— Хлоя? — раздался голос позади меня. — Хлоя?
Я повернулась на голос. Это была тетя Бетти, она стояла возле кухонного островка, с беспокойством глядя на меня.
— Ты в порядке, дорогая? Я несколько раз окликнула тебя, прежде чем ты повернулась.
Ее глаза были покрасневшими. Во мне словно щелкнул переключатель, и я бросилась к тете Бетти.
— С мамой все в порядке?
В этот момент я увидела, как ее лицо исказила печаль, я знала, что не хочу слышать ее ответ.
— Дорогая, — медленно начала тетя Бетти, — я думаю, тебе нужно присесть.
Я села и быстро задала волнующий меня вопрос:
— Где сейчас моя мама? — я всматривалась в ее лицо в поисках ответа, нетерпение возрастало все сильнее.
— Хлоя... Нет ни единого способа сказать это, но ты уже взрослая, и я буду честна с тобой.
— Она снова сорвалась? Где она сейчас? — паника уже вырывалась из меня, когда я пыталась затолкать свои мысли куда-нибудь далеко, в надежде, что это не то, о чем я думаю. Но, как и раньше, я была неправа.
— Хлоя, сегодня утром твоя мама умерла.
Ее голос сбился, но слова были такими же ясными, как день.
Хоть я и слышала ее, я просто уставилась на тетю, не в состоянии переварить то, что она мне сказала. Я почувствовала онемение и не знала, как реагировать на то, что она мне только что сказала.
— Ее нашли утром в квартире, она не была в реабилитационном центре, хотя должна была быть еще там, — она замолчала, вытирая слезы со своего лица. — Они сказали, что она умерла от передозировки какого-то препа... — тетя Бетти прервалась на полуслове.
Она обняла меня и зарыдала.
— Мне так жаль, Хлоя. Я знаю, как ты хотела, чтобы она поправилась.
Я сидела, не в силах пошевелиться, и смотрела, как мою маму оплакивает ее младшая сестра. Я знала, что должна всхлипывать по моей умершей матери, должна чувствовать сильную боль. Я знала, что должна реагировать на новость о женщине, которую я любила больше всего на свете.
Но я ничего не чувствовала.
— Хлоя? — тетя Бетти, наконец, заметила, что со мной что-то не так, потому что я не издала ни звука с тех самых пор, как мне сообщили новость.
— Ты в порядке, дорогая?
— Я в порядке.
Это было единственный ответ, который я могла ей дать. Именно так я себя и чувствовала. Нормально. Я не могла почувствовать боль. Я не могла проронить ни слезинки. Кажется, я не смогу реагировать на все это. Единственное, что я могла чувствовать, это всепоглощающее онемение и желание отгородиться от остального мира.
***
Через неделю после смерти матери мы ее похоронили. Похороны были похожи на ее жизнь: темные, скудные, краткая речь и мало человек.
Это была простая церемония, которая длилась всего пятнадцать минут от начала и до конца. Помимо грозовых туч над головой, рядом был Джексон с родителями, тетя Бетти и дядя Том.
После того как гроб опустили в землю и каждый из нас бросил горсть земли, таким образом прощаясь с ней, присутствующие малыми группами начали расходиться по своим машинам.
Я намеренно задержалась, чтобы провести больше времени с мамой, хоть ее уже и нет на свете.
Мысль, что она ушла, и я больше никогда ее не увижу, не услышу ее голоса... Все это не укладывалось в голове. Мое сердце не принимало этого. Это было то, чего не чувствовало мое тело.
— Ты обещала, мама, — прошептала я, стоя над открытой могилой. — Почему ты оставила меня? Ты сделала это нарочно? Я не была той, ради которой стоит жить? Ты обещала поправиться, и что в ближайшее время мы будем вместе... Ты обещала…
— Эй, Хлоя, — раздался позади меня голос. Я обернулась и увидела папу Джексона, а сам он стал возле небольшой группы людей и разговаривал с ними.
— Привет, Джон, — после стольких лет, что он поправлял меня, я наконец-то привыкла называть его по имени.
— Я сожалею о твоей утрате.
Я просто кивнула, не совсем уверенная в том, что сказать в ответ. Я не могу сказать ему, что не пролила ни единой слезинки с тех пор, как мама умерла, что я не чувствую ни злости, ни грусти, я совершенно ничего не чувствую.
— Я могу представить, как ты, должно быть, сейчас переживаешь.
— Да.
— Джексон упоминал, что у тебя не было возможности видеться с ней часто.
Я нахмурилась. Меня не волнуют разговоры о моей маме, но я думаю, это было бы невежливо, ответь я так.
— Ты хорошая девочка, Хлоя. Даже когда ты только переехала к тете и дяде, ты была хорошей. Я думаю, что ты хорошо влияешь на Джексона, он повзрослел за эти годы.
— Оу. Спасибо, — я была поражена глубиной этого разговора. Он сказал мне сейчас гораздо больше слов, чем обычно.
— Ты ведь знаешь, что это значит, правда? — он ждал от меня ответа.
— Что? — спросила я.
— Это значит, что твоя мама воспитала твою тетю и тебя, а дядя продолжает тебя воспитывать, и воспитывает хорошо. Но важно помнить, что все началось с твоей мамы. Я могу сказать, что твоя мама заботилась о тебе и любила тебя.
— Конечно.
Его слова меня не убедили. Он многого не знал о моей маме. Откуда ему знать, заботилась она обо мне на самом деле или нет?
Словно почувствовав мои сомнения, он продолжил:
— Я знаю, что это сложно разглядеть, но, как родитель, для меня это кристально ясно. Может, она не всегда знала, как сказать тебе, что любит тебя, но она показала это в том, насколько хорошо тебя воспитала.
Его слова заставили меня вспомнить все, что мама делала, чтобы научить меня думать за себя и нести ответственность.
Даже когда ей было очень плохо от излишне выпитого ночью, она все равно находила в себе силы, чтобы быть со мной и отвечать на мои бесконечные вопросы.
— Спасибо, Джон. Я думаю, вы правы. Моя мама была хорошей матерью, — это было откровением, которого я не ожидала.
Он протянул руку и похлопал по моему плечу.
— Я не сомневаюсь, что твоя мама гордилась тобой.
— Спасибо, Джон.
Он улыбнулся и кивнул, прежде чем покинуть меня, одиноко стоящую возле могилы мамы.
— Папа Джексона прав, мама. Ты была замечательной матерью. Хотела бы я сказать тебе спасибо за все, что ты сделала для меня. Я знаю, как тебе было тяжело поднимать меня, — я замолчала, почувствовав эмоции внутри себя. — Мама, я так по тебе соскучилась.
Мои ноги подогнулись и я, обессилев, рухнула на колени перед ее могилой. Тогда, впервые в жизни, я отпустила всю боль, весь гнев, слезы боли и потери, обиды, и похоронила все это глубоко внутри ради мамы. Когда я отпускаю весь негатив, я не могу сдерживать слезы боли, потери и они безвольно скатываются по щекам, как и все приятные воспоминания, связанные с мамой, они все всплывают на поверхность. Было такое чувство, что открылись все шлюзы. Каждой слезинкой я попрощалась с женщиной, которая любила меня больше себя самой.
