мы с сестрой слушаем всю жизнь, с самого детства, папа не стеснялся вершить свой суд прямо дома, когда мы с сестрой лежали, обнявшись, в кроватке, а мама читала сказку про принцессу – папа внизу с жестокостью расправлялся с врагами.
Кому-то с ранних лет родители включают классическую музыку на старых пластинках, кому-то наушники в уши и аудиокурсы иностранных языков, а кому-то, как нам, разборки и пальба.
А самое главное – к этому невозможно привыкнуть, каждый раз спина покрывается липким холодным потом и сердце сжимается от страха.
Мы стояли и ждали, в чужой в ванной комнате, где на раковине на присоске лежала смешная мыльница с дельфином, а из пластикового зеленого стаканчика торчали две новые зубные щетки.
И когда все смолкло – мы это поняли не сразу, в ушах стоял гул, и эхо отлетало от стен.
В дверь пару раз стукнули, дернули ручку и послышался бесстрастный голос Демьяна:
— Выходите, живо.
Дрожащими пальцами повернула замок, и мы с Ларисой выпали в коридор. Демьян держал ее шубку и сапоги, на светлой замше оставляя красные отпечатки ладони. Подтолкнул нас к выходу, и мы бросились в подъезд, перепрыгивая через недвижимые мужские фигуры на полу.
Один, два, три...четыре...
Господи, они же просто ранены?
Не дожидаясь лифта, рванули вниз по ступенькам, папа всю жизнь внушал, что в таких ситуациях нужно сразу бежать, до приезда полиции, а соседи точно не глухие, уже оборвали телефоны, и наряд вот-вот будет здесь.
Лариса, шлепая по ступенькам пятками в тонких чулках выскочила на обледенелое крыльцо и застучала зубами. Демьян вышел следом, быстро и размеренно приблизился к машине, крякнула сигнализация.
Мы забрались в салон, и он рванул с места.
За окном зима. Небо понемногу раскрашивается светлыми полосами, появляются машины, общественный транспорт. Люди едут на работу и на учебу, сонные и недовольные, Демьян молча ведет машину, плотно сжав челюсть.
— Эти люди живы остались? – вытерла мокрую щеку и покосилась на его руки с засохшими бордовыми корочками.
Он не ответил, потянулся к жестяной коробке и выщелкнул сигарету, приоткрыл окошко, впуская в салон холодный воздух. Нашарил телефон в кармане.
— Кастет, мы едем в гостиницу. В центре которая. В том дворе не появляйся, там ментов сейчас, как муравьев. Давай к нам. Ковалю я позже отзвонюсь. Все, отбой.
— Что теперь папа устроит, – пропищала Лара и подалась вперед. — Демьян, ты же заступишься за меня? Не говори ему, что это я виновата.
— Лара, он же не дурак, – бросила ей в раздражении и шмыгнула носом. Безжалостно добавила. — Это ты виновата.
— Демьян, ты из-за меня их перестрелял? – Лара уставилась на него в зеркало.
И он потянулся к магнитоле, врубил радио.
Ди-джей радостно поздравил всех с добрым утром, я подавленно уставилась в окно.
Демьян свернул с проспекта, миновал заправку и подъехал к длинному высокому здания с крупной синей вывеской.
Гостиница "Космос".
— На выход, – сухо приказал он и заглушил двигатель. Небрежно сунул пистолет в бардачок и хлопнул дверью.
Мы с Ларой завозились на сиденьях, выбрались на улицу. Вторую ночь подряд без сна, и нас мотает по городу, и конца-края этому не видно пока.
Снег скрипит под ногами, приветливо горят окна гостиницы, сестра вцепилась в мой локоть, семеним за быстрым шагом Демьяна.
Внутри он бронирует два номера, пока мы с Ларой топчемся во сторонке под пристальным взглядом охранника.
Демьян убрал паспорт во внутренний карман куртки, и женщина-администратор испуганными глазами уставилась на его руку в крови. Подняла взгляд на него, и на ее лице проступила отчетливая борьба – пощебетать с красивым мужчиной еще немного или заткнуться, подальше от греха.
Он махнул нам, и мы двинулись к лифту. Поднялись на третий этаж, вышли в длинном коридоре. Бесшумному ступая по темно-красному ковру Демьян прошел почти в конец коридора и магнитным ключом открыл дверь с золотым номером тринадцать.
Лара сунулась внутрь. Я за ней, но Демьян удержал меня за капюшон куртки, потянул назад, к себе, и захлопнул дверь у меня перед носом, отрезая сестру.
— Тебе не сюда, – он, не церемонясь, подтолкнул меня к соседнему номеру.
— Лару нельзя оставлять одну.
— Она и не останется, – Демьян усмехнулся и распахнул дверь, за куртку втянул внутрь. Щелкнул выключателем. — Сейчас Костя приедет. Он теперь и в туалет с ней будет ходить. А я с тобой.
— То есть? – посмотрела, как он раздевается.
На черной куртке грязи не видно, зато на воротнике его белоснежного свитера бурые разводы. И на шее, кажется, его задели, содрана кожа.
— Чего непонятно, Алина? – он стянул через голову свитер вместе с футболкой, — он с Ларисой там. А я здесь с тобой.
Машинально приклеилась взглядом к его обнаженной груди, покрытой темными волосами. Широченные плечи, рельефный торс, плоский живот и черная дорожка волос, сбегающая под пояс брюк. И длинный неровный шрам сбоку.
— Ты же не будешь здесь раздеваться? – спохватилась, когда он, глядя мне в глаза, потянулся к брюкам.
— А где мне это делать? – он вжикнул ширинкой и...
Сдернул брюки вместе с трусами.
Успела зажмуриться и отвернуться, щеки загорелись от неловкости и стыда. Потянулась к двери, наощупь нашарила ручку.
Он в один миг оказался рядом, сжал мои пальцы и толкнул голым бедром, развернул к себе.
— Алина, за дверь выходить нельзя.
— Я хочу остаться с сестрой, – вскинула голову и мысленно чертыхнулась, он же видит, чувствует, как меня потряхивает, его полные губы изогнулись в дикой полуулыбке, от голого тела жар идет, как от печки. — Демьян, – отодвинулась, — что происходит?
— А что происходит, Алина? – переспросил он, в горячей ладони сильнее сдавил мои пальцы, — из-за твоей дуры-сестры я полчаса назад устроил такую беспредельную пальбу, о которой сегодня же напишут все журналисты нашего любимого городка, – другой рукой он обхватил мою шею, заставил потянуться к нему, встать на носочки. В губы мне выдохнул. — Стрелять в людей из-за глупости малолетней девчонки я не привык. Но пришлось. Теперь я немного зол. И хочу просто принять душ. И смыть с себя кровь. Я не хочу объяснять тебе. Почему ты остаешься в этом номере. Ты просто должна. Потому что я так сказал. Это ясно?
От него волны такой густой, такой черной энергетики разливаются, подавляют, он прижался вплотную ко мне,