где-то в номере есть кровать, — словно подслушав мои мысли, улыбается Воробышек, и я на руках уношу свою девочку в комнату, не позволив ее босым аккуратным ступням коснуться пола. Опустив на постель, сам ложусь рядом, укрываю нас одеялом и долго просто смотрю на нее, не в силах отвести взгляд от рассыпанных на подушке волос и точно фарфоровых в лунном свете плеч.
Рассветная девчонка, такая хрупкая и такая живая. Манящая, как родник с ключевой водой. Пробуждающая телесную жажду одним только взглядом. Дарящая чувство покоя и непреходящее желание быть рядом. Доверчиво и так щедро раскрывшаяся для меня. Отпустившая себя на волю.
«Я хочу тебя, Илья!»
Больше я не намерен спешить, какой бы силы голод ни владел мной и каким бы призывным блеском ни горели сейчас в сумраке ее серые глаза. Я хочу насладиться близостью с ней. Хочу, чтобы птичка позволила мне пройти каждый шаг на пути к удовольствию, позволила снова познать ее, принимая для себя эту ночь, неожиданно ставшую нашей. Принимая мое неостывшее к ней желание.
