Или у бедняги Альцгеймер и он всё забывает, играло ведь уже, зачем опять.
Вчитываюсь в присланную Владой информацию.
Чернова Алена, моя радость. Это досье надо Вовчику показать, он посмеётся - зайка преступница, аж два ареста.
Первый за фотосъемку со вспышкой в музее и скандал со службой безопасности - не хотела отдавать фотоаппарат. И второй - как участницу заварушки на футбольном матче.
Что она там делала, интересно, неужели болельщица?
Хмыкаю.
Слышу, как к музыке незаметно примешивается стук каблуков. Смотрю на сумку Алёны на спинке стула, облизываю горькие губы.
Идёт.
Давно пора.
Заждался, не могу.
- А вот и ты, зайка, - приветствую, когда она оказывается в поле моего зрения. Едва сдерживаюсь, чтобы бокалом ей не отсалютовать, так мы с Александром младшим рады, в брюках теснота.
Она замирает на пороге. Пугливо изучает меня, стакан виски, если думает, что я пьян - зря, одну порцию цежу весь вечер.
Откладываю в сторону телефон, мое внимание целиком ей принадлежит.
Темное платье, даже лучше того, зелёного. Обтягивает ее, плавно скольжу взглядом по изгибам.
Такие фигуры называют "гитара". Говорят, что на них играть уметь надо.
Володе с его толстыми пальцами лучше не соваться.
Пошло звучит, однако.
- Я за сумочкой и домой, - она отмирает, смущается. Мнется на месте, подойти не решается.
Раскачиваюсь в кресле, качаю головой.
- Домой попозже, Алена. А сейчас пойдем, дело есть, - встаю, потягиваюсь. Прячу улыбку. Зайка так смотрит, что всем все ясно - мы друг друга хотим. Толкаю дверь в кабинет. - Алена. Входи.
Она семенит по приемной.
Медленно, еле тащится, морщит лоб и усиленно думает, надеюсь, не про Володю.
- Зайка, тебя силой втащить? - теряю терпение.
- Не нужно, - она ускоряется, почти влетает в кабинет, бросает взгляды по сторонам и застывает.
Ага, заприметила изменения.
Тоже оглядываюсь.
По мне - так лучше гораздо. Из прошлой обстановки мне лишь стол симпатичен, большой, удобный.
И потом. Я за честность, операции свои через фирму проведу, директор долг отработает, и может дальше в этом кресле смотреть порнушку.
Он даже в плюсе окажется, в подарок от меня ему останется ремонт. Вот эти алюминиевые плинтуса, между прочим, я для другого человечка заказывал, но раз уж так сложилось...
- Нравится? - подхожу ближе, наклоняюсь к ней, вдыхаю ее запах. От зайки слабо пахнет шампанским и зелёными яблоками, у меня во рту скапливается слюна.
- Нет, - она смотрит на напольный фонтанчик.
- А мне нравится, - шепчу, укладываю ладони на тонкую талию. - И ты тоже. Нравишься.
Рывком отрываю ее от пола. Она тихо взвизгивает. Усмехаюсь, животом укладываю ее на стол.
- Отпустите! - она вырывается, в голосе смесь возбуждения и паники, под моими руками кожа в мурашках.
Засматриваюсь на голую спину, вырез сзади чуть ли не до ягодиц.
- Отпущу, конечно, - завороженно веду пальцем по нежной коже, очерчиваю вырез платья. Спускаюсь к пояснице, так и тянет рвануть вниз, содрать с нее эту тряпку. - Я ведь уже говорил. Здесь все мое, включая тебя. И сейчас я хочу...
Осторожно задираю платье.
Она не шевелится, тяжело дышит.
В окно падает свет уличных фонарей, горит настольная лампа. Приглушённо поет Лобода, я уже и не против.
Пальцами добираюсь до кружевной резинки - зайка опять вырядилась в чулки.
Пробираюсь выше по кружеву, касаюсь голой кожи бедер.
- Александр, - она всхлипывает, - уберите руки.
- Почему? - дорываюсь до трусиков, и мы вместе замираем. Ткань влажная, как я и думал. Тонкая, гладкая, пальцем обвожу контур промежности. Дожидаюсь тихого оханья. - Убрать?
- Д-да, - бормочет она, слышу, как ногтями царапает стол.
- Считай до десяти, - надавливаю, сквозь ткань проникаю между складками.
- Зачем? - голос на писк срывается, настолько она не умеет владеть собой.
