Похоже, вся школа считает, что Джей Пи и я встречаемся.
Вот что бывает, когда из-за нервного срыва не появляешься в школе почти неделю и не можешь постоять за себя.
Ну, вообще-то, наверное, это случается и тогда, когда в газетах напечатают огромную фотографию, на которой ты выходишь из театра, опираясь на руку парня. Но он просто помогал мне спуститься по лестнице! Потому что я была на высоких каблуках! А ступеньки были застелены ковровой дорожкой, и не было перил!
Гы.
Ладно, если опираться на эту фотографию, то я могу понять, почему вся Америка, да и остальная часть мира, пришла к выводу, что мы с Джеем Пи встречаемся.
Но все равно!!! Уж мои лучшие ДРУЗЬЯ могли бы и понимать, как обстоит дело!
Но, как видно, нет. И граница на песке уже проведена.
Лилли теперь сидит за столиком Кенни Шоутера.
Наверное, их свела вместе взаимная привязанность к друзьям по секции тайского бокса.
Перин и Линг Су тоже сидят с ними, хотя Линг Су, когда мы с ней встретились у стойки, сказала, что она бы предпочла сидеть со мной.
– Но, понимаешь, Лилли назначила меня секретарем. – В голосе Линг Су слышалось неподдельное смятение. – Наверное, это лучше, чем казначей.
Это верно, если учесть, что случилось в прошлом году, когда Линг Су была казначеем.
– Казначеем, – продолжала Линг Су, – Лилли назначила Кенни. Но это значит, что мне нужно сидеть с ней и Перин, которая теперь вице-президент, чтобы мы могли обсуждать новые инициативы Лилли, например, сдачу крыши в аренду под вышки сотовой связи в обмен на бесплатные ноутбуки для учащихся школы, или как обеспечить, чтобы больше учеников СШАЭ попало в университеты Лиги Плюща, которые они выберут, ну и разные другие вещи.
– Все нормально, Линг Су, – сказала я, посыпая острую тостаду тертым сыром. – Правда, я все понимаю.
– Хорошо. Между прочим, – добавила Линг Су, – по-моему, вы с Джеем Пи очень хорошо смотритесь вместе. Он такой классный.
Я совсем растерялась.
– Мы с ним не встречаемся.
– Конечно.
Линг Су понимающе подмигнула. Как будто она знала, что я это скажу, вроде как для того, чтобы не портить отношения с Лилли. Но если бы я так сказала по этой причине, это было бы совершенно бесполезно. Но, я-то сказала не по этой причине, Я так сказала, потому что это правда!
Но не только Линг Су думает, что мы с Джеем Пи встречаемся. Когда я пошла относить пустой поднос, работница кафетерия улыбнулась мне и сказала:
– Предложи ему хотя бы попробовать кукурузу.
Сначала я не поняла, о чем она говорит. А потом, когда поняла, густо покраснела. Джей Пи славится своей ненавистью к кукурузе! И она думает, что я могу его излечить от этой ненависти? О боже!
По крайней мере, Джей Пи, кажется, не понимал, что происходит. А если и понимал, то не показывал виду. Увидев, что я впервые за всю неделю появилась в кафетерии, он, казалось, удивился, но не стал поднимать вокруг этого шум (слава богу!), как, например, Тина, которая бросилась меня обнимать, визжать и рассказывать, как она по мне скучала.
Это, конечно, было очень мило с ее стороны, но меня немного смутило, потому что привлекло еще больше внимания к тому факту, что меня так долго не было» И мне уже надоело повторять: «бронхит», когда меня спрашивали, почему я отсутствовала целую неделю. Потому что не могла же я сказать: «Я провалялась в пижаме в своей кровати, отказываясь вставать, потому что меня бросил мой парень».
Единственной странностью в поведении Джея Пи было только то, что он мне улыбался, когда на самом деле улыбаться было нечему – Борис рассказывал о своей нелюбви к мелодрамам, что он нередко делает. Я откусила большой кусок тостады (удивительное дело, хоть я и в полной депрессии, я все разно ем как лошадь. Но неважно, я была голодная, потому что за весь день съела только энергетический батончик, который купила по дороге в школу после того, как вышла от врача) и заметила, что Джей Пи улыбается. Линг Су была права, когда сказала, что он классный.
– Что такое? – спросила я с полным ртом (у меня во рту было рубленое мясо, сыр чеддер, сальса, сметана, резаный латук и еще много всего).
– Ничего, – сказал Джей Пи, продолжая улыбаться. – Просто рад, что ты вернулась в школу. Не пропадай больше так надолго, ладно?
Это было очень мило с его стороны. Особенно, если учесть, что он не может не– знать, что нас с ним считают парочкой.
И что, по крайней мере, отчасти объясняет, почему Лилли в классе ТО упорно держалась своей стороны класса» На меня она не смотрела, не разговаривала со мной и вообще вела себя так, как будто я не существую. Наверное, я для нее как Эстер Принн из фильма «Алая буква». Но только в книге, а не в киноверсии, где ее играет Деми Мур, и сна там такая крутая и все сметает… ой, подождите, я перепутала с фильмом «Солдат Джейн».
Хорошо бы, я могла просто так подойти к Лилли и сказать что-нибудь вроде:
«Послушай, я прошу прощения. Прости, что я была такой дрянью с твоим братом, мне жаль, если я чем-то тебя обидела. Но тебе не кажется, что я уже достаточно наказана? Я теперь еле дышу, потому что нет никакого смысла дышать, если я знаю, что в конце дня не смогу понюхать шею твоего брата. Я думаю только о том, что никогда, никогда больше не услышу его саркастический смех, когда мы вместе с ним смотрим «Южный парк «. Неужели ты не видишь, что мне пришлось собрать все запасы силы и храбрости, чтобы просто прийти сюда сегодня? Что я прохожу курс психотерапии? Что каждую секунду я думаю, что лучше бы уж я умерла? Так что, может быть, перестанешь на меня дуться и простишь? Потому что я очень ценю твою дружбу и мне ее очень не хватает. И, кстати, неужели ты думаешь, что путаться с первым встречным парнем из секции тайского бокса – это самая взрослая реакция на разбитое сердце? Ты что же, вроде Ланы Уайнбергер или как?»
Но только я не могу. Потому что, мне кажется, я не вынесу ее убийственного выражения лица, которое она теперь делает всякий раз, когда на меня смотрит.
Потому что я точно знаю, что именно так она мне и ответит.
17 сентября, пятница, физкультура
Я стою и трясусь.
Почему стою, а не сижу? Потому что я нахожусь на спортивной площадке на Большой лужайке Центрального парка. Кажется, я играю за левого крайнего или что-то в этом роде, но точно трудно сказать, когда все орут: «Прими мяч! Прими мяч!»
Ага. Сам прими, дурак. Неужели не видно, что я занята, дневник пишу?
Надо было попросить доктора Фунга выписать мне освобождение от физкультуры. О ЧЕМ Я ТОЛЬКО ДУМАЛА?
Потому что дело не только в этом дурацком мяче. Мне пришлось при всех переодеваться. Это означает, что мне пришлось поднять свитер, и все увидели, что моя юбка держится на БУЛАВКЕ.
