— Как ты вчера сказал? Забей на это. Меня нужно было подтолкнуть к тому, чтоб чего-то решить. Ты это сделал. Скажем так, открыл глаза на известные всем вещи. И вчера мне нужно было пережить. Понять, что не все в том мире так плохо. Передышка. Отдых. Я ее получила. Спасибо. Дальше я и сама справлюсь.
— Справишься. Даже не сомневаюсь. Мне кажется, что ты из тех кто будет идти вперед и не обращать внимания на проблемы. Ты всем докажешь, что развод — это ерунда для тебя. Ты выше этого. Я не такой. Не как Гриша, который изображал властного паразита, но и не такой, как ты. Мое место небольшое. Высот никогда не добьюсь. Мне это неинтересно. Для меня очень важна семья, поэтому я не съеду из квартиры.
— Чтоб дед всегда мог тебя отправить в нокаут? — не удержалась я.
— Это тоже. Всегда хорошо иметь человека, который может поставить на место, — невозмутимо ответил Аркадий. — Потом. Друзья. Это кресло вовсе купил Алик и поставил в комнате, решив, что ему не нравится спать на матрасе, как собаке. Они будут со мной всегда. И они отнимают слишком много времени.
— К чему ты все это ведешь? — спросила я.
— Когда тебе говорят, что так поступить хорошо, то ты поступаешь или еще рассматриваешь альтернативный вариант? — спросил Аркадий.
— Если это действительно мне принесет пользу, то да, поступлю, как будет правильно. Пусть и будет тяжело, но так нужно.
— В смысле, так нужно?
— Кеш, вот представь, что ты знаешь: завтра тебе на работу. Но тебя зовут на гулянку. Что выберешь?
— И то, и то.
— А зачем тратить силы перед работой, когда это время можно потратить, чтоб выспаться? Или ты знаешь, что тебя ждут неприятности, то зачем в них лезть? В жизни слишком много неприятностей, которые нельзя избежать, чтоб добавлять добровольно себе новых.
— Ты серьезно?
— Вполне. Чем я тебя так удивила? Сам же говорил, что от нашего общения одни проблемы.
— Я такого не говорил. Сказал лишь, что тебе лучше это общение не продолжать.
— А я согласилась.
— Если общаемся дальше, то ты не бьешь меня за поцелуи.
— Нет. Я сейчас кофе попью, сделаю пару звонков и помашу тебе ручкой, — усмехнулась я.
— Угу, так я тебя и отпущу в никуда. Там дождь собирается.
— Пока солнце светит.
— Но дождь будет, — уверенно сказал он.
— Тебе до этого какое дело? Я могу и домой вернуться. Часть квартиры моя. Могу к матери поехать. Мне дождь не страшен.
При чем тут дождь? При чем тут его друзья? Речь ведь совсем о другом. Но мы несли какую-то ерунду и радовались этому.
— Нет. Со мной останешься. Тебе там отдохнуть надо. В себя прийти.
— Кеш, ты сам сказал, что лучше с таким дурным, как ты не связываться.
— Да кто поступает так, как лучше?
— Я, — меня разобрал смех, только смеяться было больно.
— Нет. Надо тебя от этой дурной привычки отучить.
— Какой дурной привычки?
— Думать о правильности, а не о себе. Ты же уходить не хочешь.
— С чего ты так решил?
— Потому что вижу.
— Это все из-за твоих манипуляций в мою сторону. И зачем тебе моя кружка? Я еще кофе не допила.
— Потом допьешь. А то выльешь его мне на голову, — ответил Аркадий.
— А ты собираешься опять лезть ко мне целоваться?
— Да.
— Мы так не договаривались.
— Вер, а чего ты так боишься? — вкрадчиво спросил он, подсаживаясь ко мне ближе. — Это всего лишь поцелуй.
— Я тебя слишком мало знаю. Мне понравились твои недавние слова, что пока мы друг друга не узнаем, то…
— А сама предлагала к тебе лечь.
— Лечь, но не любовью заниматься. Разницу видишь?
— Не вижу. Давай так, если сейчас станет противно друг от друга, то разойдемся.
— Мы еще и не сходились. Я временно у тебя живу.
