Инна Волкова - Медовый месяц

С тех пор всю свою любовь и заботу он перенес на Эльвиру. Сыновья уже успели жениться и подарить отцу внуков — кстати, у них также рождались одни мальчики. Эля оставалась единственной девочкой в семье мэра. Старший из сыновей вместе с семьей жил в Москве, двое остальных — за границей. И хотя они навещали отца, но, по сути, мэр был глубоко одиноким человеком, несмотря на такую публичную профессию. И вполне понятно, что испытав столько горя, он больше всего на свете боялся за свою дочь.

Ей было шестнадцать лет, и она закончила десятый класс. Училась средне, без особой охоты, хотя и была способной и неглупой девочкой, но отец все ей прощал — и нежелание учиться, и ее капризы и различные выходки. Он, который в минуты гнева мог орать так, что дрожали стекла, ни разу даже не повысил на нее голос…

— Так за что же ты на меня обиделся, можно узнать? — поинтересовался прокурор, глядя на своего собеседника.

Он не знал за собой никаких провинностей, которые могли обидеть мэра.

— Ну как же, зажал свадьбу сына, понимаешь. Я узнаю, можно сказать, через третьих лиц о том, что его единственный сын привел в дом молодуху. А ты молчишь, словно партизан на допросе.

— Во-первых, он не привел в дом, а просто приехал погостить на каникулы, живут же они в Москве, снимают квартиру. А во-вторых, сын сам «зажал», как ты выражаешься, от нас с женой не только свадьбу, но и сам факт женитьбы.

— Это как же так?

— Да очень просто. Они расписались в Москве, ничего нам не сказав, и сообщили уже когда факт, так сказать, состоялся. Я сам узнал об этом от жены по телефону, когда звонил ей из Стокгольма, где в то время был в командировке.

— Ну и как, не упал в обморок, когда услышал такое известие? — пошутил мэр. — Впрочем, ты не упадешь. С твоей-то выдержкой. Полагаю, ты даже не слишком удивился.

— Разве что самую малость, — согласился Южный. — А что здесь особенного? Он совершеннолетний, вправе сам принимать решения.

— Подумаешь, взрослые какие пошли, самостоятельные, едрит их за ногу, — проворчал мэр и потянулся за новой порцией пива. — Попробовала бы моя такую штуку учудить за моей спиной, я бы ей зад-то надрал как следует. Ишь как распустились, все сами решают, даже посоветоваться с родителями не считают нужным!

Южный слегка усмехнулся краешком губ. Он-то прекрасно знал, что не то что «зад надрать» — резкого слова любящий папа не смог бы сказать своей шустрой дочке. Это только слова, игра на публику в строгого отца. Но кому, как не лучшему другу мэра, знать об истинном отношении пожилого отца к своей обожаемой дочурке.

— Невестка-то как? Ничего? — подмигнул он. — Все при ней или кикимора болотная?

— Да нет, нормальная девочка, — он пожал плечами.

— Что значит нормальная? Тебе нравится?

— А при чем тут я? — удивился он. — Не мне с ней жить. Главное, чтобы сыну нравилась.

— Не добьешься от тебя ничего путного, — разочарованно крякнул мэр, отхлебнув пива. — Что же, значит, совсем никакой свадьбы не справляли? — спросил он, все еще не в силах поверить в подобное «безобразие».

— Нет, говорят, посидели с друзьями в кафе, и все.

Мэр еще немного поворчал по поводу нынешней молодежи. И закончил свою речь торжественным обещанием:

— Когда моя дочь будет выходить замуж, я устрою ей самую шикарную свадьбу, какой еще не видел наш город, и плевать, что обо мне скажут и напишут. Она будет самой красивой невестой, ей так пойдет белое длинное платье и фата. А венчаться они будут в церкви. — Его суровое лицо смягчилось и почти умилительное и трогательное выражение появилось на нем. Но, видимо, поймав себя на этом, он вдруг резко замолчал, смутившись, что так открыто выражает свои сокровенные чувства, и поспешил перевести разговор на другую тему: — Что там с этими убийствами? Как продвигается дело?

