он поддался влиянию жены. Вот только я приняла все за чистую монету. И надеялась. Как же я надеялась. Дура.
От разочарования слезы сами бегут по щекам. Ничего поделать не могу. Утираю лицо салфеткой. делаю глубоки вдох и вылох. И уже собираюсь выйти из подсобки, как приходит эсэмэска от Галины.
«Вася Никифоров пришел. С няней и с папой.Вот именно три восклицательных знака. Как сигнал об опасности.
Папа Васи Никифорова еще тот придурок. Не знаю я, кем он и где работает, больничный он никогда не берет. Но тип явно отмороженный. Сначала заваливал меня букетами, а потом стать настойчиво звать на свидания.
Вот и сейчас явно явился по мою душу. Еще и Марк приедет! Вот я влипла.
Выскакиваю в коридор и быстро шагаю обратно. Никифоров официально записался на прием. Не принять я его не могу. Да и опаздывать непозволительно.
- Николы — окликает меня сзади знакомый голос.
- Филипп, - поворачиваюсь машинально.
— Этот лось сохатый, твой муж, уже нажаловался моим братьям, - выпаливает мой недавний воздыхатель без всяких прелюдий. — Поэтому меня отправляют к родне в Омск.
Андрюха орал как резаный.. Вот иду от главного. Подписали заявление по собственному.
- Что значит «отправляют»? — спрашиваю изумленно. — Заказным письмом?
- Ага, очень смешно, - горько роняет Филипп. Мне еще кажется, что он позовет меня с собой. Ну так… Из приличия или от великой любви, о которой мне прожужжал все уши.
Но сейчас мой недавний воздыхатель сосредоточен только на себе. Да и мне все равно.
Важнее решить, как поступить с Марком?
- Счастливого пути, - роняю равнодушно.
- Ага, пока. Не обижайся, Николь, -жалким тоном просит меня Фил и становится в момент таким.
«Ну и пусть. Скатертью дорога. Вот бабушка обрадуется», - думаю я, сбегая в педиатрию.
Смотрю на часы. Без пятнадцати восемь. Никифоров - последний пациент на сегодня. И можно будет уехать домой. Пусть даже с Марком. Какая разница! Все равно я сним спать не собираюсь. Уйду к себе в комнату. Наревусь. А потом придет бабушка. Обнимет как маленькую. Расскажет, как насыпала Марку в чай соли или перца.
«Нет, бабушка не посмеет», - улыбаюсь я собственным мыслям.
- Добрый вечер, Николь Николаевна, - поднимается мне навстречу папа Васи
Никифорова. Высокий серьезный мужик, напоминающий какого-то голливудского актера.
— Вы плакали? Кто вас расстроил? Руководство? — спрашивает он изумленно. — Мы с Васькой хотели вас в ресторан пригласить.
Ага, вместе с няней!
-Все в порядке, - мотаю головой. На что жалуетесь? — спрашиваю машинально.
- На одиночество, - вздыхает папаша Никифоров и тут же осекается под моим
укоризненным взглядом. — У Васьки кашель какой-то странный. Температуры вроде нет. А бухтит, как с урановых рудников.
Я понимаю, что мужик пытается шутить. Но честное слово, даже видеть его не хочу. А улыбаться тем более. Хватаюсь за фонендоскоп как за спасательный круг. Подхожу к ребенку, которого торопливо раздевает няня.
- Николь Николаевна, - нависает надо мной папа Никифоров. — Кто вас обидел? Я разберусь. Мало не покажется. В один момент закрою…
Глава 13.
«Закрыть Сарматовых?! Серьезно?» - шарахаюсь в сторону. Сажусь на кушетку рядом с мальчишкой. Внимательно слушаю.
В легких чисто, - улыбаюсь я щекастому пацану. И неожиданно понимаю в чем дело. —Может, ты чем-то недоволен и молчишь? — спрашиваю я Василия. — Есть такое?
- Да он вечно всем недоволен, - хмыкает отец, взглядом прожигая дыры на моей груди.
- Надо разбираться. Это психосоматика. Пока не найдете причину, будет кашлять, -заявляю я и украдкой смотрю на часы. Почти восемь.
Бесконечно длинный день подходит к концу. И если Марк задерживается, нужно вызывать такси. Ехать домой. Поплакать. Пожаловаться бабушке на свою незавидную судьбу и на Марка.
- Это и все? Никакого лечения? — возмущенно вскидывается престарелая нянька.
- Легкие чистые. Никаких лекарственных препаратов не требуется, - повторяю я на автомате. И вздрагиваю, услышав звонок сотового.
- Да, - хватаю трубку.
- Я приехал, Николь. Стою у тебя под дверью, - совершенно спокойно заявляет Марк.
- Тебя пропустили? – охаю я.
-И пропуск выдали. Я главному врачу звонил. Мы с ней договорились.
- Обалдеть, - только и могу вымолвить.
- Можно пропить комплекс витаминов, - киваю на прощанье Никифоровым.
- Вас подвезти, Николь Николаевна? — любезно спрашивает папаша, открывая дверь и пропуская своих вперед.
А за спиной у него уже маячит Марк. Довольный и безумно красивый. Вот умеет человек на всю катушку включать харизму. Даже мне на секунду кажется, что это мой настоящий муж встречает меня с работы.
- Ты освободилась, Николь? — хмурится он, услышав приглашение Васиного папы. —Поехали домой. Бабуля просила не задерживаться к ужину.
- Привет, Сарматов, - изумленно оборачивается к Марку Никифоров. — Ты тут каким боком? - пожимая руку, смотрит недоверчиво и грозно.
Мужчины напрягаются. Сверлят друг друга недоверчивыми взглядами. Два самца.
Сейчас начнут тут рогами биться. Этого только мне не хватало. Как завороженная смотрю на мужа. А ему как с гуся вода.
- А а, привет, Серега, - кивает он, снова включая весь арсенал харизмы. — Да вот за женой заехал.
- Ты женат на Николь Николаевне? — изумленно роняет Никифоров. — Давно?
- Пять лет. Да, Никуленька? — входит в кабинет Марк и снимает с вешалки мое пальто.
- Пять лет? — обалдело переспрашивает у меня Никифоров. И я точно замечаю момент, когда Васин отец понимает, кто я такая. Нет, не доктор Николь Николаевна. А та самая Милютина. Наследница папиных миллионов. Та самая девочка, выжившая в кровавой бане.
Благодаря Марку выжившая.
- Ну конечно, - слегка усмехается он - Сарматовы.. Милютины. Как я сразу не врубился.
Каждое слово режет по живому. Заставляет плавится от боли и так обнаженные нервы.
Господи, столько лет прошло. А люди до сих пор помнят! Судачат, вспоминая самый черный день в моей жизни. И больше всего ими движет не сострадание убитым или оставшимся сиротам, а глупое чванливое любопытство, которому нет и не будет прощения.
Ненавижу наших городских зевак! Как же я их ненавижу!
- Пойдем, - как ни в чем не бывало берет меня за руку Марк. Под испепеляющим взглядом Никифорова ведет к выходу.
Тепло мужской ладони мгновенно успокаивает. И все мое внимание сосредотачивается на собственной ладошке, согретой Марком. Организм тут же
