Сэм откинулась на пуховые подушки и попыталась успокоиться и отдышаться. Что за странное существо – человек. Вот, казалось бы, произошло настоящее чудо: ее проблемы будут решены, жизнь ее… хотя последние три года вообще трудно было назвать жизнью, скорее борьба за выживание. Так вот, жизнь ее наконец налаживается. Но глупое сердце выбрало именно сегодняшний день, чтобы тяжело стучать в груди и замирать по любому поводу и без. Может, это потому, что она просто устала? А может, сердцу так тревожно, оттого что наконец-то у нее появилось время, чтобы вздохнуть свободно? Время подумать. Время прислушаться к своим чувствам.
К несчастью, чувства эти внушали Саманте большую тревогу.
Пытаясь обрести хоть какое-то подобие душевного равновесия, Саманта взглянула на Дакоту, который лежал в ее кровати. Малыш спал счастливым младенческим сном: дыхание его было ровным, ротик чуть приоткрылся, щечки цвели румянцем. На нежной коже лежала тень от длинных ресниц. Малыш продержался в своей новой спальне ровно пять минут, а потом ему стало страшно, и он прибежал к маме. Саманта подумала, как, должно быть, счастлив Грег, получивший настоящую спальню в единоличное пользование.
Она устроила Дакоту на подушках, накрыла пуховым одеялом, и через две минуты он уже тихонько сопел и, наверное, видел счастливые сны. Свет в комнате был погашен, но Саманта оставила включенной лампу в ванной комнате, примыкавшей к ее спальне, и теперь могла в полумраке любоваться ангельским личиком сына.
Саманта покачала головой: он просто копия отца. Единственное, что Дакота унаследовал от нее, – это красивые рыже-золотые локоны.
Саманта погладила головку сына и вздохнула. Иногда сходство Дакоты с Митчел причиняло ей боль. Как можно забыть человека, если по дому бегает его портрет? Все три года она мучилась мыслями о своей несостоятельности. Должно быть, она оказалась совершенно никудышной женщиной и плохой женой, если муж вдруг решил, что он гомосексуалист, и подал на развод… и все это в то время как она была беременна. Но больше всего убивал Саманту тот факт, что Митч испарился сразу после рождения Дакоты. Просто исчез, бросив ее и детей. И с тех пор его никто не видел. Неизвестно даже, жив ли он. Душа болела, и Сэм знала, что ничто не залечит эту рану. Нужно просто привыкнуть, превозмочь боль и жить дальше. Когда деревья ломают корнями асфальт, им, наверное, тоже больно. Но они выживают. «Выживу и я, – в который раз повторила себе Сэм. – Шоу должно продолжаться».
Саманта лежала, прикрыв глаза, и вслушивалась в звуки большого незнакомого дома. Размеренно тикали часы в холле… Постепенно на молодую женщину снизошло желанное умиротворение. Пульс ее пришел в норму, и дыхание выровнялось.
Самое главное, что все они вместе и все здоровы. Остальное можно пережить. А через полгода, когда закончится срок контракта, все будет совсем здорово. Они подыщут небольшой уютный дом. Сама она вернется на работу в салон, а Дакоте найдет милую няню. Лили съездит во Францию… или еще куда-нибудь – куда захочет. А Грег будет посещать самого лучшего логопеда в Индианаполисе. И самого неболтливого. И в новой школе дети смогут выбрать себе предметы по душе, будут следовать своим интересам и пристрастиям. Они поступят в колледж, ибо деньги на обучение оговорены в контракте.
Это и есть ее цель. Чтобы дети были свободны и счастливы. Только поэтому Саманта согласилась на столь безумную затею. Только ради них она согласилась переехать в этот огромный незнакомый дом.
Сон все не шел, и Саманта открыла глаза. Даже в полумраке комната выглядела роскошно. Пожалуй, такие интерьеры она видела только в старых фильмах: с Одри Хепберн или Диком Трейси. Высокие окна драпировались ярдами и ярдами изящных штор, которые свисали с кованых карнизов и водопадами струились вниз, а потом щедро падали на ковер, образуя небрежные озерца ткани. Той же тканью были обиты два диванчика, стоящие у беломраморного камина. Стены покрыты дорогущими шелковистыми на ощупь обоями: узор из королевских лилий – кремовое на кремовом – изящество и роскошь. Мебель была явно сделана из натурального дерева и выглядела как антиквариат. Возможно, это даже и есть настоящий французский антиквариат, сказала себе Сэм. Впрочем, она не очень разбиралась в подобных вещах, а потому не была в этом уверена. На низком столике у камина стояла большая хрустальная ваза, полная цветов. Наверное, их поставила туда миссис Дайсон, решила Сэм. Интересно, каково это – иметь прислугу?
Саманта перевела взгляд на приоткрытую дверь ванной комнаты, из-за которой пробивался свет. Эта ванная комната была больше, чем гостиная в ее старом доме. Белый мрамор, сверкающие зеркала и металл без единого пятнышка ржавчины или известкового налета. А в душе шесть разных режимов. И сама душевая кабина такая большая… такая большая, что… Пожалуй, сейчас не время предаваться подобным раздумьям. Но как-нибудь в другой раз – непременно. Тем более что в том же помещении находятся здоровенная джакузи, подогреваемый пол и целый склад пушистых махровых полотенец всех размеров и неизменно кипенной белизны.
Но самым потрясающим предметом в отведенных ей комнатах Саманта сочла кровать, на которой они с Дакотой возлежали в данный момент. Огромное ложе с четырьмя витыми столбиками по углам. Вверху парил полупрозрачный полог. Матрас был обтянут кремовым сатином в нежно-розовую полоску, а по всему периметру его украшали оборки и белые кисточки. Венчалось же все это грандиозное сооружение немыслимым числом подушек и подушечек разных форм и размеров. Простыни ласкали кожу, и все вместе создавало впечатление греховной роскоши. Саманта не могла не вспомнить ту простую двуспальную кровать, на которой она спала всю свою замужнюю – и разведенную – жизнь в доме на Арсенал-стрит.
Сэм лежала и улыбалась, вспоминая свой последний разговор с домовладельцем – мистером Скитером Уэстеркампом. Да, они прерывают аренду и съезжают. Да, она помнит договор и согласна на потерю залога. Да, она желает ему счастливо оставаться… в этом гадюшнике, который только такой засранец, как мистер Уэстеркамп, мог не ремонтировать годами и драть за него такую плату!
А потом они сели в машину и многое осталось позади: сломанный мусоропровод, треснувшая ванна, разбитое стекло в комнате мальчиков и кособокая дешевая мебель. Ехали они, ехали – и наконец приехали. На Сансет-лейн, в дом Джека Толливера!
Хорошо, что она не поддалась на уговоры Монти прихватить с собой кухонные стулья.
Саманта взглянула в темный угол. Там, во встроенном шкафу, стояли у стены ее картины. Может быть, теперь она найдет время не только дышать, думать и чувствовать, но и рисовать. Саманте хотелось надеяться, что она еще не позабыла, как это делается. А главное – что в душе ее осталось нечто, достойное того, чтобы выразить себя в красках.
