– Привет, родственница! Проснулась уже? – вздрогнула Маруся от мужского голоса, окликнувшего ее откуда-то снизу, и лихорадочно запахнула на себе халатик.
Перевесившись слегка через перила, она увидела идущего по дорожке к крыльцу лысоватого мужчину средних лет. Задрав голову, он улыбался ей, отчаянно щурясь на солнце. Потом, подставив ко лбу ладонь козырьком, спросил удивленно:
– Чего так смотришь подозрительно? Не узнала, что ли? Вчера вроде знакомились…
– Да, здравствуйте… – растерянно произнесла Маруся, виновато улыбнувшись. Она и впрямь не узнала его. Хотя лицо было смутно знакомым. Кто-то из родственников Никитиных, наверное. Их вчера много было на свадьбе, родственников этих. Проплыли лица чередой, всех сразу разве упомнишь…
– Привет, Пашка… – раздался у нее за спиной хриплый спросонья Никитин голос. – А я думаю, с кем это моя жена с утра тут здоровается… Ты чего в такую рань приперся? Нахально и бестактно нарушить покой молодоженов решил? Кто тебя только воспитывал, Пашка?
– Так маман наша, взаимно обожаемая, и воспитывала… В нахальности и в бестактности, стало быть, – хохотнул снизу Пашка, не убирая ладони ото лба. – Ты уж извини, дорогой братец. Просто подумалось, что не увижу тебя еще сто лет… Мне вечером обратно уезжать надо, Никитка. Домой, в Москву. Дела зовут, бизнес трепещет и требует присутствия. Вот мы и решили с Алькой вас потревожить…
– Что, и Алька с тобой приехала? А где она?
– Там, у ворот, в машине сидит. Мы уж давно, кстати, у ворот стоим. Как бедные бездомные родственники. Вторгнуться не смеем. Ждем, когда молодожены соизволят глаза продрать. А ты, сволочь, еще в нахальстве да в бестактности меня попрекать взялся! Хоть бы перед молодой женой стыд поимел!
– Ну, завелся… – довольно хохотнул Никита, подходя к Марусе и обнимая ее за плечи. – Веди давай свою жену, а то она там, в машине, с тоски помрет…
– Не помру, не дождешься! – весело прокричал звонкий девчачий голосок от ворот, и все головы дружно повернулись в его сторону.
Маруся улыбнулась, помахала рукой приветливо – вот девушку она узнала тут же. Вот ее она сразу заприметила вчера на свадьбе. Да ее и нельзя было не запомнить даже с первого раза – очень уж бросалась в глаза ее легкая мальчишеская длинноногость, хрупкие костистые плечики и длинная тонкая шея, слегка открывающаяся из-под светлых и прямых, будто проглаженных утюгом волос, рассыпающихся дождем по спине. С лица Алька была не то чтобы красива, но просто чертовски обаятельна. И видимо, распрекрасно осознавала в себе наличие этого угловато-подросткового обаяния, как начинают осознавать его, к примеру, юные модели после первых успешных снимков у дорогого фотографа. Было в ее походке, в пухлых надутых губках, в скользяще-летящем взгляде что-то уже заранее балованное и залюбленное, от чего трудно было оторвать глаз…
– А она кто? Дочка твоего брата, да? – тихо спросила она у Никиты, наклоняясь к самому его уху.
– Да какая дочка, ты что… – испуганно и торопливо прошептал он. – Ты хоть вслух не скажи – дочка… Жена это его вторая. Алька. Два года назад как развелся и снова женился…
– А-а-а… Хорошо хоть, что спросила… А то бы ляпнула… А этот Паша… Он твой родной брат?
– От первого маминого брака. Он в Москве живет, здесь вообще редко появляется. Занятой человек. Я когда родился, ему уже пятнадцать лет было. А потом он учиться уехал…
– Марусечка, здравствуй, солнышко! – весело запрыгала под балконом Алька. – Дай скорее кофе, умоляю! Этот изверг разбудил меня с утра, даже кофе не дал попить! И еще – я бы съела чего-нибудь на завтрак! Яичницу, например! Или йогурт!
