Катя длинно вздохнула, побарабанила пальцами по столу, потом запоздало кивнула головой – поняла, мол. И выручила мужа по-своему, то есть произнесла громко, почти с вызовом:
– Паш, у тебя завтра с утра операция, шел бы ты спать пораньше. Тем более, нам тут надо… Поговорить…
– Да, да, конечно, – быстро согласился Паша, вставая из-за стола. – Да, мне действительно следует выспаться. Я пойду… Извините, Станислава…
– Она Зинаида, – с тихой дрожью в голосе проговорила Катя, подняв на мужа злые глаза. – Еще раз повторяю – она Зинаида, а не Станислава! Здесь мой дом, здесь никакого вранья не будет. Иди, Паш, иди от греха… Я дальше сама…
– Катенька, ну что ты, в самом деле! – жалко хихикнула Стасечка, садясь за стол. – Не дала нам с Павликом поговорить… Спокойной ночи, дорогой Павлик, приятных снов! Ах, какой милый мужчина… Одно сплошное очарование… Ну, мы потом ближе познакомимся, надеюсь.
Паша ушел так резво, будто бежал от комплиментов сломя голову. Катя глянула ему вслед, усмехнулась тихо. Да, мол, а ты как думал? Это все не так просто, это же Стасечка, мать твою… Хотя не твою, а мою, конечно. Мать…
Стасечка тем временем живенько наполнила едой тарелку, принялась уписывать за обе щеки салат и котлеты. Кате показалось, даже мурлыкала от удовольствия, собирая хлебушком салатную жижицу. Волна раздражения снова ударила Кате в голову…
– Ты зачем сюда заявилась, а? – прошелестела тихо, подавшись корпусом вперед.
– Хм… Что значит – заявилась? – с трудом оторвавшись от процесса, подняла на нее глаза Стасечка. – Мать к дочери приехала – это значит заявилась, да? Выбирай выражения, Катюш! Где твоя вежливость, где гостеприимство? Я уж не говорю о дочернем долге, хотя могла бы!
– Ладно. Я ставлю вопрос по-другому, более конкретно. Говори, чего тебе от меня надо? Не просто же так сюда притащилась! Ну? Говори, не молчи!
– Катенька, что ты… Почему ты… Не надо со мной так…
Стасечка вдруг подняла ручки к лицу, изобразив отчаянный испуг. Бровки надломились, губы задрожали, потекли уголками вниз. И пальчики заплясали в лихорадке, будто не зная, куда правильно приспособиться, чтобы красиво и жалобно получилось. То ли виски сжимать в отчаянии, то ли слезы из уголков глаз утирать. Все-таки на висках остановились. Ну-ну, так жальче получается. Ах, обидела Стасечку неблагодарная дочь-сволочуга.
– Давай только без индийского кино обойдемся, ладно? – холодно проговорила Катя. – Ты же знаешь, на меня это не действует. Говори все, как есть. Я ж не зверь, я тебе не отказываю. Помогу по возможности, чем смогу. Денег, что ли, надо?
– Нет, нет… Деньги у меня есть… Немного, но есть. Дело в другом, Катенька. Мне… Мне просто жить негде…
– В смысле? Как это – жить негде? А квартира где?
– Я ее продала, Катенька…
– Зачем? А впрочем, это твое дело. Ну, продала и продала. Стало быть, новую купить можешь.
– Нет, не могу. В том-то и дело, что не могу. Меня жестоко обманули, доченька… Предали… Понимаешь?
– Нет. Совсем не понимаю. Давай подробнее. И без эмоций, все четко и по делу.
– Да, конечно. Я сейчас все, все тебе расскажу… Понимаешь ли, Катенька, я встретила очень хорошего и надежного человека… То есть мне показалось, что он хороший и надежный…
– Это Веник твой, что ли?