— Именно об этом я и хотел поговорить. — Его собеседник слегка оживился и даже отпил глоток из своей кружки, первый за все время разговора…

Здесь необходимо совершить небольшой экскурс в недалекое прошлое, чтобы стало ясно, о каких убийствах шла речь. В течение десяти месяцев в городе произошли три убийства, поражающие своей жестокостью. Во всех трех случаях жертвами были женщины. Двоих из них задушили, третьей нанесли десять ударов ножом. Первым было найдено тело 29-летней проститутки Алины Вайзман. Вообще-то она не являлась представительницей древнейшей профессии в прямом смысле. То есть заниматься любовью за деньги не являлось ее профессией или необходимостью, ибо Алина была весьма обеспеченной женщиной. Она спала только с теми мужчинами, которые, по ее мнению, были ее достойны и к которым она сама испытывала симпатию. Все остальные, невзирая на социальное и материальное положение, не имели ни малейшего шанса обладать этой удивительной женщиной, если она решала для себя, что данный кандидат ее не достоин. Алина была очень своеобразной особой, умной и острой на язык, независимой и необыкновенно притягательной для мужчин. Десять лет назад она вышла замуж за очень богатого гражданина Израиля и в течение семи лет жила в Иерусалиме. После смерти мужа она отчего-то не захотела оставаться на священной земле и вернулась в родной город. Вернулась богатой и независимой. Но второй раз замуж так и не вышла. Работать также нигде не собиралась. Жила одна, в красивом большом доме, купленном за немалые деньги. Женщины осуждали ее и сплетничали за ее спиной. Мужчины считали стервой и ведьмой, но не могли противостоять ее чарам. Сколько семей распались или были на грани распада из-за Алины, не сосчитать. У нее не было подруг, но она в них и не нуждалась. Жила как хотела и не обращала внимания на сплетни и ненависть в свой адрес. Ей нравилось вызывать зависть у женщин и страсть у мужчин. Поговаривали, что многие влиятельные люди в городе были ее любовниками. Алина также «баловалась», как она выражалась, сочинительством и издала за свой счет несколько любовно-эротических романов. Так что эта тридцатилетняя красотка была весьма скандальной и известной личностью в городе, отношение к которой было далеко не однозначным. Врагов, как среди женщин, так и среди отвергнутых ею мужчин, у Алины хватало. Поэтому, когда однажды утром женщина, которая три раза в неделю приходила в роскошный дом красавицы для уборки, нашла свою хозяйку мертвой, никто особенно не удивился. Некоторые не скрывали злорадства и говорили: «Допрыгалась, стрекоза, поделом тебе…»

Алина была найдена мертвой в своей спальне, она лежала посередине огромной кровати, застеленной розовым шелковым бельем. Она была в коротком кружевном пеньюаре, подчеркивающем совершенство ее холеного тела; стройные ноги, длинные руки, безупречная грудь были хороши и после смерти. Как и пышные каштаново-рыжие волосы, разметавшиеся по подушке. Лицо посинело, было искажено предсмертной мукой и страхом, с выпученными глазами и вывалившимся наружу языком. Трудно было поверить, глядя на нее, что еще недавно эта женщина была так красива, что на улице на нее оборачивались и провожали восхищенными взглядами. На ее хрупкой нежной шее явственно проступали синевато-багровые следы. Женщина была задушена. Ценности не пропали, и значит, убийца действовал не с целью наживы. Все вещи, драгоценности — а последних было немало, покойница обожала украшения, и среди них имелись весьма дорогие — остались нетронутыми. Отрабатывалась версия убийства из мести. И в связи с этим проверялось алиби многих дам, чьи мужья или любовники были неравнодушны к чарам красавицы. Убийство из ревности также казалось вполне возможным, учитывая независимый нрав жертвы и ее приверженность к свободному образу жизни. Но поставить точку в этом деле так и не удалось, таинственное убийство Алины Вайзман так и не было раскрыто. Впрочем, ее клиенты, или любовники, неважно, как их называть, не очень-то охотно шли на контакт с милицией, а многие предпочитали скрывать факт знакомства и близких отношений с этой женщиной. Оно и понятно, ведь ее любовниками были весьма влиятельные люди города. Кому же охота светиться в таком неприглядном деле?