— Откуда ты знаешь? — рычу нервно.
Катя медлит с ответом. Закусывает губу. Она специально меня провоцирует сейчас? Не видит, что и так еле держусь?
— На официальном сайте прочитала, там твоя биография, — шепчет чуть слышно.
Прищуриваюсь с подозрением. Не помню, чтобы я предоставлял сведения о своей врачебной практике. Я в принципе предпочитаю скрывать сей нелицеприятный факт биографии. Врачом я работал недолго, в клинике кузена. Ровно до тех пор, пока жестко не напортачил с назначениями одному тяжелому пациенту и чуть не угробил его. Видимо, я родился в рубашке, потому что несчастному мужику удалось выкарабкаться, а от суровой руки закона меня Влад прикрыл. Правда, с условием, что я в медицину больше ни ногой. Да я и сам только рад. На хрен надо. В депутатском кресле и теплее, и чище, и не убью никого. Надеюсь…
— Я не педиатр, а хирург. Причем через «е», потому что меня лучше не подпускать к пациентам, уж поверь, — рявкаю с внезапно накатившим раздражением и чувствую, как подо мной вздрагивает женское тело.
— Может, ты меня отпустишь? — тихо лепечет Катя, упираясь почти кукольными ручками в мои плечи.
Осознаю, что все еще вдавливаю ее в постель, ощущаю трепет миниатюрного и практически обнаженного тела (дурацкая шелковая пижама не в счет — одно название!). Дурею на долю секунды, а потом резко подрываюсь, пытаясь взять себя в руки.
Машу спасать надо. Но если я вмешаюсь, только хуже сделаю. Поэтому набираю номер единственного человека, которому смогу доверить здоровье своей дочери.
— Доброй ночи, Влад, — бодро кричу в трубку, на ходу натягивая брюки. — Не бубни, сон для слабаков. У меня малая заболела, сможешь в свою клинику позвонить, чтобы приняли нас сейчас?
Глава 6
Одного взгляда на Катю хватает, чтобы понять: сегодня она не боец. Дрожит вся, нервничает, плачет. Обычно женские слезы меня жутко раздражают, но сейчас… почему-то хочется ее обнять. Сдаю позиции. Иллюзия семьи меня заражает и выбивает из привычного ритма жизни. Так и до пуза с газетой недалеко.
Передергиваю плечами и позорно сбегаю из своей же спальни. Слышу, как «жена» покорно плетется следом.
Стоит мне войти в комнату Маши, и я понимаю страх Кати. Малышка мяукает жалобно, мучается и вся горит. Убеждаюсь в последнем, приложив пальцы к ее крохотному лбу.
Так, надо срочно приводить в чувства Катю. Потому что сам я с ребенком не справлюсь. На руки брать, переодевать, подгузники менять. Нет уж, к такому меня ни жизнь, ни депутатская карьера не готовили. Увольте!
Пару секунд изучаю содрогающуюся от всхлипов Катю, приближаюсь к ней и аккуратно беру за плечи. Хочу поймать ее взгляд, но девчонка упорно прячет лицо. Опускает голову, пытается высвободиться из моей хватки.
— Котенок! — неожиданно зову я.
Катя чуть не подпрыгивает на месте, поднимает на меня округлившиеся от шока глаза. Смотрит недоуменно и растерянно. Думает, наверно, что ослышалась. И куда делись ее спесь и стервозность? Даже реветь прекращает мгновенно. Бабы такие бабы. Но зато шоковая терапия сработала!
— Собери Машеньку, сама переоденься. И побыстрее. Справишься? — дожидаюсь, пока она слабо кивнет. — К врачу поедем. Хорошо все будет, ясно? — добавляю строго.
Некоторое время наблюдаю за действиями Кати, помогаю по возможности, но в большей степени контролирую процесс. Удаляюсь, когда «жена», забывшись, начинает шустро переодеваться сама. Шоу, конечно, занимательное, но я тоже не железный.
Дожидаюсь ее уже в машине. Всю дорогу Маша плачет. Надрывно так, что хочется с размаху удариться головой об лобовое стекло. Потому что слишком сложно чувствовать на себе такую ответственность. Одно дело, когда речь идет о народе, которому самому палец в рот не клади: если надо что-то, запинает и мозг затюкает. И совсем другое, когда от тебя зависит беззащитный ребенок. Ты единственный можешь помочь ему, но не знаешь, как…
Когда, наконец, подъезжаю к клинике Влада, голова раскалывается на части. Замечаю, что Катя тоже чувствует себя паршиво. Поэтому, вздохнув, беру у нее Машу. Пусть бедная малышка мне на ухо кричит.
