Поднимает куртку, обтряхивает и бубнит, что-то вроде: «Мы люди не гордые». Держит спину прямо, расправив плечи, смотрит прямо в глаза, сжимая кожанку в руках.
- Руки и сердца?
- Можно сказать и так, - скрещиваю руки на груди и смотрю ему прямо в глаза.
- Колись, заинтриговала, - вместе с его словами вылетает едва уловимое облако пара. Все же на улице минус. И без его куртки холодно.
- Во-первых, я не дрова, чтобы колоться. А во-вторых, предлагаю заключить пари. Это позволит лучше узнать друг друга.
- Куда уж лучше узнать тебя Крассоткина? У меня на глазах росла твоя грудь.
- Юдин! – хмурю брови.
- Ну, правда же, секси-пекси? - довольная ухмылка не сходит с его лица.
Смущаюсь и начинаю нервничать. Отворачиваюсь от него и смотрю куда-то вдаль.
- Крассоткина! Я весь горю… Говори уже быстрее, что ты там задумала.
Мне кажется, что это я горю. Точнее мои щеки. Постепенно превращаясь (как он там высказался: в дьяволицу). Такой фиолетовый смайлик. Вот появляются рога, внутри все закипает, а моя кожа становится цвета баклажан.
- Глеб! – снова поворачиваюсь к нему лицом. Произношу его имя так, словно держу в руках бензопилу. Вспоминаю ругательные слова, которые знаю или помню. Вывел, достал.
- Не прощелкай свой последний шанс. Все щелкаешь, щелкаешь. Щелкунчик твою дивизию! – быстро моргаю и ставлю руки в боки. - Предлагаю тебе прожить неделю по моим правилам и неделю твоим. Кто выдержит, того и тапки. Победа за тобой - буду тихо, мирно терпеть тебя, изредка закипая. Так сказать: молчать в тряпочку. Если выиграю я – то ты раз и навсегда забудешь про подколы в мой адрес. Ну как идет? – протягиваю руку для пожатия.
- Идет! – он крепко сжимает мои тонкие пальцы. - Крассоткина, я же тебя такой марафон устрою, закачаешься просто!
Глава 18
Глеб
После эфира мчусь домой. Сразу с порога спрашиваю у Игоревны, прибыла ли на свой рабочий пост Вера Николаевна. Она утвердительно кивает, затем подходит ближе и, оглядываясь по сторонам, затаенно шепчет.
- Глеб Юрьевич, мне кажется, девочка тянется к этой женщине.
- Подглядываешь Игоревна! – громко восклицаю.
Она снова настороженно оборачивается, но я понимаю, что в просторной гостиной, где я так люблю листать ленту соцсетей в телефоне, закинув ноги на стол – никого нет.
- Я же только в благих намерениях. Знаете, как мне сложно видеть, когда девочка вот так…
- Не парься Игоревна – зоркий глаз! Болото будет нашим. Лучше скажи, что на ужин? – кладу руку на ее мощное плечо, и мы вместе шагаем вдоль комнаты.
Моя экономка рассказывает, что ужин приготовила Верна Николаевна. И нас ждет изумительная шарлотка.
Улыбаюсь, а затем спешу подняться на вверх в комнату к Варе. Дверь приоткрыта. Через маленькую шелку замечаю, как Варя сидит за столом что-то пишет, а Крассоткина задумчиво смотрит на мою дочурку.
Крассоткина соблазнительна. У нее чувственный рот, миндалевидные глаза. Женственные руки, тонкие пальцы. Прямой нос и удивительные ямочки на щеках. Темный цвет волос оттесняет ее светлую кожу. На Веру приятно смотреть. На ее высокую грудь, изящную шею.
Никак не могу понять, как она с такой внешностью в училки забрела? Одному Богу известно. Хотя это для меня Крассоткина - красотка. Для всех остальных неважно. Возможно даже она - на любителя.
Прохожу в комнату. Варя сразу подбегает ко мне. Ее волосы заплетены в две элегантные косички.
- Дочурка привет! И кто тебе такой причесон соорудил?
- Это все Вера Николаевна! Это все она!
- Слушай Крассоткина! У тебя куча талантов. Супер просто! Ужин приготовила, с ребенком позанималась. Может мне женится на тебе?
- Вы склонны к мечтательности Глеб Юрьевич, - встает из-за стола и начинает собирать учебники, хаотично разбросанные на столе.
- Урок закончен милая леди, - обращается к Варе. – Продолжим завтра?
