Марфа умудрилась заснуть.
Она даже не ожидала, что этот день пройдет… так. Ромка и в самом деле взял ее на «слабо» с американскими горками. Марфа сама не поняла, как это случилось. Наверное, все дело в том, что Рома Ракитянский способен уболтать кого угодно и на что угодно. А потом был бешеный всплеск адреналина, когда сердце выпрыгивает из горла, а собственный крик долго-долго потом стоит в ушах. Ну это же реально страшно! Гораздо страшнее, чем тогда, в детстве. Единственный плюс — Ромка тогда, в детстве, ее так не обнимал. Да она бы тогда и не позволила. А ему бы не пришло в голову, наверное, обнимать старшую сестру своих друзей. А сегодня она сидела, уткнувшись носом в его шею, дышала его ароматом — у Ромки какой-то тонкий, ненавязчивый, но здесь, у шеи, совершенно одуряюще чувствуемый парфюм. И его рука на своей спине…
Какое это, оказывается, счастье.
Потом Марфа, конечно, выдала такое, чего от себя не ожидала. Это Мюнхен на нее так плохо влияет — что она засадила три бокала пива — пусть и по ноль тридцать три, но все же!
И никаких сожалений. И снова прекрасная прогулка, и кофе с выпечкой, и Рома, Рома, Рома… А она не хотела его видеть в своем доме, рядом с собой. Дурочка.
Да все решим, не переживай.
Он решил, да. Это удивительное чувство доверия, какого-то безоглядного доверия к Роме — которое стукнулось в ее сердце, когда он медленно гладил ее по спине, и потом, когда поил ее сначала пивом, а потом кофе, когда смешил и вез ее домой — оно вдруг откуда-то взялось и просто поселилось в ее сердце.
Как хорошо, когда он рядом. Так уверенно, спокойно и… Так, наверное, женщина чувствует себя, когда рядом ее мужчина.
Только это не твой мужчина, Марфа. Твой мужчина ждет тебя дома с жареными колбасками. Господи, что же она творит-то?!
Марфа устало прикрыла глаза. И неожиданно уснула.
***
— Марта… — рука мужа легла на ее грудь. — Марта, я соскучился.
Первое, безотчетное желание скинуть его руку Марфа смогла подавить. А вот вздох — нет. Через несколько секунд муж руку убрал.
— Я понял — у тебя болит голова.
— Клаус… — беспомощно выдохнула Марфа. Она и вправду уже несколько раз отделывалась словами про головную боль. Как же это… анекдотично. Но правду ведь не скажешь. — У меня на самом деле дико болит голова. Ты же видел — я даже за рулем ехать не могла сегодня, меня Роман привез.
Марфа сделала над собой усилие — и теперь сама примирительным жестом положила руку на грудь Клаусу. Через несколько секунд он положил свою руку сверху и похлопал.
— Давай спать, Марта.
Храпел этой ночью Клаус словно назло.
***
Утром Марфа проспала. Она проснулась от того, как хлопнула внизу входная дверь — это уехал Клаус. Схватилась за телефон — точно, проспала. Умывалась, чистила зубы и одевалась Марфа торопливо. А, спустившись вниз, Ромы там не обнаружила — ни на кухне, ни в его комнате.
Обнаружился Ромочка у забора, отделяющего их участок от соседского. И все вчерашние мечтательные — идиотские! — мысли разом вылетели у Марфы из головы.
Сентябрь в Мюнхене — это не то же самое, что сентябрь в Москве. Но все же для того, чтобы разгуливать без рубашки, да еще утром — не совсем сезон. Но разве подобный пустяк может остановить этого ненормального Ракитянского?!
Он стоял у забора, сверкая своими широченными плечами и шикарным в целом торсом, в одних только джинсах, и развлекал светской беседу соседку.
Марфа категорически никак не могла запомнить ее имя. Она даже не помнила, кто она по национальности — то ли китаянка, то ли японка, то ли вьетнамка. Про себя называла Йоко — по имени жены Джона Леннона, и всегда лишь обезличено здоровалась при встрече.
А вот Ракитянский с ней премило беседовал, облокотившись о забор. И все вчерашнее трепетное и, конечно же, неправильное — оно куда-то испарилось, уступив место жгучему желанию взять в гараже резиновый шланг и с оттяжкой вмазать по этой аппетитно оттопыренной заднице. Рома, это просвещенная Европа, тут на твою шикарную попу скорее мальчики клюнут, чем девочки!
***
— Марта! — замахала ей соседка. — Доброе утро!
Изо всех сил пытаясь нацепить на лицо дружелюбную улыбку, Марфа направилась к забору.
— А мы тут с вашим братом о погоде говорим, Марта.
Брат?!
— Юки ужасно милая, — богопротивный Ракитянский протянул руку и бесцеремонно прижал Марфу за талию к себе. — И приглашает нас сегодня в гости. Я сказал, что посоветуюсь с тобой.
Юки. Ну почти угадала.
— Спасибо, Юки, я посоветуюсь с мужем, — сладко пропела Марфа, пытаясь отодрать пальцы Ромы от своей талии. — Рома, дорогой, пойдем в дом, ты простынешь.
***
— Я смотрю, у тебя, оказывается, с немецким языком проблем нет — так мило ворковал с Юки! — прошипела Марфа, едва за ними закрылась дверь. — И оденься, бога ради! На дворе сентябрь!
— Так тепло же… — начал Рома, но осекся под ее взглядом. Нахмурился. Уставился недоверчиво. — Мрысь, ты… ты ревнуешь, что ли?!
— Я?! Ревную?! Тебя?! — Марфа громко и демонстративно расхохоталась, за что тут же поплатилась головной болью. Виски прошило огненной иглой, и Марфа прижала к ним пальцы.
— Марфа, ты что? — Ромкины пальцы коснулись ее локтя.
— Изыди, Ракитянский! У меня голова болит!
И сегодня это правда.
***
Вот не зря говорят — нельзя врать. Вчера она соврала мужу про головную боль — сегодня головная боль настигла ее на самом деле. Это вчерашнее пиво сейчас так стреляет в виски.
Марфа не стала длить свои страдания, выпила пару таблеток и в ожидании, когда они подействуют, устроилась в кровати с телефоном. Через несколько минут в дверь постучали.
— Да?
Это оказался Рома — кому же еще быть? Оделся, слава тебе боже.
— Мрысь, я машину возьму?
Она села ровнее. Нет, все ее вчерашние капризы и сегодняшняя головная боль — это все, конечно, объяснимо, но Роман — все-таки ее гость. И Марфа ведет себя некрасиво.
— Куда тебе надо? Я отвезу.
— Да лежи уже со своей головной болью, — отмахнулся Рома. — Я сам справлюсь. Ключ мне дай.
Марфа хотела поспорить, но в этот момент снова стрельнуло в висок. Таблетки и не думали пока начинать действовать. Но из кровати все-таки пришлось вылезать, спускаться вниз, доставать из сумочки ключи.
— Это от машины, это от ворот гаража и въездных. Вот сюда надо нажать…
— Разберусь, — Рома ловко выхватил у
