Они договорились встретиться. Когда Ника к ней пришла, подруга принялась охать и ахать. Слушая ее, Ника не могла отделаться от ощущения, что Олеся жалеет ее со скрытым удовольствием. Вот ведь, мол, как бывает, а у меня, к счастью, все хорошо.
– Я уж тебя не трогала, не звонила, – принялась объяснять она. – Думала, тебе в такой ситуации ни до кого. Вот и решила: подожду, когда захочет, сама объявится. Ой, Ника, как же мне тебя жалко! На одну голову столько несчастий! Ох, прости, не буду. Вырвалось. Давай-ка ты лучше расскажи, как сейчас живешь. Отдыхать никуда не ездила?
Ника смотрела на нее в полном ошеломлении, и, видимо, поэтому Олеся немного смутилась:
– Ну, я думала, может, поехала куда за границу нервы полечить. Ведь можешь себе позволить. Чай, не совсем бедная. Тратишь-то теперь только на себя. А отвлечься тебе совсем не мешает.
– У меня сейчас другие проблемы, – покачала головой Ника.
– Что, уже замуж собралась?
Глаза у Олеси жадно блеснули в предчувствии сенсации.
– Как ты можешь! – воскликнула Ника.
Глаза у подруги потухли.
– А чего такого, – пожала плечами она. – Горе, конечно, есть горе, но какие наши годы. Кстати, подруга, если подвернется стоящий мужик, хватай. Потом поздно будет. Фактуру потеряешь. Так что лови момент. Между прочим, есть у меня один кадр на примете. Очень тебе подходящий. Хочешь, познакомлю?
Нику передернуло.
– Ой, да не кривись ты, не кривись. Добра ведь тебе желаю. От всей души. Ну что ты осталась одна, как березка в поле! Времена-то какие. Любой обидеть может. Надо мужиком подпереться. Не век же теперь по Андрею сохнуть. Нехорошо, конечно, так про покойника, но я тебе, Ника, и раньше сколько раз твердила: ненадежный он, как все красивые мужики. Слабый на поверку оказался. Вот мой что на рожу, что в душе – глыба. Где сядешь, там и слезешь. Только я с ним и управляюсь. Зато как за каменной стеной. А Андрей, сразу было видно, слабый мужик. Стержня в нем не хватало. При первом же испытании взял и сломался. И тебя одну кинул.
– Олеся, он попал в аварию!
– Не сломался бы, не попал. Видела я его после Севочкиной смерти. Глаза наизнанку. Говорит, а смотрит не на меня. Будто внутри у себя где-то копается. Я уж тогда сразу поняла: не жилец. Только тебе говорить не стала. Зачем зря расстраивать. Да и надеялась: вдруг очухается.
«А если надеялась и жалела и сейчас жалеешь, почему у тебя столько торжества в голосе?» – проникалась к ней все большей неприязнью Ника. Однако в ее положении выбирать не приходилось. И, подавив желание встать и уйти, она постаралась как можно спокойнее сказать:
– Андрея уже нет. Его не вернуть. А вот мне еще можешь помочь.
– С удовольствием! – воскликнула Олеся, однако взгляд ее стал настороженным.
– Понимаешь… – Каждое слово давалось Нике с трудом. – Мне очень нужна работа. Может, поговоришь с мужем? Или с братом. Мне бы куда-нибудь, хоть на маленькую должность. Неважно кем.
– А-а, – с облегчением выдохнула подруга. – Значит, таким образом решила переключиться. Конечно, целыми днями сидеть одной дома – не сахар. Я вон и то со своими бандитами в четырех стенах совсем озверела. А одной-то поди как тошно. Только кто тебя на маленькую должность возьмет? С твоими-то деньжищами. Люди не поймут.
– Олеся, ты не поняла. У меня никаких деньжищ нету. Потому и работу ищу. Жить не на что.
– Куда же они подевались?
Олеся буравила Нику глазами, ноздри ее хищно вздрагивали.
– Андрей… – Ника замялась. – У него оказались большие долги. Он не успел с ними разобраться.
– Так дачу продай.
– Продана, – отрезала Ника. – И квартира тоже.
– Где же ты теперь живешь?
– Купила другую. Совсем маленькую.
– Ну мужик пошел! Мало того, что помер, так еще жену голой оставил! – Олеся захлебывалась от возмущения. – А ты, дура, зачем платила? Мало ли чего он там наделал! Ты-то при чем?
– Я его жена.
Олеся глядела на нее словно на сумасшедшую.
– Уже не жена. Плюнула бы. Пусть Киреев бы разбирался.
– Он не мог. Потому меня и попросил.
– У него ведь тесть.
– Тестя на пенсию отправили.
– Ой, наивная. Да у них ведь наворовано на тысячу лет вперед. Поделились бы, не развалились.
– Под бумагами стояли подписи Андрея, а значит, это долг и моей чести.
– Ой, какая честная. – В Олесином голосе теперь звучали жалость и презрение. – А с работой-то нынче трудно. Особенно в твоем возрасте. Ты ведь ничего толком не умеешь.
Ника вспыхнула:
– Кажется, я неплохо в вашем агентстве работала.
– Вспомнила бабушка Юрьев день! Когда это было! В доисторические времена. Теперь у брата такие асы работают. Ты там только кофе сможешь подавать. Да и то не возьмут. Для этого дела девки молодые существуют, с ногами от шеи, которых можно при случае за кофе и… – Олеся хихикнула и вновь принялась причитать: – Ой, плохо, подруга, тебе придется. Как тебя угораздило? Все потеряла! Ты прямо несчастья к себе притягиваешь. Ладно, наверняка не обещаю, но может, что придумаю.
Однако Ника поняла: Олеся для нее теперь пальцем о палец не ударит. Она ей теперь не ровня. Зачем с ней возиться и помогать? Она отныне для бывших знакомых как прокаженная. Все, конечно, при встрече будут напоказ ей сочувствовать, однако при этом постараются держаться подальше. Вдруг несчастье заразно!
Еще несколько встреч с прежними знакомыми окончательно убедили Нику: рассчитывать на помощь со стороны нечего, она может полагаться только на себя. Весть о том, что она потеряла и близких, и деньги, а значит, выпала из их круга, уже успела облететь всех. Ее вежливо принимали, однако явно чувствовали себя в ее присутствии крайне дискомфортно. В помощи не отказывали, но и ничего не делали, чтобы ей помочь. Она стала для них чужой, как бы пренеприятным напоминанием, что подобное может произойти с каждым из них. В любой момент. Кому же такое понравится. Людям хочется жить и радоваться.
Вообще-то многие люди даже любят помогать неудачникам. Во-первых, у них повышается самооценка: вот мы какие добрые и благородные; во-вторых, на фоне чужих невзгод человек начинает острее чувствовать собственное благополучие. Однако количество Никиных несчастий, видимо, зашкаливало за критическую черту, она вызывала у окружающих не положительные эмоции, а тревогу. И в их словах: «Звони, заходи, всегда тебе рады!» – Ника явственно слышала: «Умоляем, не приходи и не звони никогда! Пожалей ты наши нервы!»
Словом, на прежней жизни стоял жирный крест. Она была, да вся вышла. Остались лишь фотографии и, главное, память о родителях, Андрее и Севе. Ее она сохранит, они будут жить в ней, а все остальное прочь, решительно прочь!