моим губам, вынуждая меня открыть рот и слизнуть нежную малинку в шоколадной обертке с его пальцев. Зажимаю губами кончик его пальца и прохожусь по нему языком. Дрожит всем телом, а зрачки увеличиваются, делая глаза демоническими. Плавно убирает от меня руку, но не взгляд.
─ Не могу больше терпеть. Хочу всего и быстро. Поехали.
─ Ко мне.
Глава 5. ОНА
Выбираюсь из туфель, поднимаюсь на носочки и семеню за ним. Артём опять бросает в меня почти осуждающий взгляд ─ так каждый раз, когда я делаю что-то, чего требуют законы или правила приличия. Он словно презирает все условности, навязанное обществом. Типа тех, что запрещают заниматься сексом в общественных местах или диктуют, что спать с первым встречным неприлично.
Квартира Артёма столь же странная, необычная и манящая, как и ее хозяин. Это даже не квартира, а какой-то минималистичный музей. Огромное пространство без стен. Хотелось бы назвать это студией, но такие квартиры обычно крошки, а тут можно играть в футбол, вед его квартира величиной со стадион. Возможно, она кажется таковой за счет того, что полы, стены и потолок ─ абсолютно белые. Но белизна не такая, как в больничной палате ─ она глянцевая и молочно-прозрачная, подсвеченная кое-где яркими неоновыми вывесками.
─ Можно воспользоваться ванной? ─ прошу я, надеясь если не привести себя в порядок, то хотя бы умыться.
─ Не надо о таком спрашивать, ─ говорит Артём со строгими нотками в голосе. ─ Пользуйся, чем хочешь и бери, что хочешь. — Хватает меня за подбородок и опять сажает в клетку своих шаманских глаз, которые превращают тебя в послушную куклу Вуду. ─ Но мне нравится, как ты просишь моего позволения что-то сделать.
Киваю, и он меня отпускает.
Мне не нужно спрашивать, где ванная. Это единственная здесь коробка со стенами. О такой ванной мечтает каждая девочка, хоть она и чисто мужская. Огромная. Тут точно поместится все мое убогое жилище, которое напоминает мышеловку. Если вся квартира максимально светлая, то здесь тебя резко накрывает ночь. Все, вплоть до аксессуаров, черное. Даже просторная душевая кабина собрана из кусков черного стекла. А еще есть шикарная ванна, где можно устраивать заплывы.
Зеркало над раковиной занимает почти всю стену, и в нем отражаюсь я. Новая и непривычная я. Трясущаяся не от страха, а от предвкушения. С припухшими и розовыми, как съеденная с его рук малина, губами. Еще бы! Мы целовались всю дорогу сюда ─ чуть не занялись этим прямо в такси. Но самое необычное ─ это глаза. Не могу узнать собственных глаз. В них горит что-то новое. Огромное желание жить и чувствовать эту жизнь каждой клеточкой тела. И жизнь воплотилась в нем.
Я наскоро умываю лицо, смыв остатки косметики, и закручиваю волосы в пучок.
Выхожу, пытаюсь сориентироваться, и вдруг понимаю, что у Артёма нет кухни. Есть что-то типа барной стойки, которая заставлена бутылками с разноцветным содержимым, а на стене неоновая вывеска с коктейльным бокалом и надписью «Живи!».
Артём стоит за стойкой и режет лайм на красивые ровные дольки. Кажется, он тоже привел себя в порядок. В своем стиле: избавился от рубашки и пиджака. Стоит и светит голым торсом. Рот наполняется слюной ─ то ли оттого, что я смотрю на лайм, то ли потому, что я «облизываюсь» на его обнаженное тело. Маленькая дурочка, одержимая плотью и плотским.
Ставит на стол две вытянутые тонкие стопки и до краев наполняет их зеленой жидкостью с горьковато-пряным ароматом. Тяну руку к одной из рюмочек, но он меня останавливает тоном, с которым обычно бьют по рукам:
─ Подожди. Еще не время. Наблюдай.
Как же меня заводит его приказной тон. Делаю глубокий вдох. Тут все пропитано им, и тело начинает бешено пульсировать просто от нахождения в его пространстве. И мне даже подумать страшно, что утром придется поехать домой. И все кончится. Возможно, навсегда.
Купает в содержимом рюмок кусочки сахара. Я стою и наблюдаю за этим действом, радуясь так по-детски. Устанавливает на рюмочки чайные ложечки, тщательно поправляя их красивыми пальцами, и укладывает в них кусочки позеленевшего сахара. Выуживает из кармана брюк зажигалку и поджигает сахар. Как завороженная, наблюдаю за пляской огоньков. То же самое он делает и с моим сердцем. Оно плавится и чернеет, стекая сладкими каплями и растворяясь в зеленом мороке. Не знаю, как чувствует себя сахар, но сама я готова и дальше гореть и плавиться в его руках.
Сахар расплавился и стал одним целым с содержимым рюмок. Снимает ложечки и подносит мне напиток. Я смотрю в его глаза цвета жженого сахара и выпиваю пахнущий карамелью и горькими травами алкоголь одним глотком. Дыхание парализует, а на глаза в момент наплывают слезы. Меня сгибает пополам и сотрясает кашлем. Я только что выпила жидкий огонь. Оно слишком крепкое. И горькое несмотря на сахар.
─ Ты отчаянная, ─ ласково говорит Артём, обхватив мою талию ладонями. ─ Залпом абсент заливаешь. Молодец! Я обмякаю в его руках. Жжение в груди прошло, и голова кружится так сильно, словно меня пару часов катали на карусели. Он обнимает меня уже за плечи и ведет вглубь квартиры. Шатаюсь, но в коконе его рук упасть все равно не получится.
Это спальня. Типа того. Я вижу его фетиш. Или просто увлечение. А может, и работу.
Нас встречает ужасающего вида манекен, обряженный в старинные японские доспехи, похожие на одеяние Шредера из мультсериала «Черепашки Ниндзя», которых я так любила смотреть в детстве. Мне очень нравился зловещий господин в маске. Я всегда была на стороне злодея и болела за него всей душой. Глаза у рыцаря были как у Артёма.
─ Ты востоковед? ─ спрашиваю чуть заплетающимся языком, в который впечатался вкус абсента.
─ Завтра спросишь, ─ укладывает мне палец на губы, призывая замолчать. ─ Это настоящий самурайский доспех. Возбуждает, правда?
Киваю, косясь на грубый матрас, застеленный белыми простынями, которые кажутся кроваво-красными от очередной вывески, которая на этот раз призывает кайфовать.
Я стою, уносимая потоками, словно лежу на воде и плыву.
