Наверное, через много лет, когда память милостиво позволит помнить лишь хорошее, сотрет болезненные воспоминания, Юля с радостью вспомнит приятное о той самой, первой брачной ночи. Пока она не могла этого сделать.
Самым страшным оказалась не боль, которую почти не ощутила Юля. Страшным было чувство бесконечного стыда. За себя и свою неловкость. Сколько бы ни говорил Симон, что любит бесконечно, она не могла расслабиться.
Юля ждала от себя подвоха, уверенность, что она наверняка сделает что-то не так, ни на минуту ее не покидала. Руки — ноги не слушались, единственное желание, которое билось, как птичка в клетке — спрятать свое обнаженным тело от глаз молодого мужа. У нее хватило храбрости сказать лишь одно: «Сделай это».
Симон сделал её своей, испугав стоном и захватом вокруг тонкой талии. Он быстро и тихо заговорил на французском, и Юля могла лишь догадываться, что это слова любви.
Через пару недель, Юлю разбудили яркие лучи солнца и руки мужа, которые беззастенчиво гладили её тело, словно кошку. Симон, откинув прочь одеяло, разглядывал молодую жену и улыбался ей.
— Ты такая красивая… — прошептал он восхищенно.
— Перестань, — смутилась Юля. Она все еще не привыкла ни к откровенности Симона, ни к собственной наготе у него на глазах.
— Маленький, ты очень красивая, перевернись на спинку, я посмотрю на тебя. Никогда не устану смотреть на тебя.
Она отвела взгляд от бездонного карего, покорно перевернулась, точно зная, что именно сейчас последует: сначала мягкие поглаживающие движения рук, потом настойчивые поцелуи, крепко вжатое тело в тело, резкий вдох и боль. Спустя недели после первой ночи Юля все еще ощущала боль и прятала ее за сомкнутыми губами.
Симон вдруг резко откинулся на спину. От потери контакта Юлю мысленно подбросило, выдернуло из плена самообладания.
— Юль, перестань, — раздраженно проговорил Симон и уставился в потолок.
— Я ничего не делаю, — оправдалась Юля, не слишком понимая, что случилось, на что злится муж. Она ведь не отказывает!
— В том-то и дело, что ты ничего не делаешь, просто лежишь и ждешь, позволяешь. Что я делаю не так?
— Всё так, — растерянно пробормотала она.
— Не похоже. Такое впечатление, что ты готовишься к прохождению полосы препятствий, готова на всё… Терпишь. Мне не нужно, чтобы ты терпела. Это, — он провел ладонью по простыне от своего тела к её, — должно приносить удовольствие. Много удовольствия. Юль, мы никогда не решим эту проблему, если ты продолжишь молчать. Я твой муж, скажи мне, что не так — и я сделаю так, как ты хочешь.
— Мне… мне больно, — прошептала Юля.
— Тебе больно?
— Больно…
— Тебе до сих пор больно?
— Да, мне больно.
— Маленький, почему ты не говорила? Я ведь вижу, что тебе некомфортно, почему ты молчала?
— Ты видишь? — она всмотрелась в отражающие ее взгляд карие глаза, такие же как при встрече, похожие на глаза плюшевых медведей в Детском мире.
— Конечно, вижу, Юля! Женщины по-другому себя ведут, иначе реагируют.
— Много ты знаешь о женщинах, Симон Брахими? — Юлин голос взлетел к люстре, звук остановился там, завис на непродолжительное время, а после холодной волной ударился об ее обнаженное тело.
— Достаточно, чтобы понять, что не должно быть больно. Это странно! Может, с тобой что-то не так? Я имею в виду ту операцию: может, там задели что-то важное?
— Ерунду не мели, там ничего не могли задеть, и врачом не надо быть, чтобы разобраться. Почему именно со мной что-то не так, а вдруг с тобой? Может, ты слишком часто хочешь? Практически, всегда! — Юля захлебнулась в обиде, необоснованной злости. Она отлично понимала, что боли испытывать не должна, вдруг у нее действительно патология, дефект, но всё, на что хватило Юлю — это продолжить с видимой обидой: — А может, ты бесконечно занимаешься со мной любовью, поэтому мне больно?
— Прости, пожалуйста. Я мужчина и твой законный муж, именно так, как ты того хотела. Поэтому я намерен заниматься с тобой любовью так часто, как я этого хочу, а я всегда хочу! Я не могу без секса!
— Интересно, как же ты обходился все эти пару лет, а? — Юля уставилась на Симона, намереваясь непременно получить ответ.