– Сейчас-сейчас, иду! – встрепенулась заполошно Маруся. – Сейчас, умоюсь только! Ты иди пока на кухню, я спущусь…
В ванной она быстро встала под душ, начала плескаться торопливо, с недовольством разглядывая во вделанном в кафельную стену зеркале свою плотную, будто вылепленную из гипса фигуру. Ни дать ни взять девушка с веслом. Твердые круглые ноги, слегка выпуклый живот, пухлая большая грудь… И почему она не такая, как эта худосочная Алька, на которую только взглянешь, и дыхание от умиления прихватывает? Не идет по земле, а летит, как легкое перышко. Вот это милота так милота, настоящая, городская. С ее деревенской ямочной пухлощекостью и не сравнишь. И чего в ней Никита нашел, интересно? Ему только такая девушка и под стать, как эта Алька…
Завтрак их прошел очень весело. Выпили на четверых бутылку шампанского, припасенную для молодоженов, обсудили вчерашнее торжественное событие, потом отправили «мальчиков» еще за выпивкой в близлежащий поселковый магазинчик. Выглянув в окно гостиной и проводив их взглядом, Маруся в который уже раз поразилась их несхожести – встретишь на улице, и в голову не придет, что братья. Никита высокий, статный, этакий спортсмен-комсомолец-отличник, а Паша – тот совсем наоборот. Ростом маловат, полноват и лысоват. И Алька рядом с ним дочкой выглядит, а никакой не женой…
– Чего смотришь? Удивляешься, да? Думаешь, чего это я в нем нашла? – словно прочитав ее мысли, лукаво улыбнулась Алька, откинувшись гибко на спинку кресла.
– Нет, что ты… Я вовсе не…
– Да ладно, чего ты извиняешься! Все так думают, я знаю! И я уже давно никому и ничего не объясняю… Разве любовь объяснить можно, скажи? Как объяснишь, когда на нас все давно уже ярлык повесили? Вроде того – вторая жена по определению должна быть моложе и красивее первой… Вот ты же тоже вторая жена… Вот скажи…
– Погоди… – удивленно перебила поток Алькиных откровений Маруся. – Погоди… Как это я – вторая жена? Ты что?
– Ты… не знаешь разве? О господи… Извини, я не хотела…
– Нет уж, говори! Как это – вторая жена? Никита разве был женат?
– Ну да… Всего полгода как развелся… То-то я смотрю, Ксения тебя облизывает, как теленка новорожденного… Ты вообще с ней поосторожнее будь, с Ксенией этой. Та еще штучка-дрючка. Если ей поддашься, такую веревочку из тебя совьет, что не распутаешься. Мне Павлик рассказывал, с каким трудом он из-под ее деспотизма в свое время вырывался…
– А… почему он развелся? Кто она была, эта… первая жена? – ошарашенно проговорила Маруся, не узнавая своего голоса.
– Ну, кто… Обыкновенная была… Какая-то история у них там случилась… нехорошая. Вроде бросила она его. Хотя, я думаю, тут без мамашиного трогательного участия дело не обошлось. Ну, да мало ли, что я там думаю! Не знаю я подробностей. Не буду сплетничать. Захочешь – сама узнаешь. У них вообще очень странные взаимоотношения в семье. Долго рассказывать…
– В смысле – странные? Мне показалось, наоборот…
– Ну да! Наоборот! Ксения их всех знаешь как в кулаке держит? И Никиту, и мужа своего, Виктора Николаевича… Он, представляешь, моложе ее на целых десять лет! Ксения, когда вдовой осталась, сразу его к себе пристроила. И к себе, и к деньгам своим. Она ж далеко не бедной вдовушкой осталась! Паша рассказывал, что отец его бизнес какой-то нелегальный держал. Таких людей в те времена «цеховиками» называли. Слышала? Ну вот… А потом, в новые времена, наша вдовушка мужнины деньги очень даже удачно пристроила, клинику стоматологическую открыла. Пристроилась к специальности нового мужа. Виктор Николаевич уже тогда классным стоматологом слыл, к нему полгорода в очередь выстраивалось. Да она в этом смысле вообще гений, наша Ксенечка! Серый кардинал в юбке! А Виктор Николаевич у нее на побегушках… Нет, правда молодец! В свои шестьдесят так мужиком управлять, это ж уметь надо! Да еще мужиком, который моложе на десять лет!
