допрос мама, показывая рукой на стул у стола.
— Не то, чтобы работаем, но познакомились на работе.
— Мгу, — снова промычала мама. — Да ты присаживайся.
Я если честно так разволновался, что не находил себе места. И не хотелось садиться, но пришлось.
— И что ты думаешь насчет моей дочки?
— Я ее люблю, — неожиданно выпалил и непроизвольно прикрыл ладонью рот. Я это сказал????
Брови мамы снова поползли вверх, но на лице я заметил зарождающуюся улыбку.
— Извините, что так в лоб. Я…прошу Вас, не выдавайте меня пока. Она еще не готова…
Мама присела рядом, заглядывая мне в глаза.
— Ты же в курсе, что у нее есть парень?
Мария Анатольевна заметила, какой злобой загорелись у меня глаза.
Ага, он что-то знает, — промелькнуло у мамы.
— Да, знаю. Но он ее однозначно недостоин.
— Ну тут уж ей решать, — не в бровь, а в глаз сказала Мария Анатольевна.
— Вы правы, — и это злило жутко.
— Понятно…, ладно, пойду дров в дом принесу, уже закончились, тоже уже подкинуть пора.
Я как ошпаренный подскочил.
— Я схожу, не утруждайтесь. — И сломя голову помчался на улицу, даже не надев куртку.
Все внутри горело от смущения. Я так и выдал матери все! Ужас! Это на меня не похоже!
Так, Макс, стоит упокоится. Ничего в том, что ты признался, плохого нет!
Проведя рукой по волосам, направился за дровами.
— Мария Анатольевна, куда нести? — Зашел я со своей ношей в дом и встретился с ее янтарным взглядом. Олеся стояла напротив меня в халатике, волосы обмотаны полотенцем, несколько мокрых локонов прилипли к щеке и скуле. Я замер, в тайне наслаждаясь этим зрелищем.
— Дрова к печке в кухне, — тихо проговорила, — иди в баню, там уже восемьдесят градусов, — и скрылась за шторкой, что разделяла коридор от зала.
Аккуратно сложив дрова, я вылетел на улицу. Взял горстку снега, что еще немного лежал на завалинке дома, и умыл им лицо. Не помогло. Боже, сил уже нет находиться с ней рядом. Эта ненормальная реакция сводила меня с ума. Как же сложно было контролировать себя. Это жутко раздражало и отнимало много моральных сил.
Иди попарься, дурь всю из себя выпари, — предложил внутренний голос, и я направился в сторону бани. И действительно, после парилки стало легче. Тело расслабилось, мысли улетучились. Стало намного легче. Но, когда я вышел из мойки, понял, что полотенце то я не взял. Ну идиот. Придется сидеть, сохнуть. Тут вдруг, словно по взмаху волшебной палочки в дверь постучались.
— Да? — спросил.
— Ты забыл полотенце…к тебе можно?
Тут же захотел сказать да. Схватить ее, завести, закрыть и заняться с ней любовью. Долго, страстно, невероятно. Мое спокойствие и уравновешенность быстро улетучилось, оставив место возбуждению.
— Я, немного не одет…, - все-таки пересилил себя.
Она приоткрыла дверь и протянула полотенце. Я, даже не соображая, что делаю, схватил за протянутую руку, и потянул ее к себе.
— Ой! — пискнула.
Закрыл дверь, прижал ее к себе и впился жадным поцелуем. Ее губы были приоткрыты, и я воспользовался моментом. Она стала отвечать с той же страстью, что и я. Куртка, что была на ней слетела и она осталась в одном халате. Я же был нагой. Только полотенце, что буквально «застряло», между нами, закрывало моего готового ко всему друга.
Наш поцелуй становился все глубже, требовательнее, горячее. Я сжал ее ягодицы, вминая в себя. Она застонала в ответ, обнимая меня за плечи. Мне не хватало воздуха, и я оторвался от нее. И тут же мои губы опустились на ее шею, ниже, грудь…она была без лифчика, только тонкая шелковая сорочка под халатом. Боже…Стянул халат и лямки сорочки с плеча и впился нежным горячим поцелуем в ее бархатную на ощупь грудь. Она застонала уже громче, запуская руки в мои волосы. Я немного прикусил ее сладкий сосок и почувствовал, как она задрожала, как возбуждена. До предела, как и я.
Неожиданно прозвучал громкий посторонний звук. Оторвавшись друг от друга, они обратили свой взгляд в сторону, где шумело — оказалось это просто лопата, что стояла, упала на сложенные на полу кирпичи. Олеся, воспользовавшись моментом, оттолкнула меня и выбежала на улицу.
— Постой! — но она не остановилась.
Я долго так стоял, уперевшись рукой о дверь и тяжело дышал. Все тело трясло от возбуждения, словно в лихорадке. И кричало, буквально требовало разрядки! Ее! Так хотел ее, сил нет!
Резко развернулся и пошел снова в парилку, успокаивать себя.
Только через полчаса я смог немного прийти в себя. Под конец вылив на себя ведро холодной воды, оделся и пошел в дом.
Как только зашел, сразу прозвучал ее звонкий смех. От этого стало как-то легче что-ли. Они услышали, как за мной закрылась дверь и замолчали. Мария Анатольевна тут же вышла меня встречать.
— Смотрю тебе баня наша понравилась. Час парился. Ну с легким паром. Давай садись за стол. Мы уже все приготовили.
Когда зашел в зал, Олеся стояла у стола и резала хлеб. Глаза не подняла.
— Ну чего стоишь то, садись, только банку с компотом открой, — зашла мама, — и налей всем нам компотику.
Я с легкостью открыл банку и налил всем по полному стакану. И не дожидаясь никого, начал с жадностью пить, испытывая неимоверную жажду после бани. И тут после трех-четырех глотков я понимаю, что это вовсе не компот. Но жажда берет свое, да и уже поздно, допиваю весь стакан. И только опускаю стакан, вижу, как Олеся делает несколько глотков и резко убрав от себя стакан, тут же начинает кашлять.
— Мама, это не компот! — Наконец удается выговорить.
— А что? — Удивленно принюхивается к открытой банке, — а пахнет компотом…Ааа, я ж еще настойку на вишне делала, видно банку не подписала.
Наши взгляды встретились. Олеся на меня, потом на мой пустой стакан, потом на маму.
— Мам, как Максим поедет, выпил целый стакан твоей настойки? Сколько тут градусов?
— Ну, тридцать-тридцать пять.
— Что?! — Олеся была возмущена. Толи от алкоголя, толи от возмущения, толи от возбуждения ее щеки порозовели.
— Ой, ничего страшного! Сейчас поест и все хорошо будет. Садитесь уже.
Несмотря на то, что пьянею я редко, стакан настойки хорошо ударил в голову. Наверное, сказалась усталость, баня, перевозбуждение. Не знаю, что еще. Как говорится, щи совсем не помогли.
— Максим, давай еще по рюмашке. У нас переночуешь. Я все равно тебя такого не пущу за руль. — Сказала мама, наливая мне в рюмку настойки. — И ты