- Ура! Конечно! – Варюша подпрыгивает почти до самого потолка.
- Собирайся, поехали.
- Куда? - удивлённо спрашивает, округляя и без того большие глаза. Останавливается на расстоянии вытянутой руки.
- Ты же хотела свидание?
Мы выходим из комнаты, она быстрым шагом идет к лестнице, я медленно плетусь за ней.
- У нас договорённость, или ты не помнишь? Заднюю включила. Трусишка зайка серенький? – кричу ей вдогонку.
- Конечно же, нет! – оборачивается, внимательно смотрит на меня и хмурит свои изогнутые бровки, а внутри меня все закипает.
Мне интересно, у неё сладкие губы на вкус? А попка упругая или не очень? Нужно обязательно это проверить, иначе мне гарантированы бессонные ночи.
- Ладно-ладно не на свиданку. Погнали к моему другану на дачу?
- Юдин ты не исправим. Не хочу ни на какую дачу! Домой хочу! Отвези домой лучше…, - сердится, сжимает ладони в кулаки.
«Строгая училка, а ты меня цепляешь все больше и больше», - проносится мысль в моей голове. Хватаю ее тяжеленную сумку, из которой выглядывает учебник по математике и мы идем к машине.
В теплом салоне авто, где так пахнет хвоей, она добреет на глазах. Включаю легкую, располагающую к разговору музыку и прибавляю скорости.
Она молчит, задумчиво смотрит в окно. Смотрю на дорогу, подпеваю, изредка бросая взгляды на ее коленки:
- Люди ночами делают новых людей! – выкрикиваю слова известной песни.
А потом идет что-то не так. Машина глохнет. Останавливает где-то, на самом пустынном участке дороги.
Пытаюсь рассмотреть местность, но сквозь густую пелену ночного полумрака – совершенно ничего не видно. Даже фонари не горят. Вот это мы приехали!
- Слушай, машина заглохла – говорю на полном серьезе.
- Ты это специально? Скажи, что специально?! - хочет выйти из машины, дергая за все ручки сразу. Со второй попытки у нее получается. Я устраняюсь за ней.
Выходит из машины и ступает своими прелестными ножками прямо в лужу. Грязища тут реально – по колено.
- Слушай Крассоткина, а я теперь тебя в таких сапожках в тачку не пущу.
- Больно надо! Обиженно идёт по пустынной дороге. Догоняю её, хватаю за руку. Она вырывается, но продолжает стоять напротив меня.
- Ты хам, грубиян, ты… Ты...!
Обхватываю её плечи, мы стоим в глухой темноте, и я чувствую её прерывистое дыхание. Она так дышит. Глубоко, свободно и в тоже время трепетно.
- Уйди!- прерывает это чудное мгновение, толкая меня в грудь руками. - Сама дойду, без сопливых!
Глава 19
Сапоги промокли насквозь. Еще немного и приклеенная подошва раскиснет и отпадет. Настроение минус двести двадцать, а еще пошел дождь. Мокрая курица на выезде, а он стоит напротив, издевается надо мной. «Как же я хочу тебя ударить чугунным утюгом Юдин!» – вот что хочется выкрикнуть. Сказать прямо в глаза. А я продолжаю стоять и думать, как мне еще продержаться шесть дней юдинского чистилища.
Машина у него заглохла. Врет, как дышит. Завез меня специально сюда. Туда, где даже фонари не горят.
- Все Глеб! Ты меня разозлил. Ты разозлил меня так! Тебе капут! – говорю я в полном отчаянье. Стою под мелким, моросящим дождем и тычу в него указательным пальцем. Женщина в гневе – это женщина, которая готова на все и дальше больше. Он еще не знает, на что я способна. А я сама не знаю, на что я способна в таком состоянии. Метать топоры, вызывать духов, написать непристойности в Твиттере.
Уже почти стемнело, мне плохо видно его выражение лица, но почему-то кажется, что он снова шутит.
- Какой капут!? Который Гитлер? Слушай Крассоткина, когда злишься - ты ещё симпатичней. Особенно в этой мокрой, затертой дубленке.
- Ещё раз назовёшь меня по фамилии... Мы не в школе и не сидим за одной партой, как пятнадцать лет назад.
- Жаль. Как тебя хоть зовут? Напомни, пожалуйста. Случайно не старуха Изергиль?
Прислушиваюсь, как шумит дождь, и стараюсь перекричать его. В груди все рвется на части от такой зажигательной беседы.