— Зашибись, Юль! Ты больше двух лет не задавалась этим вопросом, теперь вдруг стало интересно? С чего бы? Какая разница, как я обходился, сейчас ты моя жена, и я не хочу обходиться, понятно?
— Да. — Юля всхлипнула от обиды. От несправедливых и одновременно справедливых обвинений Симона.
Ей на самом деле не должно быть больно. Симон действительно ее муж. Она, правда, не задумывалась о том, как он обходился без занятий любовью, теперь же становилось ясно — секс едва ли не основная потребность ее мужа. Он отказывался от любви лишь после особо изматывающих тренировок, но даже тогда его руки не отпускали Юлю, а глаза, казалось, съедали, облизывали, как эскимо, тело молодой жены.
— Маленький? Юленька, пожалуйста, не плачь. Я со зла наговорил ерунды, прости меня! Давай ты сходишь к врачу, только обязательно. Пока не разберемся с твоими болями, не будем заниматься любовью, договорились? Прости меня, я люблю тебя, простишь?
— Да… — согласилась Юля.
— Ты ведь ещё любишь меня?
— Ты знаешь, что да, — быстро ответила она и перешла к тому, что на самом деле ее волновало прямо сейчас: — Со сколькими женщинами ты занимался этим?
— Я не считал.
— А когда мы встречались… ты?
— Не помню, маленький. Давай мы подумаем о нашем будущем, а не о моем прошлом. Не такое оно и богатое, как ты воображаешь.
— Правда? — Юля с неприкрытой надеждой посмотрела на Симона.
— Конечно, маленький. Откуда? — искренне засмеялся он в ответ.
— Действительно. — Юля задумалась на мгновение, но потом с чистой совестью отпустила сомнения.
Они познакомились с Симоном, когда ему только-только исполнилось восемнадцать, тогда он жил в школе-интернате, а потом пропадал на бесконечных тренировках или спортивных сборах, подчиняясь строгому режиму. Вряд ли он успел бы стать прожженным ловеласом.
— Я люблю тебя, — успокоившись, прошептала на ухо Симону Юля, обняла его за шею, наслаждаясь теплом голого тела, впервые не стесняясь своего, и прижалась еще теснее.
— Сходишь к доктору? — услышала ответ.
— Конечно, — с радостью согласилась она.
В тот же день её осмотрела Марьяна Семеновна, папин заместитель. Она с уверенностью сказала, что с Юлей всё в абсолютном порядке, такое часто случается с молодыми женщинами. Стоит попробовать отпустить ситуацию, перестать концентрироваться на боли.
Мужу же не помешает проявить терпение и деликатность. Однако, если Юлины симптомы не пройдут, то лучше обратиться к специалисту. Марьяна Семеновна протянула визитку, прочитав которую, Юля отвела взгляд и твердо решила, что ей не понадобится.
— Что сказал доктор? — Симон маялся в просторном холле первого этажа, напротив гардероба для посетителей, и заметно нервничал.
— Сказал, что со мной всё хорошо, со временем привыкну, а тебе не помешает быть более терпеливым и деликатным, — она нагнула голову и, улыбаясь, ждала реакции.
— Пойдем, — только и ответил Симон.
— Куда? — опешила Юля от резкого перехода разговора.
— Привыкать быть более терпеливым и деликатным.
Со временем она действительно привыкла, а Симон научился деликатности. Она больше болезненно не стеснялась, постепенно пришла к выводу, что ее муж вовсе не телепат, зато всегда готов пойти навстречу любому ее желанию или любопытству. Начала смело озвучивать желания, если они появлялись. Инициатива по-прежнему исходила от Симона, Юля попросту не успевала её проявить. Оставшись наедине, Симон сразу же начинал недвусмысленно целовать жену, но больше никогда не торопил, давал столько времени, сколько нужно, чтобы она не испытывала болезненные ощущения.
Правда, они так ни разу и не добрались до пункта «оргазм» у Юли. Симона это огорчало, Юлю нет… Ей искренне нравилось заниматься любовью с мужем, нравился его шепот на французском, и она подозревала, что это были не только слова любви, но и жуткие непристойности. Нравилась власть над телом мужа, нравилось видеть лихорадочный блеск глаз. Нравились поцелуи, особенно на некоторых участках — между лопаток или за ухом, рядом с мочкой, когда Симон легонько ее прикусывал, бежали по телу теплые мурашки. Юля не стеснялась прижиматься к мужу, просить ласкать эрогенные зоны.
