– Ладно, – согласилась Паула. – Если уже я у вас на полном обеспечении, то и решите за меня эту проблему. Я ничего не могу понять в этом меню. Что такое мозарелла?
– Это такой безвкусный сыр, который обитатели Беверли-Хиллз нюхают, когда вынуждены сесть на особую диету. Он заменяет им кокаин.
Паула лукаво взглянула на него.
– Вы шутите?
– Ни в коем случае.
– Ну, хорошо. Я не на диете, и я голодна. Может быть, вы сделаете заказ за меня? Что мне подойдет из этого меню?
– Протеин, дорогая. Что тебе требуется, так это побольше жировой дряни, закупоривающей артерии, – понизив голос, произнес Уинтроп, с опаской глянув по сторонам. – В таком месте вслух говорить об этом не стоит, хотя сам я – существо, напичканное холестерином. Свежее мясо, кровоточащее и хорошенько сдобренное солью, – вот в чем нуждаются эти люди. Если б они больше заботились о своей душе, чем о плоти, то меньше бы жалобных завываний звучало бы в лунные ночи под пальмами Беверли-Хиллз. Так что ты смело распускай паруса – и вперед. Опрокинь в себя большой коктейль, отправь туда же вслед знаменитый бифштекс Питера с жареной картошкой и соусом из сливок с приправами. Добавь туда же овощной салат, какой ты не испробуешь в придорожных закусочных. А напоследок, возможно, и мороженое. Как это все звучит?
– Отлично. Такую музыку я готова слушать вечно. Но простите, Уинти. Вы мне выложили только часть правды – самую, наверное, ужасную. У меня даже дух захватило от страха, но я думаю, что справлюсь. А чему еще вы собираетесь меня обучать? Я хочу знать все прямо сейчас, заранее…
Тауэр собрался было ответить, но громоподобный рык и явление соответствующего размера туши, облаченной в едва не расползающийся по швам смокинг, помешало ему.
– Уинти! Наконец-то!
– Мерв! Хэлло! – с неохотой проговорил Уинтроп. – Познакомься с моей новой помощницей Паулой Хоуп! Паула – это Мерв Гриффин. Как поживаешь, Мерв? Как дела у «Хилтон-отелей»? Они еще не прогорели?
Паула протянула руку куда-то в пространство, где она встретилась с рукой величайшего человека на земле, из тех, о ком она слышала. Она не очень верила, что это реальность, а не сон.
– Уинти, я хочу с тобой посоветоваться насчет этого местечка в Пальмовом Оазисе. Могу я прислать туда своих людей, и ты там с ними встретишься?
– Конечно. Ты действительно собираешься отгрохать там хижину на двадцать тысяч квадратных футов, побольше, чем в Спеллинг-Хауз?
– Конечно. И вид из моих окон будет поживописнее. – В тигриной ухмылке Гриффина сквозило явное торжество.
– Думаю, весь местный народец сбежится глянуть, как ты перещеголял Арманда Хаммера.
– Как всегда, ты попал в точку, Уинти. – Гриффин опять растянул в улыбке рот до ушей и дружески хлопнул по плечу Тауэра так, что тот съежился. – Рад был познакомиться с вами, Паула. Значит, вскоре увидимся, Уинти.
Он отчалил и проследовал к самому престижному столику, где скучала в его отсутствии очаровательная японка.
– Как вы умудрились заиметь столько приятелей? – полюбопытствовала Паула.
– Так ведь наш городок очень мал. Как говорил Магомет: «На вершине одиноко».
– Что-то я не припомню, чтобы Магомет так говорил.
– А ты, девочка, осилила Коран? Похвально, хотя и не верится. Впрочем, ты ослышалась. Я сказал не Магомет, а Мамет.
– Кто такой Мамет?
– Блестящий драматург, который назвал всю эту компанию борделем для избранных. Сюда допускаются только шлюхи.
– Что касается женщин, мне понятно. – Паула изобразила на лице улыбку. – Ну а мужчины?
– Без разницы. Кинобизнес – это групповой секс. И все эти люди стремятся заниматься им. Господи, как мне хочется еще виски!
Очередная порция была доставлена немедленно. Вслед за напитками последовали креветки, а затем изысканное мясное блюдо, в котором вкус мяса Паула не ощутила: или она была слишком голодна, или его слишком упрятали под приправами. Когда мясо, почти нетронутое Уинтропом, убрали со стола, он уже находился в «мертвой зоне». Она растерялась, что ей делать? Босс, только что ею обретенный, близок к опасной черте. Бокал с виски уже выпадает из его пальцев, спиртное льется на скатерть, а сам он сползает под стол.
Паула решила, что настала пора ей браться за штурвал.
– Мистер Тауэр! Если я действительно могу переночевать у вас, то, может быть, отправимся домой? Я очень устала, мистер Тауэр.
– Что? – Он с трудом разлепил веки.
– Пора домой, и немедленно, – добавила она еще жестче.
– Откуда ты взялась такая? Не порти мне вечер, писуха! Я сам решу…
И тут он уловил печаль в ее глазах, разочарование, такое сильное, что оно пронзило пьяный туман, словно мощный луч маяка. И вся агрессивность его вмиг спала. Уинтроп поднялся из-за стола и распрямил расслабленное тело.
– Правильно, Паула! Домой так домой. Ты права, дорогая. И ты устала, и я устал. Домой… Скорее…
– А куда? – спросила Паула. Она молила бога, чтобы его логово располагалось где-нибудь неподалеку. Не в антикварной лавке же он живет, в окружении старых картин, бюстов римлян и мебели казненных монархов.
– Где ваш дом, босс?
– В «Сансет-отеле», – пробормотал он и затих.
Черный лимузин выбрался из скопления машин на стоянке у ресторана и мягко затормозил у подъезда, едва парочка – Паула и вконец раскисший Тауэр – появилась в дверях. Паула вела с ним борьбу, стараясь забрать у него из рук стакан кюммеля со льдом, который он заказал «на посошок» и непременно желал осушить до дна.
Мужчина, подогнавший машину, покинул место за рулем и поспешил прийти ей на помощь.
У водителя лимузина, облаченного в приталенный, идеально сидящий на фигуре темный костюм, в черные носки и туфли, и черный же галстук на фоне белоснежной рубашки, был подчеркнуто деловой вид. Однако никто не принял его за босса или даже рядового бизнесмена – он был одет, как слуга.
– Мистер Тауэр! Я уже соскучился, болтаясь здесь по этой сраной стоянке. Пялюсь на небо, как лунатик, считаю звезды и тоскую.
Эту тираду он выпалил на ходу, добродушно и беззаботно. Он был похож на падшего ангела, каким его представляют артисты в кино. Жестокое, волевое лицо, широко расставленные глаза, прямой нос и квадратные челюсти. Растягивая в улыбке тонкие губы, он обнажал совершенные белые зубы и сиял благодушием, но вот взгляд его мог заставить зазвонить в панике церковные колокола. Это были глаза отнюдь не херувима, а определенно Дамьена – дьявольского сынишки, сошедшего с экрана и материализовавшегося. Такие же невинно голубые, но пустые и безжалостные. Как у куклы, но только вполне живой и улыбающейся без нажатия какой-либо кнопки. Тауэр приветствовал его жестом тотчас упавшей беспомощно руки и откинулся на поддерживающую его Паулу.