– Нет, нет! Веник давно уже в прошлом… А этот… Он мне предложил в Америку с ним уехать. Сейчас ведь многие уезжают… И квартиру продать… А потом вдруг выяснилось, что он взял мои деньги, вырученные от продажи… И уехал один, без меня… Нет, это невозможно, невозможно, Катенька! Ты даже не представляешь, что я пережила!
– Ну, почему же не представляю? Очень даже хорошо… Погоди! Погоди, погоди… Это что же значит? Это ты сюда заявилась, чтобы… Навеки поселиться, что ли?
– А куда мне еще, Катенька? Мне некуда… Никому я не нужна…
– Ты что… действительно у меня жить собираешься?! На полном серьезе?
– Ну да… Вон какой дом у тебя большой, неужели не найдется уголка для родной матери?
– Ты… Ты с ума сошла, что ли? Какой уголок? Нет, погоди… Нет, это в принципе невозможно, я не смогу с тобой жить… Как ты вообще это себе представляешь? Я оставила тебе квартиру, я думала, рассталась с тобой навсегда… Мы с тобой чужие люди, ты всю жизнь меня снисходительно презирала. Я была тебе не нужна. А сейчас, значит… я должна с тобой… под одной крышей жить?! Нет, Стасечка, нет!
– Я прошу тебя, не зови меня Стасечкой…
– А как? Мамочкой, что ли?
– Но ведь я и есть твоя мать… Неужели ты мать выгонишь на улицу?
– Ма-а-ать? Ты сказала – ма-а-ать? Ух ты, вспомнила, когда приспичило! Надо же – ма-а-а-ть…
Катя вдруг услышала свою голосовую интонацию будто издалека. Да, насмешливо получилось. Уничижительно и насмешливо, как у Стасечки когда-то. Когда она сидела перед зеркалом и тянула с такой же интонацией: «Заму-у-уж? Ух ты-ы-ы-ы… Надо же-е-е…»
Отомстила, выходит. Нечаянно. Тютелька в тютельку та же интонация уничижительная получилась. И проговорила уже без интонации, довольно резко:
– Да какая ты мать, Стасечка! Самой не смешно, а? В общем, жить мы вместе не можем. Это тебе понятно, надеюсь. Поищи себе другую крышу над головой. Кинь клич среди бывших любителей, авось, найдутся, поддержат по старой памяти. Ну, не мне тебя подобным делам учить…
– Катя, Катя! Что ты говоришь! Опомнись! – захлебнулась отчаянным шепотком Стасечка, прижав пальцы к вискам. – Ты представляешь, что ты сейчас творишь? Ты родную мать выгоняешь на улицу… Опомнись, Катя! Сама себе не простишь!
– Я еще раз повторяю, ты мне не мать. Ты Стасечка. И давай на этом закончим… Чего зря воздух колыхать? Иди, принимай ванну… А завтра обратно уедешь. Я тебе на ночь в гостиной на диване постелю… И тихо, пожалуйста, Паша с Никиткой спят. Ванная там, по коридору направо. А гостиная налево… Найдешь, в общем.
Стасечка молча поднялась с места, поплелась в указанном направлении, как сомнамбула. Даже не спросила, кто такой Никитка. Вскоре послышался из ванной шум льющейся воды…
Паша ушел рано утром, Стасечка еще спала. Даже завтракать не стал, заторопился. Катя, оставив у двери уже одетого Никитку, вошла в гостиную, тронула Стасечку за плечо, проговорила тихо:
– Я на работу пошла… Когда будешь уходить, просто захлопни дверь. Завтрак я на столе оставила. Ты меня слышишь, нет?
– Да. Слышу…
Стасечка прогундосила слезно, но головы не повернула. Только спина под одеялом дернулась, будто опасалась удара. Вот еще раз дернулась. Катя вздохнула тяжко – артистка, блин…
– Ладно, у меня времени уже нет. В общем, договорились. Дверь захлопнешь. Я там тебе денег еще оставила. Вдруг на билет не хватит… Всё, убегаю, опаздываю!
