выходим за территорию школы, Сережа нажимает на брелок сигнализации, и машина моргает фарами, словно подмигивает, показывая нам свое место. Разочароваться, что не получится пройтись пешком, не успеваю, заметив рядом с нашей машиной большой солидный автомобиль, который отливает глянцевой чернотой, искрящейся от уличного освещения. Раньше я его здесь не видела. Я постоянно прохожу мимо и помню все машины, на которых приезжают коллеги. Сережа открывает мне дверь, и я ныряю в салон, словно это может оградить меня от неприятного ощущения. Кошусь на автомобиль, но в темноте стекол ничего не могу разглядеть. Однако я почти уверена, что там кто-то есть, хотя двигатель не работает.
Немного нервничаю и не могу попасть в защелку ремня безопасности. Муж помогает мне пристегнуться. И только, когда Сережа выезжает с парковки, осветив фарами черный автомобиль, я невольно узнаю анфас бывшего мужа. Пару мгновений смотрю на лицо Кости, пока свет пробивает салон, а потом автомобиль снова погружается в темноту.
— Кто это? — спрашивает Сережа, заметив мой взгляд.
— Лебедев, — отвечаю, отвернувшись от машины бывшего мужа. Лгать, что я его не узнала, нет смысла.
— О, как! — В восклицании проскальзывает удивление. — И что же он забыл здесь в такой поздний час?
— Его на собрании не было? — перебиваю я, проигнорировав вопрос.
— А я что-то даже и не посмотрел, — Сережа поворачивается назад, пытаясь рассмотреть помехи справа. — Вроде нет, по крайней мере пап было двое: я и еще один бедолага.
«Значит не было. Такую фигуру было бы сложно не заметить».
— Может, он пришел позже, чтобы поговорить индивидуально, или жену ждет, — высказываю предположение вслух, хотя очень сомневаюсь, что Евгения Лебедева снизошла до родительского собрания, но почему-то думать, что Костя ждал меня, мне совершенно не хочется.
— Возможно. Я сразу ушел. Это остальные почему-то идут не на выход, а облепляют учительский стол. Почему нельзя первому уходить учителю? Закончила собрание, схватила сумку и бегом домой, а они пусть там сидят, сколько влезет, — вносит предложение Сергей. Наверное, так думают все, кто женат на учителе. — Он к тебе больше не приходил?
Даже не спрашиваю, о ком идет речь.
— Нет. А зачем?
— Не знаю. Звонил?
— Сережа, нет. По учебным вопросам я ему особо ничем не могу помочь, а все остальное — лишнее.
Мне бы очень хотелось, чтобы Сергей подтвердил мои слова, но муж молчит. Объяснять ему, что с Лебедевым меня связывает только общий класс, где учатся наши дети, будет похоже на оправдание, поэтому я тоже не произношу ни слова, и в тишине мы доезжаем до дома.
Жду пока муж выйдет из машины. Может, мне только кажется, что Сережа немного задерживается. Обычно он выходит сразу же.
— Зеркало поправлял, — объясняет он. — Замерзла?
— Нет. На улице хорошо. — Смотрю на искрящийся в свете фонарей снежок. — Красиво.
— Идем? Или еще постоишь?
— Идем. Там Даринка заждалась уже, наверное.
— Не думаю, — усмехается Сережа. — Ей явно не до нас.
— Хочешь сказать, что Филипп еще не ушел?
Уже почти половина девятого, Фил уходил всегда до восьми.
— Сейчас узнаем, — философски замечает муж.
К моему огромному облегчению, Филиппа уже нет. Если бы мой ребенок приходил домой так поздно, я, наверное, вся извелась. Не знаю, как обстоят дела с этим в семье у бывшего мужа, но я заметила, что крайний срок у Филиппа — восемь часов вечера, и мальчик старается его не нарушать.
— Мам, пап, что так долго? — Дарина стоит, надув губки.
— Доча, это маму ругать надо, — переводит стрелки Сережа, решив остаться ни в чем не виноватым.
— И папу, — добавляю я. — Он зеркало поправлял в машине, — сдаю его без зазрения совести.
— Ой, ну вы как всегда! — улыбается Даринка.
— Только не говори, что скучала? — поддевает Дару Сергей.
Мне он сказал, что ушел из дома только перед собранием.
— Конечно, скучала! Пап, что сказала Ольга Васильевна?
— Кстати, да?! — Я вспоминаю, что совсем забыла об этом поинтересоваться.
— Двоечникам подтянуться, троечникам больше стараться, хорошистам меньше отвлекаться, а отличникам меньше задирать нос! — Сережа пальцем поддевает носик Дарины.
— Ну, папа! Я не задираю нос! — возмущается Дарина. — Мама, скажи ему!
— Папа шутит, ты же знаешь, — успокаиваю я свою любимую отличницу. — Филипп давно ушел?
— Да, — пожимает плечами дочь. — Мам…
Это тягучее «мам» заставляет немного напрячься. Обычно после этого Дарина сообщает не всегда приятные новости.
— Ну, говори уже, — вздыхаю я.
— Мам, приходила какая-то тетенька, — начинает говорить Дарина, а я замираю. — Она спрашивала тебя. Я ей ответила, что тебя сейчас нет.
— Дарина, ты зачем открываешь двери незнакомым людям? — строго спрашивает Сережа.
— Пап, я не открывала! Я через домофон…
— И к домофону подходить не нужно. Тем более говорить, что ты дома одна! Это очень опасно!
— Пап, я сказала, что дома старший брат. Это ничего, что я немного обманула?
— Ты правильно все сказала, но лучше не подходи к домофону совсем. — Обнимаю свою звездочку.
— Хорошо. Я больше не буду, — обещает Дарина, но у меня на душе появляется беспокойное чувство.
Это наверное первый раз, когда в нашу семью закрадывается какая-то напряженность. За своими переживаниями, с которыми не хочу делиться, я не замечаю, что Сережа тоже задумчив, а утром вроде все становится на свои места. Наказываю Дарине сообщать о всех своих передвижениях и ни в коем случае не разговаривать с чужими людьми.
На работе немного отвлекаюсь от беспокойства о своей дочери, и уже позже вспоминаю о том, что в голове вертелся какой-то вопрос, который я выпустила из виду, какая-то важная деталь, но какая именно — не могу вспомнить.
Полностью погрузившись в свои мысли, выхожу из школы и не сразу замечаю машину Лебедева. Разворачиваться и идти в другую сторону очень глупо. Поправляю ремешок сумки, который упрямо съезжает с плеча, и решаю узнать, зачем же я все-таки понадобилась бывшему мужу.
Мимо с шумом пробегают школьники. Отвлекаюсь на них и пропускаю момент, когда Лебедев выходит из машины.
— Здравствуй, Полина.
Как бы мне хотелось никогда не слышать его голос и никогда не видеть, но я медленно поднимаю лицо на отца своей дочери.
— Здравствуй, Костя. Что-нибудь случилось?
— Нет. Почему должно что-то случится? — Костя чуть щурится от слепящего снега, отражающегося на солнце.
Ловлю взгляд серых глаз, словно Костя пытается что-то разглядеть у меня на лице. Я тоже смотрю на него в ожидании объяснений, но он молчит.
— Ты зачем приехал? — не выдерживаю и задаю вопрос.
— Поговорить. Ты же не хотела афишировать наши отношения в школе.
Словосочетание «наши отношения» вызывают диссонанс