В приемной нас встречает медсестра, лебезит и что-то звонко щебечет. Честно говоря, даже внешности ее не запоминаю. Но слушаю внимательно, выхватываю нужную мне информацию. Чувствую себя на каком-то важнейшем совещании. Только хуже…
— Ваш педиатр Иван Евгеньевич будет с минуты на минуту, — сообщает девушка и потихоньку начинает раздражать своей улыбчивостью. — А Владислав Романович… — осекается, глядя мне за спину. — Вот он как раз приехал!
Смысл ее слов до меня доходит не сразу. Потому что не могу поверить. И лишь обернувшись, убеждаюсь, что мне не послышалось. Действительно, Влад примчался. С чего бы это?
Передаю Машу в руки растерянной Кати, усаживаю их на диван. А сам направляюсь к брату.
— Быстро ты из соседнего города приехал, — хмыкаю вместо приветствия, пожимая ему руку. — От жены убегал?
— Спешил на твою глянуть. Надо же знать, какой несчастной такое чудо, как ты, досталось, — не остается в долгу Углицкий. — Принял все-таки ребенка? — добавляет серьезно и тихо.
— Не знаю, Влад, — отвечаю честно. — Не верю до конца…
— В лаборатории, контакты которой я тебе скинул, работают профессионалы. Я за них ручаюсь, — холодно чеканит кузен. — Тест, я так понял, оказался положительным?
Обреченно киваю, а следом нервно запускаю руку в свои волосы.
— Все равно что-то не так! Да мелкая даже на меня не похожа, — делюсь с братом опасениями.
— И слава богу! В этом ее главный плюс, — издевается Влад, а сам скользит взглядом по Кате и Маше. — Она и на маму, честно говоря, не слишком похожа, — тянет задумчиво, но, поймав мой недоуменный взгляд, добавляет поспешно. — Я имею ввиду, что дети в таком возрасте ни на кого не похожи. Только сами на себя. Вот подрастет немного, и станет понятно.
Смотрю на него недоверчиво, но отвлекаюсь на подошедшего педиатра. Углицкий мгновенно принимает вид стального биг босса. Хочется закатить глаза и подколоть братца, но я держусь. Мне нужна помощь сейчас, поэтому не время подрывать его авторитет забавы ради. Влад сурово дает какие-то распоряжения Ивану Евгеньевичу, пока тот сжимается под черным взглядом и явно мечтает закатиться под плинтус, чтобы его не выколупали оттуда.
Вдвоем они подходят к Кате, спрашивают что-то. А я спешу следом, потому что каменный братец сейчас и «жену» мою запугает до чертиков, знаю я его. Кто потом с Машей сидеть будет?
В какой-то момент педиатр подзывает медсестру, чтобы та забрала ребенка. Катя медлит, не выпускает дочь из рук, а вместо этого вопросительно смотрит на меня. Быстро киваю ей, мол, все в порядке. И после этого, к моему удивлению, она передает Машу врачам.
Не доверяла же мне, ненавидела! Когда все успело измениться? Или это временное помутнение рассудка?
Когда медперсонал удаляется вместе с нашей Машей, сажусь рядом с Катей, но к ней даже не прикасаюсь. Наоборот, сцепляю руки в замок и смотрю прямо перед собой.
— Винишь меня, наверно, — озвучиваю неприятные мысли, потому что сам себя виню. — Маша ведь после нашего похода в японский ресторан заболела…
— Нет, Дим, ее вчера стошнило до того, как мы переступили его порог. Маше уже было плохо, — всхлипывает, балансируя на грани истерики. — Это я виновата. Надо было сразу обратить внимание, отреагировать. Такую ответственность на себя взяла. И не справилась, — хнычет, прикрывая лицо ладонями.
Не совсем понимаю, о чем она говорит. К тому же, ее слезы дезориентируют. Обнимаю Катю за плечи, целую в висок — и опять прибегаю к запрещенному приему.
— Котенок, успокаивайся давай. Врачи помогут, — произношу с максимальной уверенностью в голосе.
— Не зови меня так, — Катя поспешно стирает слезы и отодвигается от меня.
Зато успокаивается. Говорю же, работает система!
— Маша крещеная? — зачем-то спрашиваю я после затянувшейся паузы.
— Не знаю, — выдыхает Катя, а потом вдруг спохватывается. — То есть… Не знаю, как я сама к этому отношусь, поэтому пока нет. Машу не крестили, — заикаясь, объясняет, при этом устремив глаза в пол. — Не думала, что ты религиозный.
