— Так вот почему ты был таким придурком, да? — спрашивает он, дыша мне в ухо. — Все эти шныряния вокруг и сдержанное поведение? — я закрываю глаза, но всё ещё чувствую его запах, струйку пота, стекающую между моих грудей. Мне нужно вернуться и снять эти чёртовы путы. С другой стороны, если бы я не так спешила приехать сюда после школы, я бы сделала это раньше, и тогда, возможно, Спенсер бы уже что-нибудь заметил. Мне повезло.
— Оставь. Меня. В. Покое. — Мой голос превращается в рычание, и Спенсер ухмыляется, отпуская меня так внезапно, что я спотыкаюсь и оказываюсь на коленях в листве.
— Если ты был влюблён в меня, всё, что тебе нужно было сделать, это что-нибудь сказать, — добавляет он со смехом, засовывая пальцы правой руки в карман своего синего блейзера академии. — Серьёзно, Чак. У тебя не появилось друзей в этой школе, и это твоя собственная вина. Никого не волнует, гей ты или нет: нас волнует только то, что ты мудак. — Он поворачивается обратно в сторону костра и исчезает, оставляя меня с потными ладонями и колотящимся сердцем, которое я не могу объяснить.
Я вдруг начинаю скучать по Коди, по всему, что у меня есть.
— Тупица, — ворчу я, но, честно говоря, вся эта история с геями правдоподобна. Я могу просто смириться с этим. С другой стороны, одна из главных причин, по которой я хочу оставаться незамеченной, заключается в том, что я не хочу, чтобы ко мне приставали. Если я объявлю себя геем, у меня может появиться несколько поклонников. Например, представьте, что Росс начнёт ко мне приставать? Мерзость.
«Спенсер, казалось, был немного взволнован этой идеей», — думаю я, щёки вспыхнули. Хотя насколько это глупо? Если он гей, то на самом деле я бы ему вообще не понравилась, как только он узнал, не так ли? Не то чтобы я хотела, чтобы он заинтересовался. Не то чтобы меня это волновало.
Ни капельки.
Глава 9
На Хэллоуин комендантского часа нет, но это также своего рода спорный вопрос для кого-то вроде меня, у кого нет машины. В то время как большинство других студентов садятся в лимузины или модные спортивные автомобили и уезжают, я остаюсь в академии практически одна.
— Папа, пожалуйста, — умоляю я, держа его ключи в руке. — Просто позволь мне съездить в город на пару часов.
— Чтобы ты могла пойти на вечеринку и напиться? — спрашивает он, стоя на кухне с единственным фонарём в виде тыквы, светящимся в окне позади него. — Ни в коем случае. Ты здесь никого не знаешь, и у тебя нет друзей, которые могли бы пойти с тобой. — Ух ты, пап, вот это да. Я хмурюсь, но он и близко не закончил свою лекцию. — Кроме того, ты всё ещё в ссоре со Студенческим советом, и ты вела себя не совсем так, как подобает тому, кто заслуживает вечернего отдыха.
— Серьёзно? — спрашиваю я, мой рот открывается от шока. Конечно, дома папа тоже был строгим, но не таким. В прошлом году на Хэллоуин я пошла с Моникой и Коди на частную пляжную вечеринку, которую устраивала её двоюродная сестра. Да, мы напились, но худшее, что мы сделали — это нарисовали из баллончика гигантский член на спасательном знаке по дороге. Ну, и мы с Коди лежали на песке, пока не взошло солнце, и целовались. — Ты собираешься заставить меня болтаться в этом городе-призраке в полном одиночестве?
— Шарлотта, мне нужно поработать, а Хэллоуин для меня — просто ещё один день. Мне жаль, если это так много значит для тебя, но следовало думать об этом, прежде чем отказываться помогать Черчу с его проектом или подвергаться стольким задержаниям.
Я бросаю ключи на стойку и в отчаянии вскидывая руки, выхожу обратно на улицу и захлопываю за собой дверь. Сейчас я злюсь, окончательно и бесповоротно выведена из себя. Моника и Коди даже не отвечают на мои чёртовы звонки, оставляя меня гадать, что, чёрт возьми, они затевают сегодня вечером, частью чего я не смогу стать.
Красные, оранжевые и золотые листья кружатся вокруг меня, и я дрожу, поплотнее запахивая блейзер. Здесь так чертовски холодно, холодно и морозно, а в воздухе чувствуется привкус, который говорит о том, что снова пойдет снег.