- Затем, зайка, - наклоняюсь, языком веду вдоль хрупких косточек позвоночника, - что на счёт "десять" ты кончишь. А если нет - усиливаю давление внизу, быстрее двигаю пальцем, - то отпущу. Домой пойдешь.
- Ох, - она перебирает длинными ногами, стучат каблучки. - Ох, - щекой ерзает по столу, пытается сжать бедра.
Разговаривать не собирается, шумно дышит, я сам отсчитываю время.
- Один, - поглаживаю ткань трусиков и медленно сдвигаю в сторону. - Два, - языком ловлю разбегающиеся по спине мурашки, целую лопатки, зубами оттягиваю цепочку на шее. - Три, - подушечкой размазываю смазку, раскрываю складки, потираю горячую кожу. - Четыре, - кусаю дернувшееся плечо. - Пять, - легко похлопываю промежность, слегка погружаю в нее палец. - Шесть, - улыбаюсь на ее стоны, запускаю руку в рыжую гриву. - Семь, - круговыми движениями массирую главную точку и ускоряюсь, она дрожит, шлепает кулаками по столу, уже на подходе. - Восемь-девять-десять, - ущипнув, ладонью накрываю промежность.
Она трясется, бьётся на столе, пульсация отдает мне в пальцы, она вскрикивает, громко, заглушает музыку.
Как мокро.
С ума сойти.
Она съезжает вниз.
Перехватываю ее, поднимаю. На пол падают туфли, спиной укладываю ее на стол.
- Отдохни чуть-чуть, - встречаю ее мутный взгляд. - Стоять не можешь, зайка.
Осторожно сгибаю ее ноги в коленях, шире развожу в стороны.
- Саш, - она впервые сокращает мое имя, порывается встать. Тянет тонкую руку, слабо бьет меня по пальцам. - Ш-ш, - неотрывно смотрю в раскрасневшееся лицо, на спутанную копну волос, размазанную помаду и за бедра подтягиваю Алёну к себе.
Чуть приспускаю с лобка атласное белье и вглядываюсь в веснушки.
Есть.
Ну и ну.
Мне рвет крышу. Наклоняюсь, вдыхаю запах ее возбуждения, языком касаюсь поблескивающей от смазки промежности.
- М-м, - она выгибается в пояснице, пяткой ударяет меня в плечо и сама толкает к себе.
Крепче держу ее за бедра, вжимаюсь губами. Под ее стоны пробую ее, размашистыми мазками языка собираю до капли все, горечь виски разбавляется чем-то фруктовым, кисленько, словно ананас, в брюках уже больно, кажется, лопнет ширинка. Выше задираю платье, ладонями сжимаю голую грудь, в пальцах перекатываю торчащие соски.
Она мечется на столе, срывающимся голосом зовёт меня.
Глотаю воздух, за шею тяну ее к себе, наваливаюсь сверху. Она кусает мои губы, сама врывается в рот языком, вспыхнула, мы сейчас сгорим.
Музыка вдруг звучит чётче, словно громкость добавили.
И у двери кто-то нарочито откашливается.
Глава 21. Алена
Тело плавится от наслаждения, от близости мужчины, который берет что хочет. Я на пределе, схожу с ума от его рук и губ, которые… ох, что они творят со мной.
Так порочно.
Так запретно.
И как же не хочется останавливаться!
- Пошли вон! – Саша отрывается от моих губ на миг, выкрикивает, прогоняя кого-то.
Смотрит блестящими черными глазами, жадно вбирая всю меня: испорченные макияж и прическу, приоткрытые влажные губы и сбивчивое дыхание. Замираю в нерешительности: кажется, сейчас любое мое действие приведет к необратимому.
Оттолкнуть его? Или протянуть руку, и заставить закончить начатое?
Между ног пульсирует, бьется желание, и больше всего хочется плотнее обхватить бедрами мужчину, и…
- Кха-кха, - раздается громкий кашель, который, кажется, и заставил Сашу остановиться.
- Уж не Володя ли пожаловал? – тихо произносит мужчина, и я прихожу в себя, отрезвленная и уязвленная. Что и замечает Саша… нет, Александр: - Не глупи, Аленка. Сейчас выставлю его, и продолжим то, что начали.
- Это не Владимир Андреевич, - каким-то чудом выскальзываю из весьма откровенных объятий, и быстро поправляю платье. – Это Славик. Тот, который…
- Продажник, я помню, - перебивает меня Саша. – Зайка, посиди здесь пока. Я скоро вернусь.
Киваю, и провожаю взглядом Александра, покинувшего кабинет. А затем резко подскакиваю к двери, и привычным жестом прикладываю ухо к двери.
