неуместный разговор наталкивает меня на еще более тяжелые и нехорошие мысли. Я вспоминаю наш с Сергеем недавний разговор и то, что обещала рассказать родителям, а они еще и живут, как назло, недалеко от автошколы. Я думала не долго, иногда вообще не стоит себя накручивать, а лучше брать и делать, хотя бы потому что у тебя меньше возможности передумать.
Уже на пути к своему бывшему дому, набираю номер Сергея, и он будто ждал звонка, быстро отвечает:
— Ты уже все? — бодренько интересуются на том конце провода.
— Да, — перехватываю телефон другой рукой и поправляю сумку, — Знаешь, я тут вспомнила, — наверное мой тон его настораживает, потому что он как-то подозрительно затихает, ожидая продолжения, — В общем, родители живут здесь недалеко и я иду туда.
— Хочешь, я приеду и пойду с тобой? — его голос ниже, я чувствую, как он переживает, но я буду жалеть себя рядом с ним и в итоге уговорю и вовсе убраться оттуда.
— Я уже большая, — усмехаюсь, но получается как-то невесело, — Я не должна бояться…
— Я горжусь тобой, — серьезно говорит он и я невольно улыбаюсь.
Руки дрожали и подойдя уже к воротам, которые ни капли за эти годы не изменились, я едва не повернула обратно. Просто… Что я здесь забыла? Все напоминало мне о детстве и брате, такая тоска навалилась. Ворота как всегда открыты — заходи, бери, что хочешь. Во дворе тоже не замечаю никаких видимых изменений, все как обычно, и только я знаю, что в строгом порядке, нарушение которого не терпели ни мать, ни отец. Вот тут у клумбы с ирисами, например, мы однажды оставили с братом отпечатки рук на мягком бетоне и что? Родители оставили их как памятный знак? Нет. Переделывали дорожку. А вон там стоял большой орех, на крепкой ветке пониже мы соорудили качели, но ее постигла та же участь, а само дерево потом срубили, уже и не помню зачем.
В окнах никого я не увидела, но если ворота открыты, значит дома, а я, если честно, надеялась на обратное. С каждым шагом страх и желание сбежать накатывали все сильнее, но я нашла в себе силы преодолеть и длинную дорожку до самого крыльца и три ступени до входной двери.
Конечно, меня здесь не ждали и мать замерла, с недоумением глядя на меня, но быстро взяла себя в руки, и я увидела ее именно такой, какой знала всю жизнь — на лице появилась улыбка, но не такая, какой любящая мать встречала бы ребенка спустя только времени, а самодовольная и напыщенная. В ее взгляде так и читалось: “Ну я же говорила!”.
— Неужели ты наигралась в самостоятельную, — проговорила она и опустила вазу, которую держала в руках, на стол, сдвинув разложенные на столешнице цветы, — Сейчас позову отца.
Она поцокала на своих каблуках к лестнице, излучая довольство. Ни здравствуй тебе, доченька, ни как дела…
Ждать их пришлось недолго. Я успела опуститься в одно из кресел и мельком оглянуться — ничего не ёкнуло. Будто это не дом, в котором я жила с рождения. Будто он совсем чужой и никакого отношения ко мне не имеет.
Я приказала себе выдохнуть, какой смысл нервничать… Сейчас ничего не имело смысла, кроме того, как и с кем я проведу последние дни своей жизни. Если Сергей считает, что я должна разобраться с прошлым и отпустить ситуацию с родителями — хорошо, пусть будет по его.
Звук шагов оторвал меня от созерцания сочных темных бутонов роз, которые так любит мать и которыми засадила весь сад. Я перевела взгляд на родителей — а они постарели, отец точно. Уже и седина в висках, и морщины у глаз, но взгляд все тот же. Словно перед ним не дочь, а как минимум конкурент по бизнесу и сейчас будут жесткие баталии. Нервозность меня потихоньку отпускала, чего бы они мне сейчас ни сказали, я спокойно на все отреагирую и даже шум поднимать не буду.
— Елена, — начал отец с какой-то официальной ноткой в голосе, — Рад видеть, что в тебе проснулось здравомыслие.
— Сядьте, — указываю на кресла и с тайным удовольствием наблюдаю, как отец борется между желанием одернуть меня и необходимостью сохранить благожелательный настрой.
Они повинуются, но я почти кожей чувствую, что этот в какой-то степени хозяйский тон их не устраивает. Забавно. Почему я так боялась их раньше? Они же просто люди, как все. Не злобные монстры из детской страшилки. Моей страшилки. Персональной.
— Я здесь не для этого, — поправляю сумку на коленях и достаю из кармана четверть листа от врача, кладу на невысокий столик, аккуратно сдвинув бутоны в сторону, — Мне осталось от силы два месяца, плюс-минус.
Ну вот и сказала. Все. Выдох.
Отец берет справку в руки и долго ее изучает, а после передает матери, но в лице никак не меняется. Мать и то выглядит хотя бы удивленной. Тишина начинает на меня давить и раздражать, а я уже жалею, что вообще сюда пришла.
— И, — отец прочищает горло, — Ты хочешь, чтобы мы вложились в твое лечение? — спрашивает он и я просто теряюсь, да что с вами не так?
— Скажи, пап, — нарочито выделяю обращение и вот уже от благожелательного тона нет и следа, — Ты умеешь думать о чем-то кроме денег?
— Следи за своими словами, дорогая, — подает голос мать и возвращает листик на стол, — Мы все еще твои родители.
— Я здесь, потому что несмотря на то, какие вы родители, должны знать, — ну почему я отказалась от поддержки Сергея, вот будь он рядом, я бы сейчас не чувствовала себя такой подавленной, — И нет, я не собираюсь идти на малоэффективные терапии.
— Подожди, — мать замолкает, пытаясь подобрать слова, — Еще же ничего не потеряно, да? — она комкает в руках салфетку и, кажется, встревожена чем-то, — Зачем коротать это время в одиночестве, возвращайся к нам.
— Зачем? — для меня это и правда загадка, они так искусно пытались сплавить меня замуж да подальше, а теперь зовут об…
— Как зачем, глупенькая? — улыбается она и нервно поправляет прическу, — Неужели тебе не хочется напоследок ощутить себя счастливой? — поддается вперед с целью взять меня за руку, но следующая фраза заставляет меня отшатнуться, — Ванюша спрашивает про тебя каждый раз, он скучает…
— Снова Ванюша, — цежу сквозь зубы и подрываюсь с кресла, а ведь обещала себе не нервничать и не повышать тон, — До чего же вы…
— Елена, — предупреждающе проговаривает отец, поднимаясь следом за вскочившей