— Тогда тебе терять вовсе нечего, — сказал он, наклоняясь к моим губам. Я закрыла глаза. Теплые губы накрыли мои. От него пахло кофе, одеколоном и чем-то едва уловимым, но приятным. Он едва касался моих губ, без напора и того безобразия, которое было вчера. Его рука скользнула по спине, прижимая к себе. Появилось желание ответить ему. Хотелось продолжить танец. Что я и сделала. Неторопливость и осторожность притягивали. Хотелось во всем этом раствориться. Он же это принял за следующий шаг, забираясь лапой ко мне под футболку. Его пальцы скользили по пояснице, вызывая приятную щекотку. Неожиданно защекотали губы. Я почувствовала кончик его языка, который заскользил по моим губам. И тут меня накрыло. Его тело было слишком напряжено. Это напряжение передавалось и мне. Стало тяжело дышать, зато игра в поцелуй начала нравиться. В этот момент он уволок меня на кровать. Я почти растворилась в поцелуи, когда Аркадий прервал его, чтоб заскользить губами по подбородку, спуститься к шее.
— Ты колючий! — прошептала я и охнула, когда он специально прошелся по моей шее щетиной.
— И только скажи, что тебе это не нравится, — ответил Аркадий, закидывая мою ногу, себе на бедро.
— Это… Так не должно быть.
— Почему не должно? Очень даже должно, — ответил он, возвращаясь к моим губам. — Я тебя всю бы зацеловал, моя хорошая.
— А я не твоя.
— Так ей станешь. Нашла проблему.
— Еще подумаю.
— Поздно.
— А вот так больно.
— Извини, — он отстранился. Посмотрел на меня. Нельзя так передавать эмоции взглядом! Да на меня в жизни никто так не смотрел. С таким неприкрытым желанием. Как в каком-то кино, где все выдумка и ложь. Он опять наклонился к моим губам, чтоб едва их коснуться. — Твое тело так ко мне и льнет. Приятно.
— Это ни о чем не говорит.
— Это говорит о многом.
— Ты слишком доволен.
— Хочешь расскажу, что я хочу с тобой проделать? — спросил он.
— Нет.
— Почему? Разве не интересно? — переходя на шепот, спросил Аркадий. — Ладно, не хочешь слушать, я могу показать.
Он провернул все слишком резко. Перевернулся на спину, а я оказалась сверху. Чуть не свалилась, потеряв равновесие, но он легко вернул на место, придерживая за бедра.
— И зачем?
— Потому что захотел, — ответил он, сминая пальцами мне бедра. Я машинально подвинулась, вызывав у него кривую усмешку. Усмешку сменила пошлая улыбка. Я хотела его осадить, но в этот момент с грохотом свалилась полка. Мы переглянулись. Он напрягся. Мне и самой стало не по себе, но слезть с него не получилось. Аркадий отказался меня отпускать. Дерзкий взгляд. Он бросал вызов. Но кому? Мне? Себе?
— Это подло, — поняла я, когда щелкнул замок, открывая дверь в комнату. Похоже, здесь были запасные ключи от всех замков.
— Нет. Я так понимаю, мы помирились?
— А мы ссорились? — я все же сползла с него. Теперь оставалось сохранить лицо.
Ира зашла в комнату. Подошла к упавшей полке, которая теперь висела на одном шурупе. Фотографии, что стояли на ней, упали на палас.
— Несколько рамок разбилось, — сказала она. Аркадий сполз с кровати. Подошел к фоторамкам. Поднял их.
— Стекло разбилось у фотографии с Настенного выпускного и нашей совместной, где мы у ее сестры на свадьбе. А Ромкина цела. Прям мистика, — ответил Аркадий. — Еще треснула фотка с моря, где мы опять вместе.
— И чего будешь делать? — спросила Ира.
— Куплю рамку для нескольких фотографий. Поставлю их все вместе. Вер, у тебя есть фотографии с Гришей?
— Они там остались.
— Понятно, что там. Надо будет место под них освободить. Куда-нибудь сюда поставим.
— Зачем? — не поняла я.
— Это прошлое. Убирать я его не хочу. Но и твое надо куда-то втиснуть.
— У тебя алтарь. На фотографиях, кроме тебя, живых никого нет.
— Логично. Надо разбавить фотографиями живых людей. Твои фотографии из прошлого надо тоже поставить.
— У тебя какая-то страсть к фотографиям? — спросила я.
— К доске почета. А тут… Не знаю. Мне нравится на них иногда смотреть, — ответил Аркадий. — Пойду в душ схожу. Не ругайтесь тут без меня.
Он положил фотографии на свободную полку и достал вещи из шкафа. После этого подмигнул мне и пошел в душ, оставив с Ирой. И ведь специально так сделал.
