Я, вероятно, могла бы уехать домой со Скоттом — он никогда не забывает спросить, не нужно ли меня подвезти. Но недавно поездка со Скоттом была омрачена, и все из-за настроения Джери Линн. Я сидела на заднем сиденье, и у нас со Скоттом шла замечательная беседа о «Двух башнях», при этом он в чем-то со мной не соглашался — и вдруг Джери Линн перебила нас.
ДЖЕРИ ЛИНН: Скотт, ты не забыл спросить в «Эллис Флорал», будут они делать свои ежегодные бутоньерки на корсажи для «Весенних танцев»?
СКОТТ: Нет, Джери, я не спрашивал в «Эллис Флорал» об их ежегодных бутоньерках на корсажи для «Весенних танцев», потому что это работа Чарлин. Она за это отвечает.
ДЖЕРИ ЛИНН: Скотт, в твои обязанности издателя и главного редактора входит отслеживание всех аспектов, касающихся газеты. Нельзя даже представить себе, что новичок Чарлин, которой даже не было здесь в прошлом году на «Весенних танцах», вспомнит, что надо спросить в «Эллис Флорал» о бутоньерках.
Я: Хм, слушай, Джери, я заметила, что они не поместили в газете свое объявление, так что я уже позвонила им.
ДЖЕРИ ЛИНН: Что ж, хорошо, что хоть кто-то из штата обратил на это внимание.
Видите? И не поговоришь. Лучше ехать со Стивом.
И вот мы вышли с Люком из «Журнала» — ага, он даже пошел со мной по моим делам, в газету, после уроков. Что его там могло интересовать? Хотя он и Джери Линн вступили в очень одухотворенную беседу по поводу того, что знаменитости имеют право на частную жизнь. Джери настаивала на том, что журналисты играют важную роль в создании статуса знаменитостей и каждый, кто желает работать на глазах у публики, должен быть готов к тому, что к нему подберется папарацци. Люк, и в этом нет ничего удивительного, имел другую точку зрения.
Когда мы ушли из редакции, Люк спросил:
— Это что, обычный день твоей жизни?
— Ага, — сказала я. — Выходит, что так.
Как странно думать об этом — ну, о своей жизни — с точки зрения другого человека. Особенно того, кто ведет совсем ДРУГУЮ жизнь, нежели ты. Я хочу сказать, что моя жизнь должна действительно казаться Люку очень скучной, по сравнению с его жизнью. Его жизнь, я уверена, заполнена приглашениями на открытие клубов, ток-шоу, премьеры кинофильмов, в клубы нудистов, на сеансы раскраски тела шоколадом и прочим.
Но Люк ничего об этом не говорил. Я хочу сказать, что он не сравнивал мою скучную жизнь со своей. Вместо этого он сказал:
— В таком случае, о'кей.
В ТАКОМ СЛУЧАЕ, О'КЕЙ? Что ЭТО значит? Почему я не могу догадаться?
И как раз в этот момент подъехал Стив, из машины выглянула Трина и сказала:
— Нам по дороге?
Меня этот вариант устраивал. Но я поняла, что у Люка другие планы.
— Извините, — сказал он. — Я должен кое с кем встретиться.
Разумеется, было абсолютно невероятно, чтобы новый парень «кое с кем встречался» в пять часов дня у флагштока клэйтонской средней в свой первый день присутствия в этой школе. Но ни Трина, ни Стив, казалось, об этом не задумались. Они просто сказали:
— О'кей, пока! — И тут же, после того как я влезла в машину, уехали.
Никто из них, конечно же, не обернул головы и не посмотрел назад. Потому что если бы они это сделали, они увидели бы, как через несколько секунд после того, как мы отъехали, появился большой черный лимузин, и Люк поздоровался с тем, кто сидел внутри, прежде чем забраться в машину.
Я подумала только об одном: ГДЕ ОН ДОБЫЛ ЭТОТ ЛИМО? Потому что в Клэйтоне нет компании, у которой были бы лимузины. Наш город для этого слишком мал, и лимузин мог бы понадобиться единственный раз в году — во время «Весенних танцев».
Так или иначе, именно тогда Трина начала говорить о Люке. Или, точнее, о Лукасе. И она говорила о нем всю дорогу до дома, а потом, после обеда, когда я поднялась к себе делать уроки, она прислала мне по Интернету письмо, тоже о нем.
Она могла говорить только о Лукасе. Как я думаю, понравился ли Лукасу его первый день в клэйтонской средней? Почему он не остался в своей старой школе? Знаю ли я, почему его родители решили перевести его в другую школу, когда учебный год заканчивается? Ведь до выпуска остается всего лишь несколько месяцев. Не собирается ли он пропустить выпуск своих старых друзей? Нравится ли ему жить около озера? Была ли у него в старой школе подружка? Как я думаю, это было серьезно?
И вот, наконец, прозвучал вопрос, которого я опасалась весь день.
Не думаю ли я, что Лукас похож на Люка Страйкера?
Я попыталась ответить на вопрос Трины как можно искреннее и без очевидной лжи, но, разумеется, это было очень трудно. То есть я ДОЛЖНА была всем врать. Знаете, на самом деле, мистер Митчелл должен был бы мне ПЛАТИТЬ за то, что я позволила Люку ходить за мной хвостом. Это оказалось серьезной работой…
И кроме того я должна была выслушивать оскорбления от самого Люка. Этой ночью, когда я лежала в кровати, глядя на свой балдахин — когда я была маленькой, я бредила принцессами и умоляла, чтобы мне сделали кровать, как у принцессы, так что мама, будучи дизайнером по интерьерам, сделала мне самую принцессовую кровать, которую только можно было получить в южной Индиане, и теперь я полностью удовлетворена, — я лежала и думала о том, что сказал мне Люк о Кэйре, когда мы вышли из кафетерия.
Разумеется, Люк не понимал, о чем он говорит. Хочу сказать, что он не представлял себе, какие усилия я прикладывала для того, чтобы уладить все дела с Кэйрой. Я все время бегала за ней в туалет, я осушала ее слезы, а сколько я давала ей советов (но ни к одному она не прислушалась). Люк не знал, о том, что я — «Спросите Энни», и обо всех письмах Кэйры, на которые я ответила. Он не знал, насколько Кэйре было бы хуже, если бы не я.
И он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ничего не понимал о моей жизни. Честно. Моя жизнь была очень утомительной. Я все время металась между Кэйрой и «Спросите Энни», между Триной и Стивом, а еще похищение Бетти Энн, а еще движение руками в «Трубадурах»…
Еще чудо, что я встаю по утрам, правда.
Должна признать, что не ожидала увидеть Люка на следующее утро. После всех проблем прошедшего дня — отсутствие на территории школы кофе-эспрессо, несъедобный бифштекс, не говоря уж о проблеме с Кэйрой — я полагала, с него достаточно. Он, может, и посвятил себя своему искусству и все такое, но как выдержать такие условия? Особенно миллионеру.
Так что, когда он следующим утром вошел на латынь, я была в шоке. Он сменил футбольную фуфайку на какую-то одежду, которая выглядела так, будто ее сшили из мексиканских одеял, а в отверстии на груди виднелось ожерелье из ракушек, которое всегда носят те, кто занимается серфингом. На ногах вместо кроссовок были замшевые мокасины.