Я скучаю по Калифорнии, скучаю по пляжу, по своим друзьям.
Проводя руками по лицу, я возвращаюсь в общежитие, пытаясь игнорировать возникающее у меня жуткое чувство. Сегодня Хэллоуин, так что это понятно, и фонарики из тыкв, расставленные вдоль дорожки, не очень-то помогают.
Академия полностью лишена студентов и персонала; я думаю, что единственные люди, которые находятся здесь, кроме меня и папы — это Натан, ночной сторож, и Эдди, уборщик. В буквальном смысле, вот и всё. Я единственный человек в кампусе моложе пятидесяти.
Драматично вздохнув, я возвращаюсь в общежитие, проходя мимо оранжевых и чёрных растяжек в общей зоне и хватая огромную пригоршню конфет из гигантской вазы на кофейном столике. На заднем плане играет «Monster Mash», и перед тем, как все они отправились на более зелёные пастбища, один из парней установил автомат для приготовления сухого льда.
Искусственный туман клубится вокруг моих лодыжек, когда я поднимаюсь наверх, чтобы взять книгу, телефон и ноутбук, а затем вернуться на диван в главной гостиной. По понятным причинам мне никогда не удаётся присесть здесь и насладиться потрескиванием камина или красивой старинной резьбой по дереву на каминной полке и стенах. Сегодня вечером я с таким же успехом могу воспользоваться телевизором с большим экраном, чтобы посмотреть фильмы ужасов.
Я выберу какой-нибудь обычный подростковый слэшер (прим. — Слэ́шер — поджанр фильмов ужасов, для которого характерно наличие убийцы-психопата, который преследует и изощрённо убивает одного за другим некоторое число людей, чаще всего — подростков), который начинается с того, что шестнадцатилетней девушке перерезают горло, и повсюду разбрызгивается кровь. Мой нос морщится, а губы поджимаются, но это не мешает мне пройти в маленькую кухоньку и бросить туда пакет с попкорном, который можно разогреть в микроволновой печи. В холодильнике и шкафчиках ежедневно пополняются закуски и напитки, доступные каждому. На противоположной стороне комнаты есть полки, заполненные вкусностями с этикетками, которые принадлежат другим ученикам. Взять что-то, что тебе не принадлежит, стоит недельного задержания. Я бы не стала утруждать себя, даже если бы у меня возникло искушение.
Вместо этого я радую себя примерно сотней баночек с арахисовым маслом от Reese's, попкорном и таким количеством газировки, что меня начинает тошнить. Или, может быть, это потому, что я только что видела, как на экране убивают около десяти подростков? Это гораздо страшнее, когда ты сидишь одна в большой тёмной комнате, по полу стелется туман, а за окном ухает сова.
После первого фильма я делаю перерыв, чтобы зажечь кучу оранжевых и чёрных свечей, а затем снова сажусь и начинаю сверхъестественный фестиваль ужасов с сексуальными оборотнями, которые оказываются не такими сексуальными, когда начинают есть людей.
Через пятнадцать минут электричество отключается.
— О, да ладно! — огрызаюсь я, ставя вазочку с конфетами на стол и вставая. Выглядывая из-за входной двери, всё, что я вижу — это кружащиеся листья и темнота, прерываемая несколькими мерцающими тыквами и несколькими фонарями на солнечной энергии, которые украшают дорожку. Нет ни шторма, ни причин для отключения электричества.
Я закатываю глаза и возвращаюсь в дом, используя сотовый, чтобы позвонить папе.
— Да, Чак, я знаю, что электричество отключено, — так он отвечает на телефонный звонок, и я закатываю глаза. Кажется, он чем-то крайне раздражён, но я не буду спрашивать, потому что он никогда мне не скажет. — Просто крепись, и я позвоню тебе, когда узнаю больше информации.
— Хорошо. — Я вздыхаю, и он вешает трубку.
Я закрываю и запираю дверь, хотя мне и не положено этого делать. Думаю, что, если буду сидеть здесь и кто-нибудь появится, то просто встану с дивана и открою её. Однако каким-то образом то, что не было жутким десять минут назад, теперь пугает меня до чёртиков: туманная машина, окружающая музыка Хэллоуина, доносящаяся из столовой, отсутствие других студентов.
