– Нам надо поговорить, – повторил Андрей, словно имел дело с идиотом, который с первого раза не может усвоить информацию.
– Неужели?
– Не делай вид, что ты не знаешь, кто я! – голос Андрея звучал глухо, а сам он был похож на дерущегося с зеркалом петуха.
«Павлинья жопа ты».
– Да, я в курсе, что ты мужик, который не может пережить то, что его не хочет женщина. И правда, трагедия.
Внешне Стас оставался совершенно спокойным, даже усмехаться перестал. На лице не дрогнул ни один мускул, когда заметил перекошенную физиономию Андрея. Выбить его из колеи получилось одной-единственной фразой. До этой минуты это была догадка на уровне мужских инстинктов без чётких доказательств. Но сейчас, когда зажглись и потухли голубые глаза в узкой прорехе, Стас во всём убедился.
Андрею нужна была Мара. Не как вдова его покойного брата, а как женщина. В своей постели, жизни, судьбе.
Вот только на самом ли деле Маре плевать на Андрея или между ними что-то было, раз этот так кипятится, Стас не знал. И незнание это его мучило.
Внезапная острая вспышка ревности сжала сердце в ледяном кулаке. Дыхание стало частым и прерывистым, и Стасу потребовалось несколько секунд, чтобы вернуть себе спокойствие. Да что его так взволновало? Пусть спит, с кем хочет, делает, что нравится – Стасу наплевать.
«Лжец».
А Андрей тем временем оклемался и, прилипнув носом к стеклу, только глазами сверкал. Безумный какой-то, хорошо, что Стас не вышел. Когда Андрей начал говорить выразительным хриплым шёпотом, стало ясно: человек себя если и контролирует, то очень слабо.
– Ты, хрен залётный, вообще кто такой? – Стас заметил пару капелек слюны, упавших на стекло из-за потуг Андрея казаться самым лучшим из опереточных злодеев. – Наша Мара не для тебя, она…
– …для тебя, – закончил Стас, на что Андрей громко выругался, не стесняясь в выражениях и напрочь забыв, что косит под интеллигента.
Стас поморщился, как от болезненного толчка в почки. Ещё свежи были в памяти методы его уже бывшей жены. После их безобразной ссоры Настя попросила своего любовника оставить на её руках синяки, а после попёрлась к Поклонскому делиться подробностями насилия в семье. Трясла перед Димой тонкими ручками с почерневшими следами пальцев на запястьях, просила помощи, прикидываясь жертвой мужниной тирании.
Она хотела его посадить и всё продумала, и если бы не Поклонский с его быстро работающими мозгами, у Насти бы всё получилось.
Давать подобные карты в руки этому ушлёпку, оставляя на нём реальные синяки и ссадины, Стас не хотел. Он знал эту породу: по любому свисту бегут в полицию и снимают побои.
Хватит, учёный. По гроб жизни хватит.
– Не смей к ней приближаться, – петушился Андрей. – Она всё ещё любит моего брата. У вас всё равно ничего не получится!
– Отойди, – рявкнул Стас и, взмахнув рукой, словно жирного шершня отгонял, попытался закрыть окно.
Нужно заканчивать этот фарс, пока весь здравый смысл не вылетел в трубу. Стас и так ценой неимоверных усилий сохранял спокойствие. Хотя бы внешнее.
– Ты выйди, поговори со мной, – не унимался Андрей, положив пальцы на стекло, словно это могло уберечь его кости от перелома, реши Стас уехать. – Не мужик, что ли? Только и можешь, что чужих баб на улице тискать?
– Она вдова, – напомнил скорее самому себе Стас. – Какая она к чёрту «чужая женщина»?
Андрей захлопнул рот, сжал губы в тонкую нитку, пытаясь запихнуть обратно уже вылетевшие слова. Стасу его реакция не понравилась, но он не смог бы себе ответить, что именно его смутило.
У Мары на самом деле кто-то есть? Или что это значит? Почему Андрей замолк?
– Да-да, вдова. Конечно же, вдова, – пробормотал Андрей и, удивив Стаса, убрал руку.
Скорым шагом, не оборачиваясь, ушёл к машине. Секунда и он исчез в салоне, завёл мотор и погнал тачку в ночь.
«Нет, он не только придурок, ещё и идиот».
Глава 11
Ночь выдалась муторной. Мара ворочалась на кровати, вставала, чтобы попить воды, делала себе чай, да так ни одного глотка не сделала. К утру напиток остыл, поверхность покрылась плёнкой, похожей на пятно от разлитого на асфальте бензина. Спать не хотелось – или не моглось. Мара, как скрюченная болезнью старушка, бродила по дому, касаясь тёплых стен, вдыхала запах дерева и штукатурки. Вслушиваясь в знакомый до боли скрип половиц, считала шаги, улыбалась.
Сама не знала чему, но стоило коснуться пальцами губ, провести по нижней языком, и вспоминался поцелуй. Он случился внезапно, разбередил всю душу до основания, превратил Мару в озабоченную дурочку. Дурочку, которой всего лишь и хочется, что глупо улыбаться.
«Надо было купить ему торт и вернуться, всё-таки День рождения».
«Но он же не просил остаться, он сам ушёл!»
«Надо было остановить, надо было броситься за ним».
«Не надо было, чепуха, забудь!»
Мара вела с самой собой бесконечные диалоги, убеждала и уговаривала, мирилась с принятыми решениями и ругала себя за них же. А ещё стыдилась, но, господи, каким чудесным был тот поцелуй…
С большой фотографии, висящей на стене спальни, на Мару смотрел улыбающийся Серёжа. Такой красивый, родной… каждая чёрточка была выжжена на подкорке, оставив шрамы на сердце. Молодой и полный жизни, он так внезапно погиб, оставшись навсегда в памяти радостным и счастливым.
В то лето он слишком много работал, развивал ещё шаткий бизнес, о котором мечтал с института. Часто ездил в командировки, но Мара всегда его ждала. Знала, что обязательно к ней вернётся. Даже если бы у него ничего не вышло, Мара всё равно его любила. Не умела иначе.
Ждала и в то утро, но ей позвонил Андрей и, задыхаясь, сообщил о смерти Серёжи.
Потом было опознание, которого Мара почти не помнила. Словно мозг защитился от негатива, выстроил барьеры, оградив Марьяну от горьких воспоминаний. Всё, что осталось от её Серёжи – искорёженное в аварии тело, обручальное кольцо и ладанка.
В очередной раз, пройдя
