— он упал в кресло.
Утро понедельника, а он уже выглядел уставшим, отметила Ирка. Под глазами залегли тёмные круги, словно глубже врезались в кожу морщинки, скулы с пятницы словно стали острее, жёстче.
Ирка отчиталась о полученных звонках, напомнила о запланированных встречах.
— Ну это всё в топку. После обеда я буду занят, — он обречённо вздохнул и, не меняя интонации, ответил на звонок. — Да! — Сначала махнул Ирке, чтобы она вышла, а потом наоборот сделал жест, чтобы задержалась. — Да, я понял, милая. Конечно, скажу. — Он отложил телефон и посмотрел на Ирку исподлобья. — Это ты отправила моей жене цветы?
— Конечно. Это записано в вашем ежедневнике.
Он скосил глаза на открытый блокнот.
— На будущее себе запиши, хотя ты запомнишь. Не отправляй… Нет, никогда не отправляй моей жене тюльпаны. Ты меня поняла?
— Конечно, Борис Викторович, — как не в чём ни бывало кивнула Ирка. — Это всё?
Он снова махнул рукой.
Она развернулась и только тогда коварно улыбнулась. Нет, она не испытывала личной неприязни к женщине, на которой был женат директор «Гедеона», она и в глаза её не видела, мачеху Вадима, но всё, что Ирка услышала, не вызывало желания ей угождать, скорее наоборот.
Всё, что рассказал Вадим, и всё, что Ирка услышала от Нателлы Юрьевны.
Нателла говорила с ней по телефону, когда Ирка подошла к приоткрытой двери.
— Ольга Александровна, я всего лишь администратор, — оправдывалась та. — Если Борис Викторович даст добро, конечно, я отправлю к вам машину. Все наши адвокаты работают на личных автомобилях, служебная у нас только одна, и она сейчас занята. — Она закатила глаза. — Да, я знаю, что вы в курсе, как у нас всё утроено… Нет, что ваша машина в ремонте, он мне не сообщил… — Она села на край стола, покачала головой. — Я не вправе сообщать вам его рабочее расписание и график встреч. Я и не в курсе… Кто знает? — Она встала и пошла к окну. — Видимо, его личный секретарь… Нет, это девушка… Я помню, что вы просили. К сожалению, ни один молодой человек на собеседование не явился… Да, конечно, я передам. Да, я помню, чем вам обязана. Всего доброго!
Она положила на подоконник трубку, упёрлась лбом в стекло.
— Простите, — постучала Ирка и зашла.
— Хочешь совет? — повернулась Нателла Юрьевна. Лицо у неё было несчастное. — Беги отсюда, девочка. Сколько бы нолей ни нарисовал Воскресенский в твоей зарплате — беги. Его жена не даст тебе ни шанса. Она превратила в ад жизнь его больной жены. Она поссорила его с сыном. Она его словно приворожила, а он…
— Приворожился, — усмехнулась Ирка. — «Ну это мы ещё посмотрим, кто кого», — расправила она плечи. — В какой компании вы заказываете цветы?
— Убери это отсюда! — даже из своей комнаты Вадим слышал, как визжала его мачеха, словно ей в постель подбросили змею. — И не приноси в мою комнату эти цветы!
— Но их прислал Борис Викторович, — вяло оправдывалась домработница, втайне наверняка злорадствуя, — как я могла не принести.
— Их заказала его новая секретарша, а не Борис, — выдохнула Ольга Александровна, словно у неё больше не осталось сил спорить. — Просто убери. И не смей мне перечить.
Из окна Вадим видел, как женщина вынесла букет и бросила в мусорный бак, даже специально поднялся ради этого с кровати. Хотел пойти его достать и подсунуть этой твари в комнату, но подумал, что так поступил бы в шестнадцать лет, в двадцать шесть он просто усмехнулся и мысленно поздравил отца с новой секретаршей — ему уже нравилась эта девчонка.
Его отвлекло сообщение от его «ведьмочки», и через минуту он забыл и про цветы, и про отца, и про его жену. Снова запрыгнул под одеяло. Взял телефон.
За неделю они с ведьмой настрочили, как минимум том «Войны и мир» в переписке.
Ирка настрочила, Вадим чаще отправлял голосовые.
Она работала. А он… Чёрт, он тоже работал. Всю ночь, весь день. Да с таким вдохновением, что уже давно перестал от себя ждать. И точно не ожидал, что эта поездка перевернёт его жизнь.
Как бы пафосно это ни звучало, по ощущениям, так и было. Он засыпал с мыслями о ней, даже если она была рядом, и просыпался с улыбкой, потому что этот день снова подарит им встречу.
— Ты мне снилась, — сказал в динамик Воскресенский, сладко потянувшись.
«Ничего. Это отстирывается», — тут же ответила она.
Он засмеялся. Чёрт, это он должен её смешить. Он — заставлять смеяться. Но ей палец в рот не клади.
Пролистывая в кровати ленту новостей, он наткнулся на цитату: «Мне говорили для того, чтобы она влюбилась, я должен рассмешить её. Но каждый раз, когда она смеётся, влюбляюсь я. Бернард Шоу».
Он отправил цитату Ирке. И что ответила она? Прислала мем: «Удивляюсь, когда гости спрашивают: у вас есть туалет? О господи, нет! Мы срём в окно».
Может, противоположности и правда притягиваются?
Он обожал цитаты, умные книги, сложные фильмы, театр, драму, классику — весь этот нафталин, как говорила Нора.
— Господи, какой ты нудный! — каждый раз восклицала она, когда Вадим пытался с ней чем-нибудь поделиться. — Тебя спасает только то, что ты высокий и чертовски красивый. Не повезло бы тебе с генами, стал бы обычным умником-задротом, никому не нужным и неинтересным.
— Тогда хорошо, что мне повезло, — миролюбиво соглашался Вадим с этой сукой, которая всё в жизни измеряла только деньгами и материальным успехом.
Если выставка нашумевшая — она сходит, если на премьеру аншлаг — снизойдёт, если песня в списке хитов — послушает.
— И сколько продано экземпляров этой книги? — спросила она как-то в книжном магазине у писателя на автограф-сессии, рассматривая обложку.
— Ну, это, конечно, не библия, — ответил ей мужчина-автор, — и я, конечно, не Стивен Кинг, что однажды подписывал свои книги кровью, но разве ценность книги измеряется количеством проданных экземпляров?
— Конечно, — высокомерно отрезала Нора. — Если она в списке бестселлеров, в верхних строчках топа продаж, если её купили миллионы читателей — это хорошая книга.
— Мнение большинства всегда ошибочно, ведь большинство людей — идиоты, — процитировал
