Нет, ничего не получится.
Мне было трудно дышать, да и вообще я слишком устала.
– Эмберли!
Я подняла голову, но меня окутывала непроглядная тьма.
– Эмберли!
Я стукнула кулаком по столу, закашлявшись от сделанного усилия. Я больше не слышала его голоса, я тонула в клубах едкого дыма.
Тогда я принялась изо всех сил колотить по столу. Ничего.
Еще одна попытка – и тут я наткнулась на чью-то ладонь.
Крепко схватив мою руку, он поспешно поволок меня прочь.
– Ну давай же! – приговаривал он.
Казалось, эта проклятая комната никогда не кончится, и тут я стукнулась плечом о дверной косяк. Кларксон упорно тащил меня вперед, но единственное, чего мне хотелось, – это лечь на пол и уснуть вечным сном.
– Нет! Вперед! – подгонял меня Кларксон.
Мы вышли в коридор, и я увидела лежавших на полу девушек. Кто-то ловил ртом воздух, кого-то нещадно рвало.
Кларксон протащил меня мимо них еще дальше, и мы рухнули на пол, пытаясь отдышаться. Нападение, а я не сомневалась, что это было именно нападение, продолжалось не более двух-трех минут, но я словно пробежала марафон.
Я лежала на боку, в крайне неудобной позе, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Кларксон также лежал неподвижно, но я видела, как вздымается его грудь. Секунду спустя он повернулся ко мне:
– Вы в порядке?
Чтобы ответить, мне пришлось собрать всю свою волю в кулак.
– Вы спасли мне жизнь, – сказала я и, задыхаясь, добавила: – Я люблю вас.
Сотни раз я мысленно повторяла эти слова, хотя даже в страшном сне мне не могло присниться, что я произнесу их в такой ситуации. Однако на сожаления времени больше не оставалось: под крики подоспевших на помощь гвардейцев я медленно погружалась в сон.
Когда я проснулась, то почувствовала, как что-то давит мне на лицо. Оказывается, кислородная маска вроде той, что Саманта Рейл надевала во время пожара.
Повернув голову направо, я обнаружила, что лежу неподалеку от двери и стола, за которым обычно сидят медсестры, и что практически все койки больничного крыла заняты. Интересно, а сколько здесь сейчас наших девушек? И кому все-таки повезло, а кому нет?
Я попыталась сесть, чтобы лучше видеть. Это не ускользнуло от внимания Кларксона: он сразу же направился в мою сторону. Поскольку у меня не было ни головокружения, ни одышки, я с радостью сняла маску. Принц шел очень медленно, так как явно еще не успел восстановиться после газовой атаки. Примостившись на краешке моей кровати, он хрипло произнес:
– Как вы себя чувствуете?
– Как вы могли… – Я попыталась прочистить горло, мой голос показался мне чужим. – Как вы могли так поступить? Поверить не могу, что вы вернулись. Таких, как я, здесь больше двадцати. А вы у нас один.
Кларксон протестующе поднял руку:
– Эмберли, зря вы так. Вы тоже в каком-то смысле единственная и неповторимая.
Я плотно сжала губы, боясь расплакаться. Наследник трона рисковал ради меня жизнью. У меня вдруг стеснило грудь от переполнявших душу эмоций.
– Леди Эмберли, – надо мной склонился доктор Мишн, – я рад, что вы наконец очнулись.
– А как там остальные? С ними все в порядке? – спросила я.
Доктор едва заметно переглянулся с Кларксоном. Они явно что-то скрывали, но я решила не проявлять излишнего любопытства.
– Должен сказать, вам всем крупно повезло. Его высочество вытащил на свежий воздух пятерых девушек, включая вас.
– Совершенно с вами согласна. Принц Кларксон – невероятно храбрый человек. И я действительно очень везучая. – Я незаметно сжала руку принца.
– Да, – кивнул доктор Мишн. – Но, с вашего позволения, хотелось бы спросить, оправданна ли такая храбрость?
– Прошу прощения?
– Ваше высочество, – едва слышно произнес доктор, – как вы, наверное, понимаете, королю вряд ли понравится, что вы оказываете знаки внимания недостойной вас девушке. – (Боже, лучше бы он меня ударил!) – Шансы, что она родит вам наследника, более чем призрачны. А вы едва не лишились жизни, спасая ее! Я не стал докладывать королю о состоянии ее здоровья, поскольку надеялся, что, узнав правду, вы проявите милосердие и отошлете ее домой. Но если это будет продолжаться, мне придется сообщить королю.
В разговоре возникла длинная пауза. Наконец Кларксон нарушил молчание.
– Насколько я знаю, несколько девушек пожаловались на то, что вы, если можно так выразиться, лапали их во время осмотра, – ледяным тоном произнес он.
У доктора от возмущения глаза полезли на лоб.
– Что вы этим хотите…
– Кстати, кто-то из них утверждал, будто вы нашептывали ей на ухо непристойности. Впрочем, это не важно.
– Но я ни сном ни духом…
– Не имеет значения. Я принц. И мое слово закон. И если я хотя бы намекну, что вы осмелились трогать моих женщин неподобающим врачу образом, то вы живо окажетесь перед расстрельным взводом.
У меня отчаянно билось сердце. Мне хотелось остановить принца, сказать ему, что недопустимо угрожать человеку смертью. Ведь наверняка имеется способ мирно урегулировать проблему. Но я понимала: сейчас не лучшее время для споров.
Доктор Мишн нервно сглотнул, а Кларксон тем временем продолжил:
– Если вам хоть сколько-нибудь дорога ваша жизнь, не советую лезть в мою. Я понятно выразился?
– Да, ваше высочество, – поклонился доктор Мишн.
– Отлично. А теперь скажите, может ли леди Эмберли отправиться в свою комнату, чтобы отдохнуть в более комфортных условиях?
– Я немедленно распоряжусь, чтобы медсестра проверила ее анализы.
Кларксон махнул рукой, и доктор тотчас же испарился.
– Нет, ну каков наглец! Так или иначе, пора от него избавиться.
Я положила руку Кларксону на грудь:
– Нет. Пожалуйста, не причиняйте ему вреда.
Принц улыбнулся:
– Я всего-навсего собираюсь убрать доктора из дворца. Найти для него подходящее место. Многие губернаторы предпочитают иметь личного врача. С такой работой он вполне справится.
Я облегченно вздохнула. По крайней мере, никто не умрет.
– Эмберли, – прошептал принц, – а до разговора с доктором вы знали, что, скорее всего, не сможете иметь детей?
– Да, я волновалась по этому поводу. Там, где я живу, такое происходит сплошь и рядом. Но обе мои старшие сестры замужем, и у них есть дети. Поэтому я искренне надеялась, что и у меня они тоже будут.
Мой голос дрогнул, и принц остановил меня взмахом руки:
– Вам нельзя волноваться. Я еще к вам загляну. Нам надо поговорить.
А потом на глазах у всего больничного крыла он поцеловал меня в лоб. И все мои тревоги разом рассеялись. Хотя бы на время.