А у нас только всё начиналось. Три часа в весёлой компании пролетят мгновенно. Попаримся, заварим травяной чай, посидим, поболтаем. Историй у каждого слушать — не переслушать.
— Плохо, что туалет на улице, — вздохнула Наталья.
— По-маленькому можно и здесь, — подмигнул Паша.
— Ну, это как сказать. В двенадцать лет я попала в зимний лагерь с отхожим местом… на природе. Терпела, терпела, потом всё равно идти пришлось. А вечером мороз ударил. Сходила, и бах, на утро чирьи по всей попе. Жуткая боль, а я — ребёнок, рядом ни мамы, ни папы. Правда догадалась в медпункт сходить. С тех пор первый вопрос в незнакомом месте, есть ли тёплый туалет.
— Не будем думать о плохом. Нам предоставили, как выразилась Катя, курятник. Будем его обживать, — хлопнул в ладоши Павел.
**
Через три часа напаренные, намытые, упившиеся чаем мы вышли из бани. Сегодня была беззвёздная ночь, но отсвет от снега и огней гостиниц не делал слишком тёмной.
— Обожаю скрип снега, — бодро топая по тропинке, сказал Паша. — Мечтал, как приеду сюда, его услышать. У нас снега практически нет, выпадет и растает. Слякоть всю зиму.
Я пожала плечами. Никогда не прислушивалась к скрипу, если честно. В Подмосковье у родителей снега было достаточно, чистить по утрам дорожку мне приходилось не раз и не два. Воодушевление от первого снега, я испытывала только в далёком детстве, катая снежные шары для снеговиков, а вот радость от скрипа под башмаками — никогда.
— Наверху самые топовые гостиницы в Сахюрте, нас обещали тут поселить, потом переиграли. Выглядят гораздо круче, чем наша, — оглядываясь на светящиеся окна, вещала Лиля. Для неё был важнее материальный мир, а не мальчишеская радость от хруста снега, которую она даже и не думала обсуждать.
— У нас снега много, — сказала Наталья, — я всегда слушаю, как он скрипит. Особенно по утрам, в тишине, когда иду на работу.
Я молчала, благоговейно прислушиваясь к своим шагам.
— А-а-а! — сумасшедший крик Лили чуть не сбил меня с ног.
Я застыла, пытаясь определить опасность. Мы встали как вкопанные, окаменев от страха. Что случилось?
— Кто там? — Павел, шагнув к жене, прижал её к себе.
Секунду мы поражённо молчали, слушая приглушенные всхлипы Лили. Непослушными пальцами я вытащила телефон, пытаясь включить фонарик.
— Я заблудилась, — раздался замогильный голос, и от летней кабинки для переодевания выступила Екатерина в капюшоне, надвинутом на глаза.
Я направила ей свет в лицо, она заслонилась рукой.
— Прекрати! — хриплый голос наждачкой резанул по моим нервам. Девчонка словно долго орала на морозе и повредила голосовые связки. — Убери фонарь, — ненависть в её взгляде, кажется, могла испепелить меня.
— Да, ладно, — я опустила руку.
С ней что-то случилось. Бесполезно спрашивать, она ни за что не расскажет. Екатерина испугала меня до дрожи, я предпочла больше не вглядываться в её лицо. Те секунды, что я смотрела на неё, едва не заорала от ужаса. У девчонки были безумные глаза, опушённые светлыми ресницами, и она снова заплела косы. Эти косы, лежащие поверх куртки, испугали меня не меньше, чем её глаза.
— Родная, успокойся, пойдём к машине. Всё нормально, — Павел поцеловал жену в кончик носа. Мужчина излучал спокойствие и уверенность.
— Чего вы испугались, девчонки? — голос мужчины постарался развеять наши иррациональные страхи. — Екатерина вернулась, вот и отлично.
Испуганная Лиля, опираясь на руку мужа, словно совершенно обессилев, двинулась вперёд.
— Сердце так и стучит, — пожаловалась она мужу.
— Впечатлительная моя, — голос Павла излучал нежность, он ещё что-то прошептал на ушко жене. Сногсшибательная? Глядя на них, на миг закружилась голова — чужое счастье соединилось с картинкой из клипа, подействовав на меня как фимиам. Хочу такое же.
Сзади, поскользнувшись, на меня налетела Екатерина, и гнетущая тяжёлая волна смыла нечаянную радость. Как же я забыла о девчонке, засмотрелась на счастливую пару. Холодный ветер ударил в лицо, из глаз потекли слёзы, я обкусывала сухие обветренные губы, шла и мучилась вопросом. Почему меня так испугали её косы?
