Женщины, что с них взять… Думал, она всю квартиру упакует.
– Согласен, лучше в это не вмешиваться, – отвечаю тихонько.
Голос Кары разливается по воздуху как колокольчик. Смешивается с птичьей трелью и шелестом камышей на застывшем озере. Она показывает дочке стрекозу и обещает погулять после ужина.
– Глеб, я совсем не подумала о питании. Здесь есть магазин или… – взволнованно протягивает она. Плотнее запахивает на груди вязаную кофту, словно это поможет ей от меня спрятаться.
– Здесь «все включено», Каролина. О питании можно не волноваться. Я хотел сказать, что сегодня приду в твою спальню, – взмахиваю рукой и впиваюсь в ее предплечье пальцами, словно клещами.
– А тебя уже не беспокоит рана? – сглатывает она.
– Ты же не думаешь, что это обстоятельство сможет мне помешать?
– Конечно, нет, Вяземский. Только у меня будет одно условие, – она вырывается из моего захвата.
– Слушаю тебя.
– Я уеду в Америку, Глеб. После всего, после…
– Свирепый может их долго ловить, Каролина. Твоя щедрость меня восхищает – ты готова дарить мне себя столько времени? Благодарить за спасенную дочь? Я жажду твоей благодарности, слышишь…
Приближаю лицо к ее уху, жадно вдыхая знакомый пряный аромат. Я знаю, что это не духи – она сама так пахнет…
– Нет, ты не понял. Мы уедем в Америку на следующей неделе, как только вернемся в город из Загорья. Пообещай, что отпустишь меня… Не станешь мешать и…
– А есть причина, по какой я должен тебе мешать? Ты не нужна мне, Кара. Ты и твоя лживая жизнь… Так что…
– Отлично, Вяземский. Мне нужно было это услышать.
Глеб.
– А теперь посчитай, сколько уточек? – пропевает Юлия Алексеевна, сидя на широком кожаном диване в гостиной. Камин потрескивает, наполняя дом ароматом костра и блаженным теплом. В приоткрытое окно крадется пахнущий хвоей воздух, а на черном небе повисает молодой месяц. – Давай покажем маме, как ты умеешь считать и пойдем спать?
– Пять! – девчонка растопыривает ладошку. – Идем спать, Юля, я устала.
– Кто у меня такой умненький? – Каролина благостно складывает на груди руки, но я один хрен вижу ее волнение – бледные губы, впалые щеки…
Чувствую себя похотливой сволочью, но и поделать ничего не могу… Да и стоит ли? Для нее же все игра. Она привыкла так жить – носить чужое имя, изображая из себя черт те кого, изменять, врать, прикидываться мертвой… Лживая, ненастоящая… Черт, если я не прекращу думать, крышу точно сорвет!
– Каролина, когда мы можем… хм… поговорить? – спрашиваю, подойдя ближе.
– Мне нужно полчаса, – шелестит она. – Жду тебя… вас… в своей спальне. Справа по коридору третья дверь и…
– Я понял, – отвечаю и поднимаюсь по лестнице.
Сбрасываю одежду и становлюсь под душ. Намыливаю волосы и тело, растирая себя мочалкой с небывалой тщательностью. Если бы и душу можно было отмыть – вывернуть наизнанку, вытрясти и пройтись спиртом, чтобы сверкала… Вытаскиваю пачку презервативов из сумки, оборачиваю бедра полотенцем и выхожу в коридор.
Взмахиваю ладонью, чтобы постучать, но она сама распахивает дверь, очевидно, заслышав мои шаги.
– Тихо, Милана только уснула, – шипит, почти заталкивая меня в комнату.
– Я смотрю, тебе не терпится, Чацкая? – сбрасываю с бедер полотенце и ловлю ее взгляд. Жру ее эмоции, застывшие на лице так правдоподобно – удивление, стыд, смущение, любопытство… Давай же, Кара, скажи, что у тебя таких, как я было… много.
– Ничего подобного. Бери… И уходи поскорее, – она нервно развязывает пояс белого махрового халата, являя взору свою красоту – большие груди с торчащими темными сосками, плоский живот, покатые упругие бедра…
Нервно сглатываю и подхожу ближе… Тяну носом наэлектризованный воздух и кладу ладони на ее бедра. Пряный аромат, гладкая, как бархат кожа, волосы, такие знакомые, хоть и выкрашенные в темный цвет – все обрушивается на меня болезненным узнаванием… Как я мог ее не узнать ее сразу? Мою Леру…
– Так не хочешь? – шепчу в самое ухо, пьянея от ее запаха. Ощущаю, как под моими пальцами дрожит ее кожа, как порхает взволнованное дыхание, близко, в ямке у меня на шее, как лихорадочно блестят глаза… Она не отвечает, поворачивает голову к расправленной кровати, покоящейся в темном углу комнаты. Нет, так дело не пойдет – хочу ее видеть… Всю.
Подхватываю Каролину на руки и сажаю на гладкий стол под светильником. Так-то лучше…
– Здесь есть кровать, Глеб, – сглатывает она, пытаясь прикрыть грудь.
– И до нее дойдем, Кара. Или ты думаешь, я ограничусь одним разом?
У меня стоит так, словно я не трахался лет сто. Кара послушно ложится на твердую поверхность и разводит ноги. В лучах приглушенного света ее кожа сияет, а в глазах пляшут искорки. Она облизывает губы и часто дышит. Молодец, девочка, так и надо… Это же я пришел «брать»? Так что же ты, Глеб, медлишь? Смотришь на нее, как на божество, любуешься прелестями?
– Ты не кормила ее грудью? – спрашиваю сипло, сжимая ее упругие девичьи груди. Играю с сосками, слегка их потягиваю, пытаясь уловить ее реакцию. Ничего… Частое дыхание, дрожащая ямка под ребрами, молчание… Она сдерживает омерзение, что я вызываю в ней, вот и все…
– Нет. Не кормила.
– Понятно, красота оказалась важнее, да, Кара? – нависаю над ней и захватываю сосок в рот. – Мужикам нравятся упругие сиськи, да. Это я тебе, как эксперт говорю. Да тебе и без меня говорили. Твои ебари…
– А это что? Ты и не рожала ее? – спускаюсь по плоскому животику к развилке между бедрами, замечая поперечный шрам над лобком. – Ее из тебя вытаскивали?
– Пошел ты, Вяземский, – цедит она. – Не рожала и не кормила, да! Бери, за чем пришел и проваливай.
Ну хоть какие-то эмоции, уже хлеб! Меня трясет, как наркомана. От горечи, возбуждения, разочарования… Никогда не считал себя сентиментальным, но Кара… Возле нее мне хочется убивать… И самому умирать, потому что я не могу видеть ее живой и не вспоминать прошлое.
– Нет уж, дорогая, ты будешь участвовать.
Рву упаковку от презерватива и раскатываю латекс по каменному стволу. Прижимаю ее бедра к себе, прохаживаюсь пальцами во розовым, по-девичьи пухлым складкам, понимая, что ни черта она не готова! Сухая и безжизненная, как моя душа.
Подхватываю ее под бедра и несу на чертову кровать. Будь, по-твоему, детка. Вспомни прошлое, Кара… Те времена, когда мы были счастливы… Когда любили друг друга и хотели так, что сносило крышу… Накрываю ее тело своим и ищу губы. Ловлю горячее дыхание и проваливаюсь в нее, как в бездну. Кусаю губы, играю
