Я снова потряс головой и вдруг прыснул:
– Здесь-то все настоящее, но я должен признаться, что все еще не могу поверить в вашу реальность! – Я пожал плечами. – Ведь подобное не каждый день случается с обычным человеком… я имею в виду себя.
Аллан Вуд подошел ко мне почти вплотную, я был выше ростом, так что он даже закинул голову, устремив на меня взгляд карих глаз, полный добродушного лукавства. Он протянул руку и потеребил рукав своего тренчкота.
– Однако мы настоящие, – сказал он. – Вот, пощупайте! Абсолютно настоящие!
Я потрогал рукав и расплылся в улыбке. Он и правда был «абсолютно настоящий».
Несмотря на то что поначалу я решил было, что передо мной привидение, этот невысокий щуплый человек в тренчкоте с самой первой минуты стал мне симпатичен. Он очень деликатно не подал виду, что заметил мое дикое смущение. А вот к реальности Солен Авриль я все еще не мог привыкнуть, хотя она стояла в каком-нибудь метре от меня, разглядывая известную фотографию Одри Хепбёрн, на которой актриса подносит к губам длинный мундштук.
– Очень элегантно, – сказала Солен Авриль. – Что, если и мне завести такой аксессуар, как ты думаешь, chéri? – Она задумчиво вытянула губы и вдруг вздохнула: – Да что уж там, сегодня даже в барах не разрешают курить. Наш мир совершенно утратил чувство стиля, вы не находите, Ален? – Она улыбнулась мне. – Все меняется, и в основном меняется к худшему. – Она наморщила лоб; я с восхищением следил за ее выразительной мимикой. – Как хорошо, что хотя бы «Тиффани» еще есть. Меня это примиряет с действительностью.
Мы вышли в фойе, и я, бросив взгляд через стеклянную дверь на улицу, подумал об удивительной встрече, произошедшей всего какой-нибудь час тому назад и поразившей меня не меньше, чем если бы там, перед входом, приземлились инопланетяне. Вероятно, когда-нибудь я буду рассказывать внукам, что однажды ночью на улице, перед моим кинотеатром, вдруг появились Аллан Вуд и Солен Авриль.
«Аллан Вуд? – пролепетал я, когда человек в тренчкоте, стоявший перед дверью моего кинотеатра, назвал себя, и мое неопределенное чувство, что я его знаю, превратилось в уверенность. – Да это же… то есть… вот это да! Тот самый Аллан Вуд из Нью-Йорка? О, ну конечно, конечно, ваше имя мне знакомо!»
Режиссер держался скромно. «Я рад, что вы меня знать, мсье Боннар. Я замечаю, у нас одинаковое имя. А ведь это забавно, а? Можно я буду называть вас Аллан?»
«Ален», – смущенно поправил я. Аллан Вуд вроде не заметил никакой разницы. «Очень рад, Аллан», – сказал он, приветливо кивая.
«Ален, chéri, его имя Ален, а не Аллан!» – вмешалась Солен Авриль и улыбнулась мне, точно заговорщица. Звезда Голливуда, родившаяся и выросшая в Париже, не забыла тонкостей французского произношения.
«Oh, I see…[12] А-а-лэн. – Он попробовал произнести имя еще раз, теперь уже с ударением на второй слог, как полагается. – Итак, Аллэн, извините нас, пожалуйста, за вторжение. Солен меня – как это сказать? – притащила сюда. Она непременно решила показать мне „Синема парадиз“, и такая удача, мы сразу же встретили вас…»
Солен кивнула и с улыбкой подмигнула мне, я тоже кивал и улыбался, точно малость слабоумный. Да мне и впрямь было как-то трудно следить за нитью разговора.
«Я хотел бы поговорить с вами, Аллэн, о моем новом фильме», – сказал тщедушный человечек в тренчкоте.
Если не считать акцента и мелких ошибок, Аллан Вуд объяснялся по-французски на удивление бегло. Окинув взглядом старинный фасад кинотеатра, он даже присвистнул от удовольствия. Потом он дал мне визитную карточку, я сунул ее в нагрудный карман.
«Ваш красивый старый кинотеатр, наверное, понадобится мне для съемок».
«Ага», – ничего более умного мне в голову не пришло. Но зачем же Аллану Вуду моя киношка? Правда, ходила молва, что американский режиссер любит почудить, вот и очки носит круглые, в массивной роговой оправе, но чтобы его чудачества доходили до приобретения старых парижских кинотеатров с серьезным репертуаром – об этом я никогда не слыхал. Да мне в тот момент это было глубоко безразлично – я стоял, завороженный, уставившись, точно сомнамбула, на великолепную Солен Авриль, – белокурая красавица грациозно поправляла мягкую белую шаль, которая, словно легкое облако, лежала у нее на плечах, придавая облику актрисы нечто ангельское. Казалось, она парит в воздухе, не касаясь булыжной мостовой.
«Ах, все это так волнительно! – произнесла она с придыханием. – Я словно опять стала маленькой девочкой. Можно нам войти и посмотреть ваш кинотеатр, Ален? Пожалуйста!»
Глядя на меня, она положила – всего на миг – руку мне на плечо, и я почувствовал, что колени у меня сделались ватными.
«Ясное дело, – пробормотал я. – Ясное дело». Я попятился к опущенной на двери решетке. Надо сказать, что мне все это тоже казалось «очень волнительным». Даже в самых смелых мечтах мне не пригрезилось бы, что знаменитая королева экрана Солен Авриль в один прекрасный день обратится ко мне с просьбой. Это же как в кино!
Итак, я поднял упавшие ключи, и вскоре мы втроем вошли в наше маленькое фойе. И вот мы стояли в фойе, и Солен Авриль внезапно обнаружила здесь много чего давно знакомого.
– Потрясающе! Я помню это зеркало! – восклицала она. – Посмотри сюда, chéri, эта надпись: «Le rêve est réalité» – ведь она и тогда висела тут, возле кассы! Помнишь, я рассказывала тебе?
Пока Солен Авриль совершала маленькое путешествие в прошлое, Аллан Вуд, оживленно жестикулируя, посвятил меня в свой замысел.
Поначалу я все никак не мог взять в толк, чем вызван этот ночной визит и какова его цель: режиссер и актриса, похоже, были мастерами в искусстве перебивать собеседника чуть ли не на каждом слове. Слушать их было трудно, однако через некоторое время я уразумел примерно следующее. Аллан Вуд задумал снять новый фильм с Солен Авриль в главной роли.
Было уже известно название картины – «Нежные воспоминания о Париже» и, разумеется, место действия – наш город. История любви – женщина ищет потерянную любовь своей юности, когда-то вспыхнувшую в старом кинотеатре и потом еще некоторое время с ним связанную.
Вот за этим они и приехали в Париж. А на «Синема парадиз» остановили свой выбор потому, что Солен ходила сюда в детстве и теперь капризную актрису прямо-таки одолела навязчивая идея, что только в этих старых стенах она сможет сыграть свою роль действительно убедительно. Кроме того, она прожила в Америке уже десять лет и теперь предавалась сентиментальным воспоминаниям о своей жизни в столице Франции. Парижские реминисценции любимой актрисы Аллана Вуда в конечном счете и вдохновили пожилого режиссера на его последний кинопроект.
