хотел на тебя.
Сжимаю крепче руль и сильнее вдавливаю педаль газа. Мне нужно к ней, иначе просто сдохну. Нужно убедиться, что она в порядке и точно выживет. Нет, это не чувство вины или ответственности. Я просто дико хочу ее всю, до капли, без остатка.
Вхожу в приемное отделение больницы, и сразу же хочется заткнуть нос от жуткого больничного смрада. С детства ненавижу его. Впрочем, так же как и врачей на дух не переношу.
Табличка «Реанимационное отделение, не входить!» не останавливает меня. Я прохожу по длинному коридору, из разных уголков которого то и дело доносится пищание приборов. Где же она?
– Вам к кому?
Молодая чернявая медсестра подходит ко мне, и важно складывает руки на груди.
– Ветрова Станислава в какой палате?
– В 9 лежит, но постойте! Туда нельзя…
Игнорирую, и направляюсь прямо к палате, попутно кидая:
– Врача позови, дорогуша.
– Ей, стойте, какая я вам дорогуша?! Туда нельзя!
Она пытается меня догнать, но куда там. Мой один шаг равняется ее трем. Палата оказывается в самом конце коридора. Открываю белую дверь, и застываю на пороге. В груди больно что-то колет. Бледная, словно сама смерть, девчонка лежит на больничной койке. Точно призрак, она не двигается и вся окутана в белое. Белые бинты, белые простыни и прозрачные трубки. Беззвучно вхожу и прикрываю за собой дверь.
Вокруг куклы пищат какие-то датчики, сканируя ее быстрое сердцебиение. На лице маска закреплена для подачи воздуха, в руке капает капельница.
Кажется, что кукла спит, так как глаза прикрыты все теми же закрученными ресницами, но она то и дело вздрагивает. Замечаю, как из уголка ее глаз медленно катится прозрачная слеза, а затем еще одна.
Малышка и до того казалась миниатюрной, а теперь стала для меня и вовсе прозрачной. Осторожно беру одеяло и медленно опускаю его. Взгляд падает на перемотанные тугими бинтами ребра. На правой руке красуется гипс. Ноги вроде целы, только ссадины есть, заживают уже. На лбу смазанная зеленкой счесанная рана. Осторожно укрываю малышку обратно. Убью тварь, которая сбила ее, сегодня же.
Тираду моего молчаливого гнева прерывает голос вошедшего врача.
– Вы что себе позволяете? Это реанимационное отделение, сюда нельзя просто так заходить и тревожить больных!
Я молча выхожу за ним. Уже в коридоре представляюсь.
– Меня зовут Дамир Северов, вас должны были предупредить.
– Ах, да-да, извините – док сразу же сбавляет обороты.
– Что с девушкой?
– Ее привезла скорая к нам после ДТП, неделю назад. Она была без сознания, пока так и не пришла в себя. На секунду доктор опомнился, оглядывая меня с ног до головы.
– Вы, конечно, извините, при всем уважении, но подробности о состоянии больных мы рассказываем только родственникам. Вы, собственно, кем ей приходитесь?
– Гм…Мужем.
Сам опешиваю от того, что выдаю только что, но это производит должный эффект, потому что доктор еще больше «теплеет» ко мне.
– Муж – это хорошо. Девушка поступила к нам в тяжелом состоянии. Три сломанных ребра, перелом руки в двух местах, сотрясение мозга, многочисленные ушибы от удара. Кроме того, ее осмотрел гинеколог, и выявил следы изнасилования, похоже, группового. Мне жаль.
Он смотрел непроницаемым взглядом прямо мне в глаза. Подозревает. И правильно делает. Сжимаю кулаки.
– Я видел, что она вздрагивает постоянно. Ей больно?
– Да, к сожалению, ее мучают сильные боли. Те препараты, которые мы ей даем, не работают так, как надо. Слишком слабые, и не подходят ее организму. А на другие, более качественные, у нас нет финансирования. Это государственная клиника, лечим, чем можем, сами понимаете.
Я просто дурею от этих слов. Девчонка загибается тут от боли, а эти твари не могут даже вколоть ей нормальное отбеливающее?!
– Все финансирование ее лечения я беру на себя. Подберите лучшие лекарства.
Вынимаю пачку крупных купюр, и кладу их доку прямо в карман халата, чтобы он быстрее начал шевелиться. Тот довольно кивает. Мы понимаем друг друга без слов. Видимо этого он и ждал с момента нашей встречи.
– Светочка, сделайте анальгетик пациентке внутривенно. Переведите на качественное обезболивание, дважды в день. Старую программу лечения отмените, те препараты ей все равно ничем не помогали. Пациентка пока не приходила в сознание, я наберу вам, господин Северов, как будут новости. Пока состояние стабильно тяжелое.
Я гоню на огромной скорости по вечернему городу, глубоко затягиваясь сигаретой. Дурочка! Ну почему ты не осталась тогда дома? Какой черт тебя понес бежать за бабкой? Умерла же, чего там проверять-то. Сегодня сразу после больницы сам удостоверился, что не врет соседка. Бабка куклы и правда померла, уже пять дней как похоронили. Ну как похоронили, закопали и все тут. Ни памятника, ни поминок.
Снова перед глазами всплывает израненное тело девочки. С таким везением от нее скоро ничего не останется. Как же хочется прижаться к ней, почувствовать ее запах, забрать себе ее боль.
Ближе к ночи удается откопать дело Стаси об аварии. Я даже не сомневаюсь, что большие деньги дают доступ ко всей информации. Система работает отменно. Вот и он, красавчик водитель, 46 лет, забухал после ухода жены. Вину свою отрицает, да и не двигает его дело ни одни паскудный мент. Место проживания: улица Набережная, квартира 10. Попался.
Я подкарауливаю его у входа в подъезд. Он не ожидает меня встретить, поэтому даже не защищается. Вырубаю водилу с одного удара, и затаскиваю в один из гаражей. С особым наслаждением ломаю ему обе ноги. Раздробляю пальцы, ломаю нос.
В последние минуты он лежит на боку, и ревет словно ребенок.
– З..за что?
– Ты девочку переехал неделю назад. Бросил подыхать на дороге. За нее, тварь.
– Это не я, не я!
Врезал снова ему по ребрам.
– Если через неделю ты не сядешь, я вернусь. Побеседуем снова.
Достаю нож и прокручиваю его на свету перед глазами упыря.
– Нет! Нет! Я признаю что сбил, признаю! Только не убивайте!
Кажется, я вырубил его последним ударом, так как он даже хрипеть перестал. Пощупал пульс, есть. Слабо, но тикает под пальцами. Жить будет.
Добравшись до дома, падаю на кровать. Надо поспать хоть один раз больше трех часов.
Вспоминаю Стасю. За все время, что я был рядом, она так и не открыла глаз. Ну же малышка, я должен тебя увидеть живой еще раз. От меня не уходят так просто, девочка. Ты будешь жить, иначе я не я.
Звонок в семь утра заставляет меня очнуться. Тянусь к телефону и тут
