Однако ожидаемого стука не последовало. Тяжелая дверь красного дерева медленно отворилась, и поток солнечных лучей хлынул в дом. На пороге стоял Джон. Его брови хмуро сошлись на переносице, но стоило ему увидеть Тори и Эсме, как морщинка на лбу тут же исчезла. Из глаз ушли напряженность и озабоченность, а сердитый взгляд был немедленно заменен вежливой полуулыбкой.
Неискренность этой улыбки ужасно злила Тори. Господи, ей казалось, что сейчас он более похож на солдата, чем шесть лет назад, когда он им был в действительности. Но тогда по крайней мере он никогда не скрывал своих чувств, и выражение его лица всегда было открытым. А сейчас она не могла понять, о чем он думает.
— Хэлло, мистер Моглондонни.
Сердце Виктории замерло, когда она увидела, с каким ожиданием дочь во все глаза смотрела на незнакомого мужчину, который на самом деле был ее отцом.
— Мистер Мильонни, детка, — поправила Виктория, благодаря Бога, что ее голос прозвучал ровно.
— Губы иногда не слушаются, особенно когда принадлежат такой хорошенькой маленькой девочке. — Он улыбнулся Эсме, и на этот раз его взгляд потеплел. — Вместо того чтобы произносить такую трудную фамилию, — быстро посмотрев на Викторию, продолжал он, — почему бы тебе просто не сказать «Джон»? Это куда проще.
— Идет.
Он нагнулся к ней и протянул длинные загорелые пальцы к кукле, которая выглядывала из ее рюкзака.
— Кто это? Твоя сестричка?
— Нет, глупый! — рассмеялась девочка. — Это моя американская кукла. Ее зовут Молли Макинтайр.
— Она очень симпатичная. — Он поколебался, снова прочистил горло, словно собственная неуверенность подавляла его природное обаяние. — Такая же симпатичная, как ты, — добавил он и одарил Эсме такой обворожительной улыбкой, что Виктория, наблюдавшая эту сцену, не выдержала и заморгала.
— Ну уж… — Эсме довольно хихикнула и кокетливо погрозила ему пальчиком. — Вам нравится ее платье?
— Да, конечно…
— Красивое, правда? Мама выписала это по Интенту.
— По Интернету, Эсме.
— Ну да… — Маленькая девочка удостоила мать мимолетным взглядом, но все ее внимание было приковано к Рокету. — У меня сегодня встреча с Ребеккой Чилуорт. Она и ее мама должны заехать за мной, но они опаздывают. Понимаете, Ребекка моя лучшая подруга. Раньше я дружила с Фионой Смит, но теперь, когда я живу в Штатах, — с Ребеккой. Ее мама и моя знают друг друга давно. А у вас есть хороший друг?
— Да. Даже два, — немного смущенно начал он, но добавил игриво: — Одного зовут Купер, другого Зак. Мы вместе служили в морской пехоте.
Брови Эсме сложились домиком.
— Где-где?
— Они солдаты, Эс, — вставила Виктория. — Как королевская гвардия в Англии.
— Только лучше, — возразил он. — Морские пехотинцы ни за что бы не надели эти дурацкие высокие меховые шапки.
Но это ничего не прояснило Эсме. Поэтому Виктория добавила:
— Ты знаешь, дорогая, как у мистера Макинтайра.
Лицо Эсме осветилось. Взгляд, которым она окинула Джона, говорил, что она видит в нем настоящего героя, внезапно возникшего в ее жизни.
— Значит, вы плавали по морям?
— Да. И провел много времени в разных странах.
— Папа моей куклы Молли тоже моряк, поэтому у нее должен быть такой садок для рыбы… ну вы знаете.
По лицу Джона было видно, что он не понимает ничего из болтовни Эсме, которая могла свести с ума кого угодно. Виктория решила сжалиться над ним. Но она не собиралась скрывать ироничную улыбку, заигравшую на ее губах. Это было занятно — наблюдать, как он общается с пятилетним существом женского пола.
— Рад видеть тебя в хорошем настроении, — признался он, и улыбка Виктории стала шире.
— О да. — Но она заметила, что Эсме насторожилась, и поспешила придать лицу серьезное выражение. — Каждая из американских кукол принадлежит к определенной эпохе, — пояснила она ему. — А еще прилагается некая сомнительная справка, по большей части пугающая ложь, где идет речь об этом историческом периоде. История жизни Молли относится к временам Второй мировой войны и рассказывает о ее отце, который, принеся в жертву семью, стал моряком, чтобы помочь стране победить.
Эсме улыбнулась стоявшему перед ней темноволосому мужчине.
— Садок для рыбы, — кивнула она. — Мама говорит, что тогда я буду похожа на мою героиню.
— Героиню, дорогая.
— А… — Джон улыбнулся в ответ, стараясь не повторить свою фирменную улыбку «снимай-свои-штанишки-дорогая-и-люби-меня», которая много лет назад привела Викторию на его орбиту, заставив ощутить, как ослабли ее колени и как, напротив, напряглись бедра.
Тори, очевидно, тоже вспомнила об этом и отступила в сторону, чтобы обрести дистанцию, прежде чем она совершит какую-нибудь глупость, например, подойдет и проведет пальцами по его мускулистой груди. Как это сделала Эсме. Эта картина стремительно пронеслась в ее сознании, будоража кровь, поэтому она мысленно поблагодарила Господа, когда раздался звонок в дверь. Пройдя к дверям, она с преувеличенной теплотой встретила Ребекку и ее мать.
С приходом подружки Эсме потеряла всякий интерес к Джону, да так быстро и бесповоротно, что он не мог этого не заметить. Пока не было Ребекки, он был подходящей забавой, но стоило ей появиться, и о нем тут же забыли. Что ж, это был урок, который ему следовало усвоить. Он наблюдал, как Эсме обвила шею Виктории руками и вытянула бутончиком свои алые губы в жажде поцелуя. Затем оторвалась от матери и стремглав бросилась к двери, обменявшись скороговоркой на своем птичьем языке с очаровательной белокурой девчушкой, которая не могла быть не кем иным, как «лучшей подругой Ребеккой». «Если тебе удалось очаровать маленькую девочку на целых пять минут, это вовсе не значит, что ребенок успел к тебе привязаться», — напомнил он себе.
— Прошу прошения за опоздание, — произнесла взрослая версия маленькой блондинки, чуть задыхаясь и отвлекая его внимание от детей, которые поднимались в небольшой автомобиль, припаркованный около дома. — Я несколько переоценила свои способности. Мне казалось, что я доберусь сюда быстрее. И Бог свидетель…
— Мама-а-а!..
Бросив любопытный взгляд на Джона, мать Ребекки направилась к дверям.
— Они совершенно неугомонные. Я привезу Эсме назад к шести.
— Спасибо, Пэм.
Виктория проводила свою приятельницу, и Джон слышал, как хлопнула дверца машины и заурчал мотор. Когда Виктория закрыла за собой дверь, они какое-то время молчали. Наконец, сдув падавшую на глаза легкую прядку волос, она улыбнулась ему:
