в замах.
— А Кнут?
— Не, он домой, у него жена же беременная, — отвечает Вадик, и я делаю вполне логичный вывод, что на проставу Захаровой соберутся исключительно подкатыватели яиц.
Это злит дико.
И сама Захарова, с ее незамутненными голубыми глазами — блядский магнит для все придурков по всей окрестности, и ее желание полностью влиться в коллектив тоже злит.
Как и очередная незамутненная причина быть поближе ко мне.
Зря я напрягся, что она на меня не смотрела в последнюю нашу встречу. Это у нее, видно, пмс был или чего там у них, у баб, бывает, когда башню сносит и словно на пороховой бочке сидишь постоянно?
Мне-то это не сильно знакомо, я с бабой никогда не жил, а сестра и мама такой хренью отродясь не страдали, повезло отцу и этому вообще не немому утырку Немому.
Но рассказов от бедолаг-коллег слышал немало.
Короче, что бы там ни было у Захаровой, явление это носило кратковременный характер. И уже прекратилось. И все вернулось на круги своя.
Потому что иначе бы нахера Захаровой переходить в наше отделение? Смешно же…
И вообще… Как она так быстро-то? Полгода не прошло с ее появления в прокуратуре, а уже в центре… Мне, например, чтоб сюда попасть, на земле несколько лет отпахать пришлось… А тут прямо шустренько так… Явно… Явно, блять, за особые заслуги!
А какие особые заслуги могут быть у такой куклы?
— Тебе бы, Федот, умыться пойти, — комментирует Вадик, — а то рожа вся красная и страшная. Даже я напрягся…
— Отвали, — бурчу я, отворачиваясь и пытаясь выдохнуть, чтоб прогнать марево перед глазами.
Не важно вообще, каким способом Захарова так шустро сюда перескочила… Мне она кто? Мне она никто… Вот и все. Пусть хоть со всем отделением перетрахается, мне похер.
Вот так вот.
Постановили. Закрепили.
Утвердили.
— Я так понимаю, ты не пойдешь на проставу? — спрашивает Вадик, внимательно наблюдая за моей рожей и , видно, приходя к выводу, что я уже вполне в себе.
— А какого хера я там забыл? — резонно спрашиваю я.
— Ну вот да… — забормотал Вадик, — я тоже думаю, нехер тебе там… Захарова, ты ж знаешь, она такая… А там Карась… И ребята уже прямо забивают места…
— Какие еще, блять, места??? — вопрос вырывается сам собой, мозг вообще в этом не участвует, слышу только голос свой , словно со стороны, и удивляюсь тому, насколько он страшный. Реально страшный, словно хрип мертвеца.
— Кто первый ее… ну… — Вадик замолкает, позволяя мне самому додумывать, какие там места забивают мои гребанные коллеги.
— Суки…
Отворачиваюсь, сплевываю, отбрасываю в мусорное ведро нежно обожаемую Вадиком сигариллу.
Он провожает тоскливым взглядом скуренный только до половины бычок, вздыхает:
— Федот, выебал бы ты ее уже, а? Может, отпустило бы…
— Че? — таращусь на Вадика с диким удивлением: как он вообще? Какого хера???
— Ну… — Вадик отводит взгляд, опять вздыхает, — между вами такой напряг постоянно, что наши все уже и ставки сделали, когда… Я пока держу банк…
— Че? Вы рехнулись, что ли? Я и Захарова? Да я ненавижу эту дрянь! — рычу я с досадой, прикидывая, сколько народу, оказывается, наблюдает за нами все это время… И чего они говорят между собой… А я, как дурак… Да бля-а-а-а…
— Ну, ненависть траху не мешает же, — рассудительно отвечает Вадик, — а иногда и наоборот… Вот я и говорю, выеби ее уже. А то смотреть на тебя страшно. И сейчас… И вообще…
Я открываю рот, чтоб начать яростно убеждать этого придурка в том, что его теория тоже придурочная и в корне неверная, и что у меня к Захаровой вообще ничего, кроме желания ее пришибить, и что не думал я так плохо о своих коллегах, а стоило бы…
На полсекунды представляю себе этот дебильный разговор, не менее дебильное выражение морды Вадика во время этого процесса, общую тупость ситуации и нелепость темы…
И говорю:
— Нахуй иди.
Вместо тысячи слов, блять.
Вадик кивает, встает, и я торопливо продолжаю:
— Но не прямо сейчас, эй! Сначала плесни мне конины.
— Нету, — обиженно задирает подбородок Вадик, отходя к рабочему столу и делая вид, что страшно занят чем-то невьебенно важным.
— Не пизди, — раздражаюсь я, — все у тебя есть. И не жмоться. Я из родительского дома, с мамой разговаривал, а потом с тобой еще… Мне надо стресс снять.
— Вся наша жизнь — сплошной стресс, — философски отвечает Вадик, — и чего? Все время пить?
— Ну, тебе же помогает…
— Не совсем… И вообще, я думаю, что тебе не стоит сейчас… Ты, когда пьяный — буйный… Лови тебя потом…
— Не надо, я тяпну и тут у тебя отлежусь до вечера. Все равно выходной.
— А потом?
— А потом пойду гляну, кого Захарова на вписку позвала…Девочки, сегодня скидка 30% на первую книгу цикла "Не смей меня хотеть", в который входит и эта книга, историю с одноименным названием НЕ СМЕЙ МЕНЯ... ХОТЕТЬ ! Заходим, мои хорошие! История - огонь!
— Асенька, за твое здоровье!
Карась раздувается от значимости и довольства, красная рожа определенно просит кулака. Моего.
И вот чует мое сердце, что допросится. Куда я после этого пойду, хер его знает, но как-то в свете последних событий и похуй уже.
Я сижу в уголке кабинета, где Захарова накрыла стол для вписки, и надуваюсь кониной, реквизированным у Вадика. Он был, конечно, против и даже плакал, отдавая мне практически полную бутыль дареного хеннесси, но мне, уже слегка ужратому, было откровенно похер на его страдания. В конце концов, я ему тоже сколько раз подгоны делал, и хорошие. И хеннесси дарил, и не такое фуфло, а икс-ошку, так что нечего рыдать, а надо делиться по-братски.
Пить ту легкую хрень, которую недальновидная или, наоборот, слишком дальновидная Захарова приготовила для своих яйценосных коллег, желания нет. Понижать градус не люблю,