Глава 8. Тот, кто не поехал к шаману
Наш дом смотрел темными глазницами на море, когда нас подвезли к нему. Не очень приятное зрелище, но я не чувствовала сил даже на лёгкое недовольство. Можно, конечно, написать Юле, выразить протест, потребовать новую гостиницу, и нас, возможно переселят. И всё же сегодняшний день должен закончиться на широкой семейной кровати в неге и спокойствии.
— Всё равно завтра рано вставать, — выразил общее мнение Паша. — Завалимся спать до утра и всё.
— Если и завтра будет продолжение банкета, я не согласна, — возразила капризуля Лиля, поднимаясь по лестнице. — Ни телевизора, ни фена. Как мне волосы сушить? Мы на это не подписывались. На горе у всех свет был.
Екатерина что-то злобное буркнула себе под нос. Она вошла в клинч не только со мной, Лиля её нервировала не меньше, чем я. На террасе я повернула к своей двери, открыла дверь ключом, махнула, оглянувшейся на меня Наталье.
— До завтра.
Глаза закрывались сами собой, почти ничего не видя в тёмной комнате, я скинула с себя всю одежду, вытащила свою мягкую тёплую пижаму, оделась, подлезла под одеяло и блаженно вытянулась во весь рост. Кажется, что в то же мгновение меня вырубило.
Очнулась от стука в дверь. Несколько секунд я не могла понять, где нахожусь, и откуда идёт звук. Казалось, что я нахожусь в другой реальности, и меня куда-то переместили. Так иногда бывает со мной даже в знакомых местах.
Сколько времени? Сейчас глубокая ночь или уже утро? С момента засыпания прошло несколько часов или несколько минут?
— Катя, — приглушённый голос Михаила за дверью вывел меня из ступора. — Ты спишь?
Нелепый вопрос. Конечно, сплю.
Стук повторился. Опустив ноги на холодный пол, я, чуть не сбивая углы, подошла к двери, открыла замок.
— Привет.
— Эм, — я пошатнулась, он шагнул ко мне с мороза и сразу обхватил за плечи.
Наверное, не будь я такой невменяемой со сна, могла бы оттолкнуть его хоть для видимости. Глаза не открывались, рассматривать тёмный силуэт не было необходимости.
— Прости, что разбудил.
Михаил вздохнул, уткнулся носом в мои волосы. Запах алкоголя от дыхания Михаила смешался с недавно выкуренной сигаретой, но он совсем не отталкивал меня.
— Устала?
Он не ждал ответа, прижался ещё сильнее.
— У тебя волшебные руки.
— Голова болит? — промямлила я, не в состоянии толком ещё прийти в себя.
— Болит. Обними меня, пожалуйста.
Внутри Михаила я почувствовала какую-то затаённую боль, что-то царапающее неровными краями его душу, воспоминания, разъедающие кислотой. У каждого свои травмы, я не лезла в душу, прекрасно зная, что это такое, сама годами носила ненужный хлам, училась облегчать тяжёлую ношу.
Качественно помогать себя получалось не всегда, для других создавать гармоничный фон получалось проще.
— Не могу найти ключи! Перерыла всю квартиру, мне с собаками гулять, — чуть не рыдала в трубку подруга. — Всю квартиру перерыла.
— Дай подумать. В чём ты гуляла? Посмотри в карманах.
— Ой, нашла. Я же их проверяла.
Волна согласованности, на которую я не тратила сил.
Со временем я научилась не брать на себя чужую боль, а просто открывала свой зонтик. Зонтик, к тому же, имел защитные функции, мог и меня укрыть от чьего-то радиоактивного воздействия.
Моя симпатия к мужчине сдетонировала самым неожиданным образом. Толком не проснувшись, я почувствовала пси-лучи, явившиеся с непостижимой лёгкостью.
— Катя, — Миша задохнулся от ощущений, а я повисла в его руках. Ноги ослабли, глаза закрылись, внутри меня разлилась наркотическая эйфория.
Впервые я почувствовала эту удивительную мягкость, необыкновенное блаженство. Я не излучала волны нежности, я сама стала волной, потерялась в пространстве и времени, забыла своё имя, свои желания, стала никем, в нигде. Сколько раз я приближалась к границе этого состояния, не в силах полностью погрузиться и ощутить его.
