– Хелло, Эл, – сказала она.
– Куин, где ты пропадала?
– В школе.
Во взгляде Элли отразилось замешательство и обида. Она думала, что Куин врала ей, – разумеется, она слышала всю ту историю с ее исключением.
– Я на самом деле была там, Элли. Забирала линейку.
– Зачем?
– Чтобы измерять лобстеров. Не хочу попасть в тюрьму за ловлю мелкоты…
Элли встревоженно вздохнула, и Куин поспешила успокоить сестру:
– Шучу, шучу. Никто меня не арестует, Эл.
– Ну почему тебе так нравится влипать в неприятности? – прошептала Элли, у нее на глазах заблестели слезы. Куин ни на секунду не сомневалась, что это были слезы любви. Сестер связывали сильные, нерушимые узы; со дня смерти родителей они всегда заботились друг о друге. Куин была готова на что угодно, лишь бы ее сестренка перестала плакать, но вот чего ей никак не удавалось сделать, так это изменить саму себя.
– Мне не нравится, поверь, – призналась Куин. – Я пытаюсь, но… Извини, если я опять подвела тебя.
– Да не в этом дело, – Элли всхлипнула и вытерла слезы. – Просто я переживаю за тебя. Я не хочу, чтобы тебе было так тяжело.
– И я не хочу, – прошептала Куин, присев на валун, и увидела, что с другого конца улицы за ними наблюдает тот парень из Калифорнии. Ее так и подмывало швырнуть в него камнем и закричать, чтоб он не лез не в свое дело, но она не могла поступить так в присутствии Элли. У нее не было ни малейшего желания расстраивать сестру, но в то же время ей не нравилось, когда на нее пялились.
– Пусть они узнают, какая ты замечательная, – дрожащим голосом сказала Элли.
– Что? Кто?
– Твои одноклассники.
– А зачем это мне? Они считают меня странной. Зачем мне убеждать их в обратном?
– Они не считают тебя странной, Куин, – сказала Элли. – Просто они плохо тебя знают. Ты открываешься только самым близким людям.
– И что это за люди?
– Я, тетя Дана, Сэм… Румер, мистер Ларкин, миссис Маккрей, Винни… все те, кто любит тебя.
Куин потупила взгляд, уставясь на свои резиновые сапоги. Элли не закрыла кран на шланге, и звук стекавшей воды был похож на ласковое шуршанье водопада.
– Для всех остальных, – шепнула Элли, – ты словно загадочный лобстер.
– Я люблю лобстеров, – шепнула в ответ Куин.
– Знаю. Но у них такой толстый панцирь и большие клешни…
– Они не смогут поранить тебя, – усмехнулась Куин. – Ну, может, поцарапают слегка.
– Но люди-то этого не знают. Им видна только неприступная броня и жуткие клешни.
Элли передвинула шланг и теперь поливала спиреи, колючий кустарник белого шиповника и волнистый зеленый газон: все это было посажено их бабушкой. Она умерла прошлой зимой, и внезапно Куин стало очень тоскливо. Слова Элли гулко звенели у нее в ушах.
– Незачем прятаться, – сказала Элли. – Я хочу, чтоб все узнали тебя так же хорошо, как и я.
– Они не смогут, – зажмурившись, ответила Куин. – Мы столько пережили с тобой.
– Знаю… но не отгоняй от себя других людей. Ни к чему это.
– Эх, мне бы твою уверенность, – не открывая глаз, прошептала Куин.
Когда последние посетители забрали своих домашних любимцев, Румер занялась обходом питомника. Тут был кот Оскар, которого покалечила лиса; попавший под машину золотистый ретривер, беспокойная бродячая кошка с котятами и помет щенков, которые уцелели после плавания в наволочке по Ибис-Ривер. Она гладила и утешала их – бродяжкам нужно было привыкнуть к людям, а остальные скучали по своим семьям.
– Ты сегодня допоздна, – намывая хирургические инструменты, сказала Матильда.
– Да, почему-то не хочется уходить.
– Ну как, все готовы пожелать друг другу спокойной ночи?
– Вообще-то, у меня такое ощущение, что они готовы устроить друг другу бурный вечер, – ответила Румер. – Мама-кошка посматривает на ретривера – наверное, она боится, что он вырвется из клетки и сцапает ее котят.
– Бедняга еле ноги волочит, – вздохнула Матильда.
– Знаю, но объясни это ее инстинктам, – делая пометки в блокноте, сказала Румер.
– Ох уж эти инстинкты, – многозначительно сказала Матильда и смахнула челку со лба. Она была довольно крупной женщиной; однажды она поведала Румер, что в детстве мальчишки дразнили ее толстухой. К лацкану ее рабочего халата был приколот значок, который она получила от Румер в прошлом году: «За искреннюю заботу и сострадание к животным Блэк-Холла и всем диким зверям». Поскольку Румер проигнорировала ее замечание, Матильда напомнила о себе деликатным покашливанием.
– Что ты там говорила? – спросила Румер.
– Только то, что с учетом рассказанного Куин Грейсон, твои инстинкты должны бушевать сейчас в полную силу. «Люди на джипе» – это ведь они, правда?
– Угадала.
– И что ты чувствуешь?
– Ну, – сказала Румер, прислушиваясь к возившимся в конце коридора животным, – что-то вроде этого…
– У тебя внутри будто свора лающих собак? – Румер кивнула.
Матильда была ей другом ровно столько же, сколько помощницей по работе – восемь лет. Румер поддерживала ее во время развода; она убедила Матильду позвонить в службу защиты от домашнего насилия, сама возила ее к адвокату, держала ее за руку, пока Матильда плакала, и еще она купила Матильде розовый куст, который они посадили у нее в саду в день завершения бракоразводного процесса. И вот теперь Матильда уселась в углу на стульчик и пристально смотрела на свою начальницу.
– Что? – спросила Румер.
– Доктор Ларкин. Моя дорогая подруга Румер, – сказала Матильда. – Я так долго ждала той минуты, когда уже я смогу подбодрить тебя, и, по-моему, сейчас как раз такой случай.
Румер сделала глубокий вдох и закрыла глаза. Воздух растекся по ее легким, а на оборотной стороне век заплясали крохотные белые звездочки.
– Вот уж не думала, что их приезд совершенно выбьет меня из колеи, – призналась она. – Это Зеб и Майкл. Мой зять и племянник.
– «Зять»? Наверное, можно и так назвать его, – хмыкнула Матильда, словно у нее были большие сомнений по поводу этого конкретного определения их отношений.
– Ты права. Бывший зять, – поправила себя Румер.
– Уже ближе!
– Ну хорошо, мой бывший лучший друг, – уточнила через силу Румер.
– Ха, меня не проведешь! А как же насчет любви всей твоей жизни, а? Пока он не женился на кинозвезде, которая по странному стечению обстоятельств оказалась твоей сестрой!
– Ну, если в этом смысле… – промямлила Румер.
– Не удивительно, что у тебя внутри стая разъяренных псов. На твоем месте я бы вообще вывернулась наизнанку! Помню, как я впервые повстречала Фрэнка с его новой женой. И представляешь, где? В «Эй-энд-Пи», у стойки с подгузниками. Клянусь, я думала, что испарюсь в ту же секунду.
